Пандемия, кризис безусловно обострили и без того серьезные внутриотраслевые проблемы. Как вы думаете, что сегодня самое ключевое для книжной отрасли, на что стоит обратить внимание прежде всего?
Мы очень сильно зависим от общей ситуации в стране, это психологически давит. Я считаю, что сейчас самое главное – это стабильность и улучшение экономической ситуации. Будут люди стабильно получать зарплату – начнут покупать книги, и у государства тоже будут свободные деньги, которые можно будет направить на социальные проекты, социальную рекламу, поддержку чтения, госзакупки в библиотеки. Это очень важно. И государство тоже надо подталкивать, чтобы оно слышало книжников и понимало. Но об этом сложно сейчас говорить, ведь мы даже сами не можем определиться: где мы, что мы? Например, в связи с двадцатилетием Российского книжного союза мы подаем заявки на награждения за заслуги в области культуры, и в том числе обратились в Министерство культуры. Но здесь на наше обращение в резкой форме за подписью начальника какого-то департамента было сказано: «Что вы сюда суетесь, вы вообще никто, идите в свою цифру». Я понимаю, что есть межведомственные вещи, и, наверное, наши руководители хотели выиграть в тактике – вроде бы Министерство цифрового развития более богатое, можно было сохранить определенную самостоятельность, подобную прежнему статусу Агентства… Но ведь можно было и с Министерством культуры сохранить отношения. А то, что получилось сейчас – какая-то непонятная ситуация. Да, у книжной отрасли есть лидеры с определенным авторитетом, но нет системы управления, и это очень плохо. Это сильно меня пугает. Нельзя быть без пригляда, если мы говорим о роли государства, говорим о том, что государство нас отстаивает в лице Григорьева, Иванова, Петрова (неважно), то должна быть четкая система. У меня многие люди работают в издательстве более двадцати пяти лет, получают льготы. Допустим, редактор. Чтобы подать заявку на присвоение звания «ветеран труда» сегодня он должен быть заслуженным работником или мастером связи. Какое отношение это имеет к книге? Это же нонсенс, перевернуто с ног на голову! У нас нет профессии писателя! Есть заслуженный ветеринарный врач, заслуженный пожарный, а заслуженного писателя нет.
В декабре 2020 года была образована Ассоциация союзов писателей и издателей России, есть надежда, что изменится ситуация?
Есть надежда, но всё дело в том, что первоначально предполагалось создать её на базе Российского книжного союза как исполнительного органа, с командой, подготовкой. Но кому-то это не понравилось, всё переиграли, перевернули с ног на голову. В итоге последние полгода вроде какие-то гранты должны быть, финансирование, но пока ничего нет. Очень сложная ситуация. Нужны глобальные вещи. Писатель должен иметь социальную защищенность, какие-то льготы, должна быть просто элементарная профессия в трудовой книжке, иначе нужно оформляться самозанятым или ИП создавать. Это целая проблема. Если говорить о других, то конечно, если бы издательский рынок был более консолидированным и объединенным, мы некоторые вещи могли бы просто регулировать, могли бы ставить какие-то зарвавшиеся торговые сети на место. Ввести рекомендованную розничную цену на книги – одна из важных проблем. Когда мы летели в Питер, я с Олегом Евгеньевичем Новиковым долго об этом говорил, он меня полностью поддерживает. Я думаю, надо начинать постепенно переходить к этому. Да, на каком-то этапе мы потеряем оборот. Но я не очень верю в читателя, который, условно говоря, предпочтет покупку со скидкой 5 %.
Ладно бы 5 %, но в интернет-магазинах 25–30 % скидка. Это просто рушит рынок. Наши зарубежные коллеги говорят, что нулевой НДС и рекомендованная розничная цена – это основа стабильности книжного рынка, это подушка безопасности, на которой мы можем расти и развиваться. И для «Вече» тридцать лет – это конечно, много, но что дальше? Каким вы видите издательство через десять, двадцать, тридцать лет?
