С.З.: Блата не было?
А.Б.: Нет, не в этом дело. Книжный художник как режиссер – нужен опыт либо твой личный, либо семейный. Здесь дело не в кумовстве и не в блате, а в том, что у тебя должен быть какой-то бэкграунд, ты должен быть глубже в тех же книгах. Я бы возрастной ценз ставил чуть-чуть повыше, в семнадцать лет человек не может стать художником книги. Это сродни режиссуре, то есть довольно ответственная вещь. Так что все было правильно. И я поступил в Школу-студию МХАТ на постановочный факультет, там были связи. По окончании Валерий Яковлевич Левенталь взял меня ассистентом в Большой театр. Мы с ним были очень разные, не очень стыковались творчески: я больше любил Давида Боровского, других художников. Но он научил меня работать по двадцать пять часов в сутки. Мы буквально ночевали в театральных мастерских. Помню, иду по улице после очередной бессонной ночи, меня кто-то хватает за руку, что-то мне пишет на руке, а я так спросонок прошел еще метров пятьдесят, вернулся, говорю: «А что вы мне поставили?» – «Это ваш номер на норковое манто». Я пришел домой и говорю: «Мама, вот видишь номер…» А она отвечает: «Ну что мне, с твоей рукой идти… и зачем мне норковое манто?» Мы работали очень много. Время Издателей с большой буквы
С.З.: Вы работали в Большом театре, Театре на Таганке, в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. А как пришли в книги?
А.Б.: Когда я закончил Школу-студию МХАТ, меня привели к Владимиру Васильевичу Медведеву, главному художнику издательства «Советский писатель» – человеку властному и очень красивому. Там же работал художник и писатель Владимир Сорокин. Все художественное оформление в «Советском писателе» делилось на четыре категории: низшей считалась поэзия народов СССР, дальше шла проза народов СССР, потом русская поэзия и наверху иерархии находилась русская проза. Володя Сорокин занимался русской прозой, а я – самой «отстойной» поэзией народов СССР. Оформлял книги якутских, кабардинских, казахских поэтов… Но за одну книжку, где ты делаешь несколько заставок, обложку, выклеиваешь все по буквочкам, я получал 300 рублей, по нынешним деньгам это очень много. Это занимало у меня две-три недели, а потом я мог отдыхать. Одновременно работал в Библиотеке иностранной литературы, делал выставки. У меня был план: одна выставка в неделю, то есть около шестидесяти выставок в год. Оформление выставок – тяжелая работа, я зарабатывал 135 рублей «грязными», а тут 300 рублей за книжку.
С.З.: Вы стали лауреатом Всесоюзного конкурса художников книги в 1991 году за оформление детской книги Спайка Миллигана «Чашка по-английски».
А.Б.: Да, за эту книгу я получил «Книгу года СССР», последнюю, так как в том же году СССР не стало. Первое издание вышло тиражом 500 000 в 1989 году, второе – 800 000. Мой гонорар составил 5700 рублей. Когда я подписывал договор, на эти деньги можно было купить машину, а когда получил их наличными – чуть-чуть добавил и смог купить холодильник «Бирюса»…
Если эту книжку разложить, то получится тридцать или сорок метров единой картинки (я считал). То есть каждая страница, если ты ее переворачиваешь, перетекает в следующую, ее можно сделать как книжку-раскладку на тридцать метров.
С.З.: Сегодня уже мало кто рисует от руки, сейчас в основном все книжные дизайнеры работают на компьютере.
А.Б.: Когда я первый раз приехал в Америку, ко мне в дизайн-бюро подошла одна женщина и тихо сказала по-английски: «Вы знаете, я ведь тоже умею рисовать руками, только вы никому не говорите об этом». То есть там все было чуть-чуть раньше, но сейчас ручное рисование абсолютно не ценится и у нас. В итоге и я перешел на компьютер, и руками почти перестал рисовать. В семье рисует моя жена. Недавно вышла книжка Андрея Усачева «12 сов»: моя жена Юлия Гукова делала рисунки, а я – дизайн. Мы создали несколько книг сообща.
