Чем больше в нашей медийной повестке будет разговоров и споров о книгах, тем духовно богаче и здоровее будет общество.
Конечно! Недавно в программе был Александр Архангельский со своей очень интересной книгой «Бюро проверки» – романом на тему религиозных исканий, Олимпиады-80. Я прочитал с увлечением. Был у меня в «Открытой книге» Владимир Личутин, Владимир Крупин – уже немолодые люди. Существует старомодный (в трогательном смысле) литературный лагерь, где делят всех на своих и чужих. Но мне кажется, что самое главное – это литература, ее уровень, художественная изобразительность, множество магических, волшебных проявлений, которые есть в настоящей литературе. Когда я оцениваю художественное произведение, меня в первую очередь интересует, как это написано, а биография писателя и его поступки – это уже другое… Вот, например, я пытался разобраться в биографии Валентина Петровича Катаева. Многие из интеллигенции кривятся, считают, что он совершал неблаговидные поступки. Во-первых, он не был грешнее других, во-вторых, вот эта позиция святош, по-моему, во многом прямо противоположна честному подходу. Зачастую, пытаясь быть святее папы римского, ты становишься супербесчестным – это такой нехитрый парадокс.
Вы как-то сказали: «Я мысленно продолжаю эту книгу писать, особенно во сне. Что-то добавлять, обдумывать. Катаев не отпускает…» Будет ли продолжение?
В сборнике «Свои» напечатан рассказ о Валентине Петровиче. Скоро выйдет уже пятое переиздание этой биографии в ЖЗЛ, там будут какие-то новые зарисовки, детали, интересные подробности. Сейчас размышляю по поводу некоторых других героев, о которых можно было бы написать. Могу открыть вам секрет: я, например, думаю об интересном поэте и прозаике, жившем в эмиграции, – о Борисе Поплавском. Это малоизвестный человек с удивительной биографией и ярким языком, которого ценил в том числе Набоков. Я подступаюсь к этой личности…
Почему именно Борис Поплавский?
Нравятся его тексты, есть остросюжетное обаяние личности. Так же получилось и с Катаевым: я просто влюблен в его книги, считаю Валентина Петровича беспримерным стилистом! С другой стороны, мне хотелось разобраться в его жизни. Катаева часто клеймили как циника и приспособленца, но это необыкновенная приключенческая судьба: оказалось, что он на самом деле был заступником, помогал очень многим, некоторые его будто бы цинические высказывания шли от большого дара, когда он мог себе позволить эпатаж, броские заявления. Удивительно реконструировать неизвестную биографию – я чувствовал себя просто сыщиком Пинкертоном. С нуля, начиная с его родословной, я пытался разобраться, кем же он был, за кого воевал в Гражданскую войну, как ему удалось избежать расстрела в Одесской ЧК, какие у него были отношения с Буниным, Троцким, Сталиным, Хрущевым, Маяковским, Есениным… Мне кажется, что получилась книга не только о ярчайшем герое, но и о целом времени, XX веке, – и историческом, и литературном. Судьба Поплавского тоже хмелит и притягивает, но пока не буду говорить много слов, потому что пытаюсь разобраться с собой и этим героем.
Вы заинтриговали! Думаю, это будет большим событием.
Есть мысли и про Фазиля Искандера, с которым мне довелось пообщаться незадолго до его ухода из жизни и побывать у него в гостях. Есть интересные, уникальные материалы, которые могли бы войти в книгу о нем. Хочется разорваться на много частей, написать много разных книг и успеть сделать многое. Кстати говоря, обращаясь к теме разговоров с классиками, живыми и недавно ушедшими, такая книга собирается. Это книга, где перемешаны мои размышления-эссе, посвященные этим людям, и, собственно, беседы с ними, причем люди очень разные: и Бондарев, и Распутин, и Войнович, и Искандер. Кто-то здравствует, кого-то уже нет; я надеюсь, что там будут и Чухонцев, и Лимонов, и Проханов, и Мамлеев, и Битов – это удивительный контекст советской и современной литературы. Хочется подумать о том, что их сближает, не подгоняя искусственно под концепцию разговора. Мне кажется, что само время неизбежно пропитывает человека, проходит через поры и становится частью личности и так или иначе присутствует в литературе.