Жизнь до такой степени быстротечна, что иногда круглым датам и не радуешься. Приехав в Москву по линии ЦК комсомола, я поселился в квартирке с двумя своими ровесниками. Один из них умер восемь лет назад, второй – в прошлом году, плюс пандемия… Невольно задумываешься над этой ситуацией. Конечно, есть команда. Но мой первый зам, которой я готов был передать управление, перешла на работу в Правительство Москвы. И я очень рад за неё. А нас с Сергеем Николаевичем видимо судьба испытывает и в ближайшее время мы не бросим издательство, будем заниматься. Это, знаете, счастье белки в колесе – ты крутишься, крутишься… Мы же начинали с нуля. Помню, я ночами разбирал накладные, считал товарооборот, потому что тридцать лет назад у нас не было людей и компьютеров, а жена любит напоминать мне, что дочку воспитала полоска света. Конечно, семья для меня на первом месте, на втором – «Вече», на третьем – РКС и только на четвертом месте – охота, лично для себя. «Вече» и книжный бизнес, конечно, для меня это образ жизни. Я не хочу далеко замахиваться, следующего тридцатилетия издательства для меня не может быть. Тем не менее, есть ответственность, есть авторы, которые тебе поверили, есть читатели. Надо работать. Нельзя просто бросить всё и уйти. Кстати, к юбилею мы хотим сделать книжку, которая называется «Сто великих мгновений». Это будут авторы, события, партнеры…
Охота – искусство созидающее
Леонид Леонидович, вы страстный охотник. А когда состоялась ваша первая охота?
Шесть лет мне было. Я родился в Сибири, в деревне. Мне легче было стать охотником, чем не стать им. С другом мы утащили у дяди ружье. У нас один патрон был 32-го калибра. Приползли, стрельнули утку, забрали ее. Вот с этого все и пошло. Потом школу пропускал, убегал, на мотоцикле ездил, пешком ходил. Занятия закончатся – ружье разберу и тихонько пойду. Ружье мне потом дядя подарил.
За эти годы вы стали профессиональным охотником, Международный клуб сафари дважды признавал вас охотником года. На вашей охотничьей базе в Рязанской области размещено порядка семисот лично добытых вами трофеев. Что значит для вас охота?
Охота для меня – искусство созидающее. Я много стараюсь рассказывать о ней детям, чтобы пробудить интерес к природе. Осуществляю просветительскую деятельность среди школьников. Мною подготовлено двенадцать лекций по теме животного мира и практикумы. Одна из интересных тем «Ночь в лесу», где на практике дети учатся не бояться леса и постигают азы выживания в экстремальной ситуации (ориентация на местности, разжигание костра, как спрятаться от дождя, что является съедобным или несъедобным и т. д.). Я, скорее, не столько добытчик, трофейщик, сколько созидатель в охотничьем деле. Мы даем рабочие места, сохраняем и создаем традиции охотничьего дела, обучаем детей. Я считаю, что охота, традиции, всё, что с ней связано, – это неотъемлемая часть русской культуры. Мы не являемся какими-то там убийцами. Как говорит Николай Николаевич Дроздов, никто не делает больше для защиты природы, чем современный охотник. Когда я принял хозяйство, здесь бегало десятка полтора-два кабанов. А сейчас – около пятисот. Что я плохого сделал? А лосей вообще не было.
Жена поддерживает ваше увлечение?
Жена относится очень терпимо, поддерживает меня. Она считает, по старой традиции, что время, проведенное на охоте, в жизненный стаж не засчитывается. Это слова Дерсу Узала. Позиция моей жены – езжай, главное, чтобы ты был здоров. Конечно, переживает, особенно когда устраиваем африканские охоты, связанные с малярией, желтой лихорадкой. Я стараюсь ей звонить по спутнику, сообщать, что живой и здоровый. Стараюсь ей не говорить о нападениях животных, когда приходилось кого-то закрывать, чтобы брать на себя выстрел.
