— Терпимо! — Голос у нее был низкий и глухой. — Лично мне в Африке нравится. Только жалко, что все города, города… Хотелось бы увидеть слонов на воле… А так лично мне нравится.

Зискин неодобрительно покосился на нее и проворчал:

— Поэтому и надумала удирать отсюда?

— Удирать? — удивился Антонов. — Почему?

Девица упрямо наморщила нос и отвела взгляд к окну:

— Надо!

— Это не объяснение! — нахмурился Антонов. — Вы пришли в официальное советское учреждение, поэтому извольте сообщить мне цель прихода.

Зискин, почувствовав недовольство консула, забеспокоился:

— Видите ли… У Нади… Как вам сказать… — Он бросил умоляющий взгляд на девицу, призывая ее прийти на помощь. Но та, поджав губы, накрепко замолкла.

— Видите ли, Надя… так сказать… извините… беременна…

— Да! Беременна, — вдруг сердито подтвердила Надя. — Третий месяц!

— Ничего себе! — поразился Антонов. — Зачем же тогда приехала в Африку? Ведь знала?

— Знала, конечно. Но мне просто захотелось увидеть Африку. Выпал редкий случай, и я им воспользовалась. Это естественно. А теперь уже больше здесь быть нельзя.

Сказано это было спокойно, бесстрастно, будто речь шла вовсе не о ней.

— «Просто захотелось»! «Естественно»! — Антонов чуть не выругался. — А вы не подумали, что подведете всю группу? Сорвете гастроли?

Он взглянул на Зискина:

— Как вы будете без нее?

Тот уныло покачал головой?

— Без скрипача нам нельзя. Программа! Что поделаешь, буду я вместо нее. Я скрипач. Правда, уже не практикую, но раз надо, так надо!

— Давайте ваш паспорт! — зло бросил Антонов девице.

Она с невозмутимым видом полезла в сумочку и, достав паспорт, протянула Антонову. Он раскрыл его и прочитал на титульном листе: год рождения 1952-й.

В этот год он поступил на первый курс института.

— И еще одно… — неуверенно начал Зискин. — Видите ли… Надя купила маску…

— Какую маску?

Скрипачка сочла необходимым пояснить:

— Старинная…

— Все командировочные истратила. До копейки! — В голосе Зискина прозвучали нотки восхищения. — Ни одного лоскутика не купила — все на маску! А маска — во! В метр. И страшная. Зубы как у дракона.

Девица чуть заметно улыбнулась уголками узких капризных губ, видимо, польщенная восторгом своего начальника.

— Хорошо. Но я-то при чем? — не понял Антонов.

Она объяснила:

— Маску я купила на руках. А мне сказали, что нужно специальное разрешение таможни. Это верно?

— Верно, — подтвердил Антонов. — Если работа действительно старинная. Вы уверены, что маска старинная?

— Она дорого стоит! — Девица, кажется, впервые проявила признаки волнения. — Я отдала за нее все свои деньги. Тот, кто продавал, сказал, что маска из древнего Бенина.

Антонов безжалостно рассмеялся:

— Вам такого здесь наговорят! Из Бенина! А вы и поверяли! Наверняка надули.

Девушка беспомощно захлопала ресницами, казалось, вот-вот заплачет. Антонову стадо жалко эту дуреху, истратившую все деньги на подделку.

— Ладна! — сказал Антонов примирительно. — Завтра заеду в гостиницу взглянуть на ваше жилье. И заодно на драгоценную маску.

Сегодня улетает асибийская делегация, и Антонову нужно на всякий случай быть на аэродроме. До отъезда еще час, и он может спокойно почитать письма из Москвы. Первым вскрыл письмо от Алены. Всего четыре абзаца: какие отметки в школе, какая в Москве погода, куда ходила с бабушкой… Ни мыслей, ни эмоций! Скудное бабушкино воспитание. И конечно, права Ольга, что тревожится за судьбу Аленки, оставленной на попечении бабушки.

Теща с занудной обстоятельностью сообщала об их московском быте: что Алена ест и что не ест, куда потрачены деньги, которые она сняла с их сберкнижки, как прошел в квартире ремонт и каким прохвостом оказался жэковский водопроводчик, подсунувший треснутую раковину умывальника. Сообщала, что Ольгу друзья не забывают, временами звонят разные люди, в том числе мужчины, любезно спрашивают, как она там, в далекой страшной Африке, не съели ее еще? Теща, как и многие ее приятельницы, всерьез полагает, будто наши здесь живут в джунглях среди Бармалеев.

