О многом, что было сделано из уважения к Гамзатову, из любви к его поэзии, они сам не знал. Лишь иногда выяснялось, что кого-то в Москве задержала милиция, а потом отпустила, когда провинившийся сказал, что он — племянник самого Расула Гамзатова. Некоторые даже получали квартиры, назвавшись родственниками поэта и подарив его книгу. Когда не удавалось получить для такой книги автограф, ставили их сами, как умели. Таких историй известно множество, ещё больше остались неизвестными. Гамзатов и не подозревал, что у него так много «племянников», но и не сердился. Только однажды, когда оказалось, что «Гамзатов» позвонил куда-то и что-то серьёзное уладил, воззвал: «Оставьте мне хоть голос!»

Известный спортсмен Магомед Юсупов не переставал удивляться масштабу его личности. «Все грани стирались, когда речь заходила о Расуле Гамзатове, — говорил он. — Его поэзия возвышала человека, а книги с его автографами творили чудеса. Даже “заочная” встреча с живым классиком становилась для людей значительным событием, уроком жизни и человечности».

Способность большого поэта перевести любой разговор в осмысленное русло, умение облечь высокие истины в привлекательную, порой окрашенную мягким юмором, форму, которой открывалось сердце собеседника, делая его добрым, одухотворённым, просветлённым, — всё это свидетельствовало, что Расул Гамзатов — явление особого порядка, а дар его, щедрый и безбрежный, делает этот мир лучше.

Когда Юсупов осторожно попросил разрешения сфотографироваться с Гамзатовым, тот, со свойственным ему юмором, ответил: «Конечно! У меня тоже нет с тобой ни одной фотографии».

«Ко мне, как к депутату, приходят люди: “Помогите попасть к тому-то и к тому-то”, — рассказывал Гамзатов Феликсу Медведеву. — Мне уже кажется, что к министру простому человеку попасть невозможно. Тысячи людей ищут правду. Тысячи людей стоят в очередях канцелярий, пребывая в бесконечных ненужных командировках, отпусках за свой счёт. Сама наша борьба с бюрократизмом превращается подчас в говорильню. По-прежнему много различных бумаг, много пустых решений! Каждый день какие-то инициативы появляются. Но надо же старые доводить до ума, не забывать о них. Чувствую, заседаний стало больше, во всяком случае, в наших писательских организациях. И многие нерезультативны. Ибо на них занудство и тоска».

А люди всё шли и шли, и возможность помочь им становилась для Гамзатова спасением от тягостной раздвоенности между творчеством и государственными делами.

Когда умирал от рака Георгий Арутюнянц — один из героев-краснодонцев, он попросил книгу Расула Гамзатова. «Отважный человек, подполковник и военный учёный, преподаватель академии, обладатель огромной домашней библиотеки, он был приговорён судьбой к одиночеству в госпитальной палате, — вспоминал писатель Валентин Осипов, бывший в ту пору главным редактором издательства «Молодая гвардия». — В одно из посещений неожиданно слышу: “Ты, говорят, только что издал Гамзатова. Мне плохо здесь без поэзии. Очень...” Я поспешил не в издательство на склад, а к Гамзатову. Он тут же откликнулся, и на книге появился дарственный автограф: необычайно тёплый и поддерживающий. Жора взял в руки книгу, прочитал себе посвящение и — истинно так — скупая мужская слеза скатилась по щеке».

В феврале 1965 года Расул Гамзатов посетил Японию как участник Всемирного конгресса «За запрещение ядерного и водородного оружия».

В Хиросиме звучал колокол мира. Его печальный набат напоминал человечеству об атомном кошмаре, который уничтожил город и его жителей. От множества людей не осталось и пепла, лишь тени на опалённых стенах и ступеньках. Оплавленные детские велосипеды без детей, часы без тех, кто их носил, замершие в 8 часов 15 минут. От древнего города осталось лишь несколько развалин.

С той трагической даты прошло 20 лет, но люди продолжали умирать от лучевой болезни, которая обнаруживалась даже у недавно родившихся младенцев.

Были шествия, конференции, возложение венков к мемориалу погибших. На одной из фотографий Гамзатов снят во время демонстрации защитников мира. С цветочной гирляндой на шее он несёт транспарант с надписью «USSR».

«Хиросима — горе всего человечества, это не далёкая чужая беда. Увидев этот город, я позабыл всё, что видел, — писал Расул Гамзатов. — Увидев его, я вспомнил всё, что пережил. Я думаю о погибших отцах, о братьях, павших на полях сражений, о тех, кто лежит под каменными плитами кладбища моего аула, моего города. Вспоминаю памятники трагедий Освенцима, Лидице... Мне рассказывали в Японии, что миллионы людей уехали далеко от Хиросимы, чтобы избавиться от страшных воспоминаний. Но Хиросима, где бы люди ни жили, смотрит на мир. Хиросима видна отовсюду... На одной из площадей Хиросимы, на маленькой возвышенности, стоит колокол мира. Я бил в этот колокол. Его звон до сих пор раздаётся в моих ушах, и я слышу: “Пусть никогда не повторится Хиросима!”».

В стихотворении Гамзатова «Колокол Хиросимы» Вергилием в этом аду становится «сошедший с пьедестала проводник» — японская девочка Садако Сасаки. Ей было всего два года, когда над городом взорвалась атомная бомба, прозванная американскими пилотами «Малыш».

Садако чудом удалось выжить, но через десять лет её настигла лейкемия. Радиационная болезнь была неизлечима, но девочка боролась за жизнь, складывая бумажных журавликов — оригами. Считалось, что если сделать тысячу таких журавликов, исполнится любое желание. Садако успела сложить больше шестисот. Остальных сложили её друзья, её похоронили с тысячей журавликов.

В память о Садако, обо всех детях — жертвах варварской бомбардировки в Мемориальном парке мира в Хиросиме был установлен памятник. Девочка с бумажным журавликом в руках и надписью на постаменте: «Это наш плач. Это наша молитва. Мир во всём мире»,

Врач из хиросимского госпиталя рассказал Гамзатову:

«В тот августовский день, как обычно, мне нужно было ехать на работу в Хиросиму. Я стоял в очереди на остановке автобуса, далеко от города. Но когда я собирался войти, встретил знакомую женщину и уступил ей своё место. Через несколько минут над Хиросимой взметнулось пламя, столбы дыма и пыли. Над городом повис зловещий гриб. Потом пошёл голубой дождь, и ничего не было видно.