С.З.: Вы начинали как художник детской книги?
А.Б.: Да, и параллельно делал в «Советском писателе» книжки поэтов народов СССР. Потом оформил книгу моего друга и учителя Константина Кедрова «Поэтический космос», сотрудничал с парижским альманахом «Мулета», оформил три выпуска, первые до меня делал Алексей Хвостенко. Когда появилось замечательное издательство «Гнозис», я стал делать книжки для них. Я всегда стремился оформлять книжки, которые хотел читать. Там появились мои первые обложки, где я обрабатывал свои рисунки на компьютере. Это уже 1992–93 годы.
С.З.: Наибольшую известность вам принесло сотрудничество с издательством «Ad Marginem».
А.Б.: Через «Гнозис» я познакомился с Сашей Ивановым – моим любимым издателем. У нас с ним достаточно сложные отношения, как со всеми любимыми. Для «Ad Marginem» оформлял книги до 2000-х, потом наши дороги разошлись. Это был расцвет полиграфии: появились недоступные в СССР материалы, всякие французские бумаги… Начались поездки во Франкфурт, хотя и за свой счет… Появлялись новые возможности, мы открывали новые имена. Например, Володю Сорокина все ведь сначала воспринимали как художника-концептуалиста, который при этом еще что-то пишет. Вдруг Саша Иванов ему говорит: «Володя, ты же писатель, которого можно издавать большими тиражами!» Конечно, Сорокин сам себя открыл, стал самым крупным русским писателем нашего времени, но во многом это было интенцией издателя и вообще время Издателей с большой буквы.
Георгий Гупало: Это был период расцвета небольших издательств, небольших книжных магазинов.
А.Б.: Да, было несколько десятков небольших издательств: Ольги Морозовой («Издательство “Независимая газета”»), Сережи Кудрявцева («Гилея»), «Текст», «Иностранка», «Книжники» – это где я работал. Тот же «Симпозиум», который отделился от «Северо-Запада». Многие вышли из «Северо-Запада», самого плодовитого в начале 1990-х. Это были золотые годы, когда труд и талант превращались в деньги. Даже деньги не интересовали, деньги были просто хлебом. Я не помню, чтобы кто-то их копил, есть-то было особенно нечего, разнообразия продуктов не было, все уходило на проживание и дальнейшую работу.
Книгоиздание, книготорговля – созидание нового, и это всегда риск
С.З.: Главное, была свобода для творчества, ты художник, и ты делаешь книгу целостно – от шрифта, оформления до обложки. Я не понимаю, честно говоря, когда сейчас художник делает только обложку.
А.Б.: Я просто отказываюсь от таких заказов. Только для «Альпины» делаю обложки без макета, но за ними хотя бы можно не следить, потому что у них прекрасный главный художник Юрий Буга. В том же Corpus, «Фантоме», «Книжниках» приходится каждую книгу макетировать или отслеживать верстку по собственному макету. Большинство издателей и книготорговцев 1990-х годов пришли из других профессий, но они любили книги! Александр Гантман, основатель и директор «Б.С.Г.-ПРЕСС», Яков Хелемский, основатель и директор «АСТ», – они все были книжными торговцами, но они дико любили книги.
Беседа Андрея Бондаренко со Светланой Зориной и Георгием Гупало, июнь 2021 года
Сейчас для книготорговцев обязательно надо, чтобы каждая книжка приписывалась к какой-то серии. Есть прайс, в нем написан автор, который никому не известен, название, которое ничего не говорит, и дальше – название серии, отсылающее к предыдущей книжке. То есть продавец может привязывать новую книжку к предыдущей, не интересуясь ничем новым, не создавая ни настоящего, ни будущего продукта. Но книгоиздание, книготорговля – созидание нового, и это всегда риск. Вот Александр Иосифович Гантман вкладывал в книжки, в «Иностранку» свои деньги, рискуя и не понимая, будет это продаваться или нет.
