Боюсь, что сегодня ни один правитель не скажет такое ни об одном поэте. И наоборот. Потому что у нас же ценят поэтов порою не за стихи. Иные из них играли с властью, строили свою карьеру. А Гамзатов сам был властью».

Сегодня традиции отечественной школы перевода во многом утрачены. Она разделила судьбу самой поэзии, которая уже не так востребована, как в прежние годы. Ситуация печальна настолько, что явись где-то на просторах России новый яркий поэт, пишущий на родном языке, он может так и остаться поэтом, известным только своим землякам. Немало найдётся произведений знаменитых национальных поэтов, которые так и не переведены на русский, а следовательно, и на другие языки.

На склоне лет Расул Гамзатов сетовал, что не знает даже, что нового написали его друзья Мустай Карим, Давид Кугультинов, Кайсын Кулиев, Алим Кешоков.

Впрочем, ситуация с русской современной поэзией ненамного лучше. Даже юные влюблённые теперь редко пишут стихи своим избранницам.

Уже говорилось о подстрочниках, с которыми имеют дело переводчики, как «промежуточном» этапе между оригиналом и переведённым на русский язык стихотворением. Вместе с тем и сами подстрочники могут представлять литературную ценность. Расулу Гамзатову не раз предлагали издать книгу подстрочников. Было бы очень интересно сравнить подстрочник с окончательным вариантом стихотворения.

Книга подстрочников не вышла, но отдельные публикации подстрочников были. «В подстрочнике было напечатано стихотворение “Моей внучке Шахри”, — рассказывал Расул Гамзатов в беседе с Гаджикурбаном Расуловым. — Восемь переводчиков, каждый по-своему, перевели это стихотворение. Но мне говорили, что подстрочник — лучше. Когда я вижу плохой перевод, то возникает желание напечатать подстрочник».

Непросто передать национальную красоту поэзии Гамзатова средствами другого языка, имеющего другую образную традицию. К тому же в аварском языке нет рифм, как в русском, зато есть внутренний ритм. Силлабика — система стихосложения — совсем другая, а это уже разница не только в форме или размере.

Примерный набросок подстрочного перевода известного стихотворения:

Последние строки можно перевести и в другом смысле:

Яков Козловский перевёл это так:

Перевод не абсолютно точный по значению слов, они могут быть многовариантны, зато очень верно и вдохновенно переданы идея, образ, смысл произведения. Возможно, подстрочник воспринимается на русском не столь литературно, однако на аварском языке это стихотворение звучит замечательно.

Переводил и сам Расул Гамзатов, следуя и в этом традиции отца. В 1937 году, к столетию Александра Сергеевича Пушкина, в Дагестане объявили конкурс на лучший перевод стихотворения Пушкина «Деревня» на национальные языки.

«Сорок поэтов перевели это стихотворение на аварский язык, — писал Расул Гамзатов. — Большинство из них знало русский. Но всё же первую премию получил Гамзат Цадаса, не владевший в то время русским языком. Надо, чтобы переводчик тоже был поэтом, писателем, художником. Надо, чтобы он чувствовал себя сыном своего народа, как я чувствую себя сыном своего».

Пушкин, Блок, Лермонтов, Шевченко, Есенин, Маяковский и многие ещё поэты в переводах Расула Гамзатова стали почётными кунаками аварской поэзии.

Стихотворение Лермонтова «Смерть Поэта» на аварском языке стало первой переводческой публикацией восемнадцатилетнего Расула Гамзатова. Возможно, в судьбе Пушкина ему виделась и судьба аварского певца любви Махмуда.

«И по сей день занимаюсь переводом, — писал Гамзатов. — Перевёл много, классику в основном. Есенин, который близок мне, который подарил мне Россию, Русь, никак не поддаётся, не звучат, как хотелось, пока на моём аварском его стихи. А Маяковский, очень далёкий от аварского стиха — пошёл. Некрасова я сейчас перевёл, нашёл ключ к нему, наконец. К каждому приходится подбирать особый ключ, потому что каждый замок со своим секретом, и чужеземцу непросто войти в этот дорогой ему, прекрасный, но не свой дом.

Перевод — необходимая, ничем не заменимая учёба, целая специальная школа. Чтение читателя и чтение переводчика — разное чтение. Я чуть ли не наизусть знаю пушкинскую “Полтаву”, читал её бессчётно, а сел переводить — другое чтение: со справочниками, энциклопедиями, исторической литературой».

Порой он читал в русских аудиториях свои переводы на аварском, а затем только сообщал удивлённой публике, что читал Пушкина или Маяковского. Читал свои переводы и аварцам, чтобы проверить себя, чтобы понять, находят ли стихи русских классиков отклик в сердцах земляков. Горцы чувствовали хорошую поэзию, но могли и поправить переводчика.

«Как-то в ауле я читал старикам — горцам поэму Пушкина в своём переводе, — вспоминал Гамзатов в беседе с Далгатом Ахмедхановым. — Они, конечно, не знали русского языка. Иногда старики меня останавливали: “Нет, у Пушкина не так, ты, наверное, не так перевёл”. Проверяю — действительно не так. Всем сердцем чувствуют поэзию Пушкина горцы Дагестана...»

В 1964 году вышел двухтомник избранных произведений Расула Гамзатова (Стихотворения и поэмы 1943— 1963 годов). Солидное издание, подтверждавшее популярность и значимость поэта.

Предисловие к двухтомнику написал Самуил Маршак, что тоже говорило о многом. Оно было озаглавлено «Набирающий высоту», хотя многим казалось, что Гамзатов уже набрал такую высоту, что выше уже не взлететь. Литературный патриарх смотрел на дело иначе, он верил, что достигнутое — далеко не предел для Расула Гамзатова, и жизнь доказала, что Маршак был провидцем.

«Горец, сын малочисленного аварского народа, он сумел раздвинуть в своей поэзии национальные, территориальные границы и стать известным далеко за пределами родного края, — писал Маршак. — А может быть, он потому и заслужил высокое право считаться одним из видных советских поэтов, что сохранил горское своеобразие, кровную связь с бытом и судьбой своего народа.