В писательском поселке Переделкино, где мы с вами беседуем, очень творческая атмосфера. Как будто сам воздух пропитан литературой. Как атмосфера этого места помогает вам в творчестве?
Была интересная книга Александра Нилина «Поселок Переделкино: поверх заборов». И когда я писал Катаева, конечно, специально приезжал сюда, здесь есть какая-то мистика жизни: ты ходишь своими тропами, своей дорогой, но неизбежно наступаешь на чей-то след. Например, я совершенно не мог помыслить, что возглавлю журнал «Юность». Вы знаете, вскоре после того, как я написал биографию Катаева, мне приснился сон: Катаев приснился мне на рассвете, под старыми советскими плафонами, в полумгле старой редакции. Я понял во сне, что это журнал «Юность», там витает его дух, никого больше нет, и мы подплыли друг к другу под потолком, и он мне пожал руку – так очень энергично, по-катаевски, бодро, деловито потряс руку. Такой был сон. А спустя время мне предложили возглавить «Юность». Думаю, что в этом что-то есть, и, бродя по улицам поселка писателей Переделкино, конечно, я снова и снова обращаюсь к своему герою, к этим людям, которые здесь жили. Вы знаете, я противник искусственного коллективизма, когда ты считаешь, что есть некая генерация писателей. В большинстве своем они находились в склочных отношениях, не здоровались друг с другом – это нормально и естественно. И я вижу, как поколение тех, кто пришел вместе со мной в литературу, тоже сверкает этими недобрыми взглядами. Это здорово, так и должно быть, страсти неизбежны. И страсть, и тщеславие, и зависть, и недоброжелательство, и «шу-шу-шу» неотвратимо присутствуют в литературном мире, и, может быть, это неотделимо от появления прелестных произведений. Мне близок мой герой Катаев: он никому не завидовал. Валентин Петрович, будучи одаренным писателем, обладал удивительной независимостью и способностью радоваться чужим талантам. Почему ему удалось создать журнал «Юность», который дал дорогу огромному количеству талантливых людей? Наверное, потому, что он самозабвенно, влюбленно читал их рукописи, в чем-то даже помогал авторам.
В «Книге без фотографий» вы пишете: «Я хочу разгадать план, задание своей жизни». Удалось приблизится к разгадке?
Пока не разгадал. Чтобы понять жизнь, наверное, нужно ее проживать на максимальных скоростях – вернее, так, чтобы быть в ладу с самим собой. Со мной – скорости, у кого-то – эскапизм, уединение, тишина, что тоже благотворно для творчества. Жизнь многообразна, и, что касается моей жизни, вы знаете столько всего, но литература – это все равно главное. Самое главное – вера в то, что лучшие и главные книги впереди.
Цитирую вас: «Во все времена надо стремиться к человеческому достоинству, к деланию добрых дел и к тому, чтобы развивать тот талант, который у тебя есть». Мне кажется, в свои сорок лет вам удалось полно реализоваться, раскрыть свои ипостаси как писателя, журналиста, телеведущего, депутата Госдумы, заместителя председателя Комитета по культуре Госдумы, главного редактора «Юности», председателя премии «Лицей».
В моем случае самое дурное – самоуспокоенность или самодовольство. Я каждый раз чувствую себя в самом начале пути, во мне живет ощущение детской открытости миру, и здесь есть в том числе и робость, и понимание, что ты все начинаешь с нуля, – иначе глаз замылится. Я каждый день свой жизни начинаю как будто заново, считаю, что я в начале пути. На все должности, которые вы перечисляли, мне абсолютно наплевать, я за них не держусь и не дорожу ими. Я дорожу литературой и тем, что я прямо сейчас пишу (хочу, чтобы получился хороший роман), вообще дорожу тем, что пишется, – это главное. Во-вторых, считаю очень важным постоянно доказывать, что можно делать что-то важное для других в литературе, помогать талантливым писателям, собирать талантливых людей, помогать хорошим литературным журналам, отечественной культуре. Как депутат Госдумы я круглые сутки нахожусь на прямой связи с бедствующими людьми, жаждущими добиться элементарной справедливости. И для меня это круглосуточная, непрерывная помощь людям.
