— Не забыл. Пойдем, зайдем на минутку в мой кабинет, я все эти списки уже подготовил, только в Госплан отослать еще не успел. Сегодня утром подготовил. Там человек шесть на Знак почета и двое — на Трудовое Красное знамя. А памятную медаль для всех причастных уже мои рабочие штампуют, как раз в ресторане и вручим.
— Хорошо, тогда я и ордена захвачу. И еще, раз уж речь зашла… Как думаешь, если передовикам производства вместе с орденами еще и автомобиль подарить?
— У нас избыток автомобилей?
— Нет, но тем ценнее будет подарок. К тому же так вышло, что вот прямо сейчас у меня есть с десяток лишних легковушек: из Ельца с автозавода первые десять штук прислали.
— Там же только моторный завод, или я настолько отстал от жизни?
— Саша туда передал производство жигулевского мотора, а остальное — самостоятельность местных инженеров и рабочих. Автомобильный цех пока небольшой, они сообщают, что к весне в сутки будет как раз десяток машин и делаться — но они, мне кажется, всяко лишними не будут?
— Заинтриговала. Машины можно глянуть?
— Что-то вроде «Октавии» Михалыча по внешнему виду. То есть снаружи попроще, а внутри побогаче: там же второй по величине кожевенный завод, а все, что не из кожи, они вырезали на демонстрационных машинах из махагони и самшита, инкрустированных перламутром и обрамленных серебром. Ну, сам увидишь… кстати, с машинами они прислали список нужного, чтобы выпуск увеличить до полусотни автомобилей в сутки, а у тебя, гляжу, экспериментальный цех освободился. Посмотришь?
— Вот ведь зануду воспитал! Ладно, гляну — но до Нового года ничего делать не буду. В смысле, с елецкими хотелками…
Глава 11
На пятидесятую годовщину в Школе собрались все, кто очутился там полвека назад. Вот только уже восемнадцать из них собрались в Парке Мнемозины. Последней там обосновалась Валя Ветчинкина — ранней весной двести восемьдесят четвертого года. Как сказала на ее похоронах Женя Сорокина, успев увидеть осуществленную мечту всей жизни…
— Ну раз мы тут собрались по поводу странного нашего юбилея, предлагаю начать с торжественной части и озвучить наши достижения, — с нескрываемым ехидством обратилась к собравшимся Лиза. — Ну, собственно с самых важных я и начну. Чай у нас бергамотовый в достатке, кому здоровье позволяет, могут и кофейком побаловаться… опять же какао имеется и для особо желающих шоколад, что еще из важного-то?
— Ну если про достижения, то уж лучше я, — перебила старую подругу Лера. — Полвека назад нас тут было шестьдесят четыре человека, включая Оленьку с Никитой, а сейчас, если мне не наврала Катя-Первая, нас — и я подчеркиваю, именно нас — уже семь с половиной миллионов. Правда пять с половиной из них — это всего лишь дети. Но это значит, что через каких-нибудь пятнадцать лет у нас будет семь миллионов вполне взрослых людей. А к семидесятипятилетнему юбилею…
— Лера, остановись, мне уже страшно, — рассмеялась Катя, — ведь семь миллионов взрослых — это двадцать пять миллионов детишек. А мне и двух десятка внуков за глаза…
— Мне не страшно, у меня внуков уже больше тридцати. То есть мне сейчас не страшно, а вот когда они приедут в гости на летние каникулы…
— Вов, а ты чего молчишь? У тебя-то внуков уже больше шестидесяти, так?
— Ну не мне с Лерой тягаться, у нее правнуков больше чем у меня. А если интересно, то я перед нашей встречей специально подсчитал: детей у нас чуть больше двухсот пятидесяти, внуков чуть меньше полутора тысяч, правнуков… они только начинаются, да и вообще это неважно. Важно то, что наши дети и внуки успели сделать — а сделать они успели реально дофига. Не сами, конечно, а как раз с помощью десятков и сотен тысяч тех детей, кто выучился в наших школах…
— Да, натворили они изрядно… — усмехнулась Лиза. — Кстати, хотела спросить, да случая не было: ты спутник с Экватора двенадцатого апреля специально запустил или так случайно вышло?
