— А девочка-то шустрая, — громко заметила Ольга, вроде бы обращаясь к своему мужу, но явно ко всем собравшимся. — Такая малюсенькая, а уже знает, с кем здороваться обязательно, а кого можно и не замечать. Далеко пойдет!
Это был первый случай публичного проявления в колонии личности Ольги Веснянской. Оброненной фразой она как бы заранее объявляла, что намерена говорить то, что думает, — такая уж, не взыщите, и карьера мужа для нее не самое главное, поскольку она считает, что карьеры должны делаться не угодничеством.
Брошенное Ольгой замечание, по-видимому, послу понравилось, он внимательно взглянул на нее и чуть заметно улыбнулся. Эта улыбка не ускользнула от взгляда насторожившегося Демушкина. Он метнул в сторону Ольги быстрый, полный неприязни взгляд, и сразу стало ясно, что Антоновы только что нажили врага в стране, куда они всего неделю назад прибыли.
И вот сейчас, ожидая начала совещания, Антонов заранее знал, что поверенный не пропустит возможности отыграться на нем, тем более что он действительно нарушил инструкцию по сопровождению дипкурьеров.
В просторном кабинете посла у каждого было свое, давно обсиженное место. По правую руку от посла за стол заседаний садился поверенный, по левую — советник Канашевич, затем торгпред Макин, далее экономический советник Рябинкин, недавно назначенный в эту страну военный атташе Четверик, первый секретарь, консул… Стул отсутствующего консула, а точнее, заведующего консульским отделом посольства Антонов не занимал, хотя и исполнял обязанности консула и был полностью облечен его властью. Он нашел себе место у окна, где сидели работники второго эшелона — второй и третий секретари, атташе, корреспонденты, представитель АПН, которых тоже приглашали на совещание.
Оперативка продолжалась, как всегда, ровно час. Атташе Юркин, бойкий молодой человек, на одном дыхании сделал обязательный недельный обзор местных газет. Асибия была для Юркина первой «заграницей», и будущее молодого дипломата зависело от его служебного рвения.
Обзор выглядел убедительно, представлен был толково, с выводами несколько смелыми и даже спорными, но не поверхностными, а уверенно основанными на реальных фактах, может быть, не очень приятных, но не вызывающих сомнения. Из обзора вытекало, что положение в стране по-прежнему тревожное и идет к дальнейшему ухудшению. Реакционные круги собирают силы для решительной атаки на режим президента Кенума Абеоти, делается все для того, чтобы создать в Асибии обстановку напряженности, неуверенности в завтрашнем дне, подготовить население к мысли, что государственный переворот — единственный выход из создавшегося положения. Все шире распространяются подрывные слухи. Вчера, например, на базаре произошла паника: кто-то пустил слух, что мясо, поставленное для продажи государственной фермой, отравлено.
В противодействие реакции правительство пытается занять все более решительную позицию. Позавчера арестованы зачинщики первой забастовки врачей. В ответ сегодня врачи и старший медперсонал объявили новую забастовку, а они в этой стране прослойка хотя и малочисленная, но влиятельная…
Закончив свой не очень обнадеживающий доклад, Юркин стрельнул темными быстрыми глазами в сторону Демушкина, проверяя по выражению лица начальства произведенное впечатление, вздохнул и слегка развел руками: мол, увы, ничего более приятного сообщить не могу, уж извините!
После выступления Юркина слова попросил Антонов и рассказал о своей беседе с Прайсом у бензозаправочной станции. Сообщение всех заинтересовало: Прайса в посольстве знали, он человек осведомленный и если говорит такое, значит, дело серьезное.