Антонов набрал номер телефона дома. Ольга долго не подходила, а когда, наконец, отозвалась, то вялым голосом сообщила, что раскладывает пасьянс.

— Что? — изумился он. — Пасьянс? Это нечто новое. Ты же не терпишь карты.

— Приходится привыкать и к картам!

Он оказал, что с сегодняшней почтой прибыли письма — от Алены, Киры Игнатьевны…

— Что пишет Алена? — оживилась Ольга, заторопила: — Читай! Читай сейчас!

Он прочитал и когда закончил, услышал в трубке вздох. Подумал, что, наверное, сейчас она заплачет. Чтобы этого не случилось, тут же прочитал и тещино послание, к которому Ольга отнеслась без особого интереса.

— Есть еще два письма, — сказал он. — Но они тебе лично.

— Лично? Откуда же?

— Кажется, из Ленинграда.

Ольга сделала паузу и вроде бы безразлично произнесла:

— Понятно…

И Антонов догадался по этой паузе, что она знает, от кого письма.

— Провожу самолет и приеду! — Он почему-то поспешно положил трубку на аппарат. Посидел в задумчивости, глядя в одну точку. Вдруг спохватился, потянулся к письму от матери. Четким аккуратным почерком учительницы мать сообщала, что все у нее хорошо, выздоровела и теперь жива-здорова, начались занятия в школе, и она, как и в прошлом году, взяла себе три класса. И слава богу, что есть силы для этого! Не сидеть же дома в одиночестве, так с ума сойти можно. Недавно ребятам рассказывала об Африке. Сами попросили. Гордятся, что из их деревни вышел настоящий дипломат, многие мальчишки тоже решили стать дипломатами и спрашивали ее, что это за профессия. Она, как могла, объяснила. Сказала, что нужная, очень нужная профессия. И в то же время трудная. Не так ли, сынок?

Так, мамочка, так! Трудная! Во всех отношениях. И судьба твоего сына не столь уж безоблачна. Может быть, именно оттого, что он дипломат.

Антонов взглянул на часы. Минут через тридцать надо быть в аэропорту к отлету нашего самолета. В Москву направлялись два асибийских профсоюзных лидера. Провожать их должен сам поверенный, поскольку фигуры значительные. Демушкин распорядился, чтобы был в аэропорту и Антонов — на всякий случай.

Антонов выключил кондиционер и уже взялся за дверную ручку, когда раздался телефонный звонок.

— Мосье Антонов? — обращался к нему по-французски бойкий тенорок. — Вас приветствует…

— Я уже догадался! — рассмеялся Антонов. — Рад вас слышать, мосье Мозе. Чем могу служить?

— Хотел бы навестить завтра в удобное для вас время.

— Пожалуйста! Что вы думаете о десяти часах утра?

— Прекрасно! Но я буду, с вашего позволения, не один. Вместе со мной хотел бы вам нанести визит мосье Николай Литовцев.

— Литовцев? — Антонов нарочито удивился, будто впервые услышал это имя. — Кто он?

— О, вполне достойный господин! — В голосе Мозе задребезжали веселые нотки… — Гражданин Франции.

Эдмунд Мозе, французский консул в Дагосе, пользовался неизменным успехом в дипломатическом корпусе, со всеми были у него хорошие отношения, все охотно приглашали его в гости. Шутник, анекдотчик, любитель розыгрышей, забавной театральной таинственности, которую он, в прошлом актер, напускал на себя даже в серьезных разговорах, Мозе повсюду был душой общества. Несмотря на свою далеко не спортивную шарообразную фигуру, он отважно нырял в крутые океанские волны, играл в волейбол и даже однажды в составе своей команды приезжал в наше посольство, чтобы «сразиться с русскими хотя бы в мяч».

Конечно, Мозе не такой уж простак. Антонов знал, что при случае он непременно потребует ответных жестов, может быть, даже завтра во время этого неожиданного визита, — таковы правила дипломатического мира. И к этому надо быть готовым.

Положив трубку, Антонов подошел к окну. В пяти метрах за окном возвышалась кирпичная, недавно побеленная стена, огораживающая территорию посольства, за стеной кудрявилась густая крона незнакомого Антонову дерева с широкими резными листьями. Дерево бросало на посольскую сторону густую тяжелую и, казалось, влажную тень. На его болезненно выгнутых ветвях деловито поклевывали кору крошечные, меньше воробья, пестрые пичужки, внизу у подножия стены медленно полз в тень огромный волосатый паук, настоящее исчадие ада! В выпученных стеклянных глазах чудовища полыхало двумя яркими колючими искорками закатное солнце.