— Не случайно. То есть запустился-то он именно случайно, по прикидкам вероятность того что получится, была процентов двадцать, не больше. Но дату я лично назначил, и больше скажу: если бы не получилось, следующий бы мы запускали через год.
— Наверное это ты правильно сделал… мы вообще, мне кажется, всё правильно делали. Зато теперь мы все можем быть спокойны и за детей, и за внуков, и за пра-пра-правнуков. Независимо от того, где они теперь живут.
— Ты уверена? Ведь пока это мы всем управляли, то есть старались управлять в меру своего понимания жизни. А знаем ли мы, какое у них это самое понимание? Не наворочают ли они дел? Ведь они-то нашу историю не знают, — тихо спросила Лера.
— Я тебе такую историю расскажу, — в разговор вмешалась Брунн. — Когда в молодости я в Канаду на охоту с отцом ездила, увидела в одном городишке тамошних лесорубов забавное соревнование по переноске бревна. Сначала по два мужика бревно на сотню ярдов несут, и бревно они несут неторопливо: мужики силы экономят и для них главное — бревно не уронить. На следующем этапе эстафеты эти же бревна несут по четыре женщины. Им тоже нелегко, но они несут его заметно быстрее — потому что для них главное эту тяжесть с плеч сбросить. А на последнем этапе бревно подхватывают детишки, с десяток или чуть больше — и вот детишки с бревном бегут! Им плевать на то, что бревно тяжелое, для них главное — прибежать первыми. У детей уже цели другие… но бревно короткое, а детей много — и, чтобы победить, нужно бежать в ногу. А дети-то разные, у кого шаг шире, у кого меньше — так что побеждают как раз та команда, в которой длинноногие дети думают о возможностях своих коротконогих партнеров и грамотно под них подстраиваются. И в том соревновании, которое я застала, победила команда, в которой ребята самого мелкого посадили на бревно верхом. Да, им было тяжелее, чем всем остальным, но они продумали тактику, взвесили свои силы и возможности — и победили. Потому что они оказались не самые сильные, а самые умные.
— А мы все как раз успели сделать главное: научили наших детей и внуков думать. Цели на два поколения вперед тоже расписали. А уж дальше они сами все, что нужно сделают, — добавил Вова, — и сделают правильно.
— Причем так правильно сделают, что нам и не снилось, — снова улыбнулась Лиза. — Вов, вот ты мне объясни, а то я, баба необразованная, понять не могу: Валя запустила реактор на двести мегаватт, а электростанция там электричества выдает двести десять. Это что за чудо такое?
— Никакого чуда, просто в Челябинске уголь совсем паршивый, для металлургии не годится.
— Ну ты мне прям все объяснил!
— Там газовый завод выстроили, до Озерска трубопровод проложили. И пар из атомного котла, который холодный… ну, относительно холодный и турбины крутить плохо умеет, дополнительно перегревают уже в газовых котлах. Атомный котел берет на себя очень энергоемкое парообразование, на подогрев пара в два с половиной раза энергии тратится меньше чем на получение пара для тепловой станции — и чистый КПД электростанции вырастает почти вдвое по сравнению с двумя отдельными станциями. Там еще на отопление всего города тепла хватает.
— Вот теперь поняла. А почему нужно газ из угля делать, разве угольный котел не выгоднее?
— А газовый завод вообще не для этого строился, и трубу в другую сторону сначала тянуть хотели. Там же Магнитка недалеко, а раз с хорошим углем проблемы, то решили на заводе заняться прямым восстановлением железа. Первую печь уже летом запустят… хотя там тогда снова электричества хватать не будет, железо-то в электропечах переплавлять надо.
— На одну печь электричества хватит, — ответила ему старшая дочь, — а осенью будут уже второй реактор запускать.
— Ну, теперь я наглядно представила себе, что мы тут натворили, — подвела итог «техническим разговорам» Лиза. — Приняли страну даже не с сохой, а с палкой-ковырялкой, а оставляем со спутниками и ядерными реакторами.
— С палкой-копалкой, — уточнила Лера. — А если взять Рим…
— Рим мы брать не будем, — нарочито сурово возразил Коля. — Пусть Рим наши внуки берут, ну, если он им зачем-то понадобится. Мне и Византия с Афинами хватило. Кстати, тетя Лера, а зачем ты купила Византий?
