— А…
— А те — не наши. Теперь, когда моста больше нет, я даже не знаю где… и искать не хочу. Ты права, здесь место только для наших. И ты знаешь, я все больше думаю, что Катя — когда затевала всю эту стройку — была абсолютно права. Лично мне здесь будет уютно и спокойно.
— Да… наверное мне тоже. Но хочется надеяться, что у нас еще будет время… понервничать.
Двести девяносто восьмой год отметился не только утратой Главного Энергетика страны. Оля, как и предупреждала, вышла на пенсию, а Министерство образования возглавил Велех Слонов. Вообще-то парень сделал головокружительную карьеру: закончив Пединститут в Рязани он год проработал учителем в Березниках, а затем сразу стал директором новой школы в новом же, еще строящемся городе Перми. Вообще-то должность, как тогда говорила Ярославна, «собачья»: учителей катастрофически не хватает, да еще в недостроенном городе куча бытовых проблем: с отоплением, с электричеством… Велех все проблемы решил, причем даже почти не пользуясь помощью отца (разве что две «мобильных электростанции» у него забрал). А еще он организовал на базе своей же школы и педагогический техникум.
Спустя три года техникум превратился в институт, а парень в двадцатитрехлетнем возрасте стал ректором этого института. И просидел на этой должности восемь лет. Ярославна уже тогда его охарактеризовала как «посредственного учителя математики, но талантливого администратора», и вот из-за его административных талантов уже Оля перетащила его в министерство — где он два года возглавлял отдел капитального строительства. Потому что «госпожа министр» довольно сильно структуру министерства поменяла, забрав себе в том числе и программу строительства всех образовательных учреждений. Это она проделала по совету старшей сестры, которая успела проблем с постройкой школ наесться до отвала: ведь это можно цех какой-то, жилой дом или Дворец культуры пустить с опозданием на месяц-два — что неприятно, но не критично. А вот не открыть школу первого сентября — недопустимо. И как раз летом при завершении строительства школ возникает множество авралов, требующих толпы неквалифицированных рабочих — а кто, как не объединенные в летние стройотряды старшие школьники и студенты могут закрыть «дыры» в очень временно нужной неквалифицированной рабсилы?
Вот организацией таких отрядов (а так же подготовкой для них «производственных площадей) Велех и занялся в обновленном министерстве — и делал это очень качественно. Именно он придумал — для «повышения престижа стройотрядов» — ввести специальную форму, которую и шили-то в школах на уроках труда. На тех же уроках, но в других мастерских делалась и изрядная часть школьной мебели, несложный строительный инструмент вроде носилок, деревянных лопат для мусора или веников — что заметно сокращало в том числе и затраты на постройку новых школ. Причем на своем месте «неудавшийся математик» постоянно придумывал что-то нужное и полезное, и не просто придумывал, а успешно внедрял все это в школах. Так что уже в тридцать три года стал он министром…
Понятно, что теперь ему пришлось заниматься не только (и не столько) строительством, ведь в министерстве были и отделы среднего, специального и высшего образования, «кадровый» отдел, который занимался исключительно подготовкой учителей, совершенно специализированный отдел школьного питания и отдел, занимающийся выпуском разнообразных учебных пособий. Было даже свое издательство с двумя довольно крупными типографиями и три завода, печатающих тетради — так что согласовывать работу всех этих отделов и фактически управлять всеми учебными заведениями страны было очень непросто. Особенно в условиях постоянного и острого недостатки в финансировании…
Екатерина Владимировна ему (как и всем остальным руководителям чего бы то ни было) постоянно внушала простую мысль: избытка финансирования не будет никогда. И тем более не будет, когда один работающий взрослый должен обеспечивать и пятерых детей всем необходимым. Собственно, и программа «самообеспечения» школ мебелью, школьной формой и многим другим была вызвана в том числе и тем, что «взрослые» школы этим обеспечить просто не успевали — но вот в пропорции она сильно ошибалась.
Катина «жилищная программа» сработала, в общем-то, предсказуемо: плодовитость населения повысилась. Вот только никто не мог предвидеть, насколько она повысилась — причем в основном в городах. В селах, где «улучшение жилищных условий» было, в принципе «удобной опцией» — то есть крестьяне просто могли получить бесплатно стройматериалы если хотели дом свой увеличить, никто особо и не парился, когда подросшие дети получали свое отдельное жилье, ведь чаще всего кто-то из них оставался в родительском доме и там же начинал «плодиться и размножаться». А в городах, когда выросшие дети вылетали из гнезда, уменьшившейся семье следовало переезжать в квартиру поменьше — и пролетарии боролись с этим самым естественным способом.
Лера по этому поводу постоянно подкалывала Катю-старшую:
— Если бы не природные ограничения, то бабы рожали бы лет до семидесяти без перерывов благодаря твоей жилищной программе.
— Но ведь я хотела как лучше…
— И народ хочет как лучше. Для него, народа как лучше. Хотя на самом деле это естественная жадность выползает пополам с глупостью, ведь даже старикам, хотя бы семерых детей вырастивших меньше четырешки не положено. На двоих, но они предпочитают жить в своей семикомнатной квартире по десять-двенадцать человек потому что семь-то больше четырех! Надо будет Оле сказать, что плохо у неё в школе арифметику преподают.
— Хорошо преподают.
— А почему тогда бабы по четырнадцать-шестнадцать детей рожают? У нас сейчас, если Катя-первая не врет, прирост населения составляет почти пять процентов в год. Но страшно не это, главная у нас получается беда в том, что простая русская баба лет так с восемнадцати и до сорока то беременная ходит, то в декрете сидит. То есть половина баб вообще ничего не производят, а только потребляют!
— Они детей производят, которые потом вырастут…
— И будут еще больше детей производить! Уже сейчас у нас на одного работающего шесть с половиной дармоедов!
— Не дармоедов, а иждивенцев. А на самом деле даже так считать неправильно, ведь дети в школах тоже прилично так работают…
— И что теперь, будет заставлять школьников лет с десяти работать?
Когда Катю эти подколки окончательно достали, она пошла за разъяснениями к младшей родственнице:
— Мне Лера уже подробно рассказала, что я с жильем напортачила. А у тебя есть какие-нибудь идеи как дело поправить?
— Да она всех уже достала! Хотя кое-что в ее рассуждениях и есть, но, как бабушка говорила, никто не обещал, что будет все просто. На самом деле если качественно все спланировать…
— Рождение лишних детей спланировать? Как ты себе это представляешь?
— Рождение детей в принципе тоже спланировать можно. В смысле, заранее прикинуть сколько их родится. Но я все же про производственную часть говорю. Ты не принимай Лерино брюзжание всерьез, на самом деле все далеко не так печально. Ты просто не в курсе, а ведь у нас уже почти не осталось швейных фабрик…
— Потому что на них работать некому?
— Нет, потому что работать на них очень даже есть кому, просто работают на них люди… женщины иначе. Больше девяноста процентов продукции, швейной именно фабричной продукции я имею в виду, сейчас производятся надомницами. Им привозят уже раскроенную ткань, они шьют из этого готовую одежду. Да, производительность у них ниже, чем если бы они работали в цеху, но как раз в цеху-то они работать не могут, а дома — пожалуйста. В среднем надомницы работают процентов на шестьдесят пять меньше, чем на фабриках, но ведь работают. А планирование — пришлось подумать, потрудиться, машин швейных выпустить в три раза больше. Еще, конечно, развозных грузовичков наделать, прочего всего много разного. Но, по большому счету, это еще папа всё подготовить успел, а мы лишь пользуемся всем этим.
— А много ли нам нужно этой швейной продукции?
