Есть какая-то идеология, доктрина у вашего издательства?
Пожалуй, нет. Нас интересуют те формы современности, которые еще не стали доктриной. Те жанры, которые еще не стали общепризнанными. Такие состояния, которые носят характер довольно высокой вероятности и неопределенности.
И это точно соответствует названию «Ad Marginem» – по краям.
Да, нас интересуют некоторые явления в момент их зарождения, неполной оформленности, когда они еще для многих непонятны. Нас интересуют тенденции на уровне информационного шороха, лепета, а не сложившихся дискурсивных практик.
Типографика и дизайн книги
Сегодня уровень книжного дизайна и книжной полиграфии растет, российские издания приблизились к мировым. Для «Ad Marginem» особенно важна типографика, почему?
Да, типографика, использование только шрифтового дизайна, без картинок, очень важна для нас. Эта традиция восходит к модернизму первой четверти ХХ века. Потом она была предана забвению и опять возродилась в 60-е годы, когда появились замечательные дизайнеры вроде Михаила Аникста или Владимира Медведева, который сделал оформление «Треугольной груши» Андрея Вознесенского и многих других книг.
Типографика – это сознательно избранная «бедность», минимум средств. Но как же без картинок, без яркого образа? Книга бедна? Современный опытный потребитель знает, что там, где в модели мало цвета, где очень строгая линия, – вы имеете дело с дорогим продуктом. Это изысканно, просто, но стоит бешеных денег. А то, что выглядит нарядно, ярко, богато, – гораздо дешевле. То же самое и с книгой. Книга не отдельно где-то существует, а в поле меняющегося опыта наших сограждан как потребителей, которые покупают не только книги, но и одежду, бытовую технику, продукты питания.
Типографика в России имеет свою семантику. Она традиционно была связана с интеллектуальной и культурной элитой страны. Вспомним, как развивались позднесоветские издательства, которые практиковали типографику: «Книга», «Мир», «Искусство», «Прогресс». Там печатались самые шикарные альбомы, например, двухтомник В.Н. Лазарева по византийскому искусству в тканевом переплете и в специальном футляре. В этой книге применялась классическая типографика: была продумана полоса набора, тип шрифта. В то время типографика ассоциировалась с очень дорогим изданием – не столько для чтения, сколько для подарка. Но с годами типографика приобрела гораздо более демократичный смысл, шагнула на территорию доступных книг. Особенно это касается больших книжных стран: Германии, Америки.
Александр, а что вы вкладываете в понятие «типографика»?
Ничего отличного от общего значения этого термина как обозначения сугубо шрифтового, неиллюстративного дизайна, мы в него не вкладываем. Мы тоже стараемся демократизировать книгу, придав ей при этом особую сдержанную стильность. Сделать ее в обложке. Трудно было убедить книжные магазины, что книга в обложке может продаваться не хуже, чем в переплете. Обложка у нас до сих пор является синонимом дешевой, попсовой книги. Даже нам, издателям, трудно было сначала привыкнуть, что обложечная книга может быть такой стильной. И мы прежде всего для себя совершили этот прорыв. Мы поняли, что такие книжки не просто продаются, но и играют стилеобразующую роль для издательства, то есть за ними подтягиваются другие, и вот эта «бедность», этот минимализм пользуются спросом.
Сегодняшний потребительский тренд – не выставлять себя напоказ, проявлять сдержанность; в том числе касается и книжных обложек. Макет – часть дизайнерской концепции: в нем, скажем, может нарушаться симметрия между титулом и контртитулом, а сама структура полосы набора должна нести дополнительное стилистическое послание читателю. Изданная таким образом книга говорит о том, что за ее простотой кроется сложная продуманная работа дизайнера, которая важна для опытного читателя. А неопытному читателю она тоже может понравиться, она формирует его вкус.
Оформление серий выдержано в единой стилистике. Вы устанавливаете какие-то жесткие критерии?
По-разному. У нас были серии с жесткими критериями, но осталась лишь одна такая, где меняются только отдельные элементы, а дизайн полосы и обложки в целом остается неизменным. Но в основном мы стараемся уходить от жестких серий и делать разные книжки, придерживаясь принципа типографики, то есть, практически не используя изображения на обложке. Еще один принцип – отсутствие ламинации. Портрет читателя
Вы понимаете своего читателя, чувствуете его? Или скорее формируете?
Это всегда загадка, но она нас очень привлекает, поэтому мы следим за соцсетями, ярмарками. Вот я, например, еду в автобусе и вижу, что рядом со мной сидит девушка примерно 22–23 лет, и она вынимает нашу книгу – «1913», в которой месяц за месяцем прослеживается, что происходило в культурной сфере Европы в 1913 году. Я бы сказал, вот такие современные городские девушки и юноши и есть наши читатели. Я думаю, у нас достаточно молодая аудитория.
Количество ваших читателей растет? Это как-то выражается в тиражах?
Безусловно. Средний тираж у нас сейчас 3000. Благодаря современным средствам коммуникации мы можем общаться с читателями напрямую – у нас уже около 10 000 подписчиков в соцсетях. Читатели делятся на две группы: те, которые могут встретить твою книгу в магазине, и те, кто пристально следят за нашей деятельностью через соцсети, заказывают наши книги на «Озоне» или в «Лабиринте» или специально идут за ними в магазин. И в кризисный период у нас сформировалось ядро читателей, на которых мы можем рассчитывать. А если присоединяется еще читатель-фланёр, тогда вообще все отлично. Но фланёр не зависит от одного небольшого издательства – он зависит от инфраструктуры, от коммуникации с книжными сетями. В прошлом году книжные магазины стали выделять под нас отдельные полки. В магазине «Москва» эта полка так и называется – «Ad Marginem».
Почему вы считаете, что книжный рынок сокращается, в чем причина?
Нет одной причины. Это общий тренд: количество книжных магазинов сокращается во всем мире. В Америке и Европе есть Amazon – это страшнейший удар по книжным магазинам, борьба с ним – долг каждого. Amazon и Google – главные враги книг. Просто на каком-то этапе Amazon выступает союзником, поскольку выравнивает возможности малых и больших издательств. Но его условия чудовищны для всех: ценовой демпинг, агрессивное переманивание авторов, разрушение розничной книжной торговли, понимание книги как сугубо «информационного продукта», а не как культурного объекта, омассовление читательского вкуса
У нас Amazon’а нет. Почему происходит падение?
Главная причина – в том, что мы живем в расходящихся кругах от взрыва, случившегося в начале 90-х годов. Произошла деиндустриализация страны, которая обладала огромным количеством индустрий разного рода. Соответственно, основной круг читателей (а это были люди не столько гуманитарные, сколько связанные с инженерно-техническими видами деятельности, сотрудники НИИ, военные) стал распадаться. Девяностые годы были временем чудовищной катастрофы. Количество книжных магазинов в этот период уменьшилось примерно в двадцать раз. Инженеры становились челноками, таксистами, многие просто уезжали из страны.
И вот сейчас это инерционное движение вниз продолжается, его не удалось переломить. Мы не преодолели этой катастрофы, а находимся рядом с воронками, образовавшимися на месте бывшей цивилизации. Возникает какая-то странная новая модель, она другая. Но сама традиция связей между старым и новым до сих пор не создана: ни на уровне сознания, идеологии, ни на уровне бизнес-практик. Разрыв между индустриальной и постиндустриальной цивилизациями начался в мире в конце 60-х – начале 70-х, но нигде он не был связан с такой огромной социальной и культурной катастрофой, как у нас.