Следующим делал сообщение представитель Минрыбхоза Богма. Это был грузный, немолодой мужчина с такой представительной глянцевитой лысиной, с таким сократовским лбом и такими глубокомысленно неподвижными глазами, что непосвященные иностранцы на приемах его иногда принимали за очень важного советского начальника и однажды кто-то даже обратился к Богме, как положено обращаться только к послу: «Ваше превосходительство». С тех пор Богму в советской колонии так в шутку и звали: «Ваше превосходительство». Он не обижался, его выпуклые глаза светлели, наливаясь смехом, а толстые щеки раздувались еще больше, изображая улыбку. Богма был добродушным человеком, медлительным, тугодумным, и странным казалось, что его прислали сюда, в Африку, на столь беспокойную организационную работу, при которой нужно каждодневно вертеться волчком.
Посол был постоянно недоволен Богмой, не скрывал этого, на совещаниях в присутствии других сотрудников к нему придирался, часто несправедливо. Человек энергичный, быстрый на решения, посол таких увальней, как Богма, не терпел. Тем более что речь шла о деле важнейшем, которым посол гордился, ибо был его инициатором. Идея создания в этой стране совместной советско-асибийской рыболовной кампании принадлежала именно ему, Василию Гавриловичу Кузовкину, он ее упорно и долго пробивал, видя в ее осуществлении акт большой политики. В республике после прихода к власти правительства Кенума Абеоти назревала угроза продовольственного кризиса. Западные компании, в руках которых издавна находилась система продуктовых поставок, ныне поставки эти все больше сокращали под самыми различными предлогами. Главная опасность шла со стороны «Африка фиш корпорейшн». Эта западная компания контролировала добычу рыбы в водах нескольких африканских стран и свою продукцию поставляла в основном на африканский рывок. Но цены на рыбу держала высокими, выше, чем у местных рыбаков, стараясь их взвинтить еще больше, пользуясь экономическими трудностями республики. У компании был железный принцип: «Не хотите — не берите! Возьмут другие». И действительно, брали другие. Ведь рыба — важнейший продукт для жителей многих африканских стран, примыкающих к океану. Мясо в Африке — редкость, особенно на побережье.
Вырваться из тисков «Африка фиш корпорейшн» — давнишняя мечта Асибии. Но сделать это без посторонней помощи она не могла. И вот возникла идея помочь молодой республике создать свой собственный рыболовный флот или хотя бы на первое время флотилию. В официальных документах — договоре или соглашении — эта идея еще не нашла своего выражения, пока лишь пробно обкатывалась. Несколько месяцев назад в Дагосу пришел большой морозильный траулер «Арктика». По временному контракту с созданной по этому случаю государственной фирмой судно было послано в двухмесячный рейс на дальние окраины территориальных вод республики с выходом и в свободные воды. Весь улов предназначался для продажи в Дагосе по ценам, доступным для широкого населения. В последующих рейсах намечалось брать на борт флотилии стажеров, пока взяли только четырех, для подготовки местных кадров промышленного рыболовства. Предполагалось, что в дальнейшем будет поставлен вопрос о заключении соответствующего долгосрочного соглашения уже на высоком правительственном уровне.
По радиосообщениям, поступившим из океана, лов шел хорошо, и через несколько недель ожидали прибытия «Арктики» в порт Дагосы. К этому дню готовились. Первый рейс многое определял. От него зависела уверенность правительства в возможности бросить вызов могущественной западной компании, которая давно беззастенчиво наживалась в этой стране. Предполагалось, что в порту судну устроят торжественную встречу. Но к этому дню готовились и противники. Трудно было ожидать, чтобы «Фиш корпорейшн», у которой огромные связи и влияние на всем побережье, легко уступила свои позиции в стране, где у нее всегда был хороший рынок. Едва судно ушло в плавание, как в городе поползли слухи, один вздорнее другого. Шептуны утверждали, будто никакой рыбы, кроме сорной, русские в Дагосу не доставят, по той причине, что хорошую рыбу, выловленную в территориальных водах республики, они намерены отправить и даже уже отправили к себе в Россию. Потом пополз слушок, что четверых практикантов из дагосского порта, которых взяла на борт в этот рейс «Арктика», бьют, почти не кормят, и один из них от отчаянья бросился за борт.
