— Бек, — сделав шаг вперед, воскликнул спарапет, — опомнись! Подумай, на что ты идешь! Ты дал убежище ханам, которые незадолго до этого воевали против нас, затем с почестями отправил их домой. Теперь снова ты хочешь бросить нас к ногам Тахмаза, чтобы он указывал нам свою волю.
— Я последнему псу пойду на поклон, если буду уверен, что он поможет моему народу, подверженному опасности. Пойми ты это наконец, тэр спарапет.
Но Мхитар не уступал. Он продолжал раздраженно спорить, возражать, размахивать руками. Мелики молчали. Они не решались стать на ту или другую сторону, понимая, что и Бек и спарапет могут весь накопившийся в них гнев обрушить на их головы.
— Мы восстановим против себя Мир Махмуда! — вновь воскликнул Мхитар.
— Как будто до сих пор он был твоим дядей, — с нескрываемой иронией ответил Бек и косо посмотрел на военачальников. — Ныне нет у нас друзей, все наши враги.
— И Тахмаз.
— Да, и Тахмаз, — кивнул головой Бек. — Но вместе с тем он и туркам враг. Он идет на турок.
Теперь Бек говорил спокойно, не отрывая взгляда от спарапета. Снизил тон также и спарапет. Даже начал просить и умолять воздержаться от отправки посольства. Пытался убедить его в бесполезности этого шага.
— Удивляюсь, как ты можешь верить Тахмазу? — пожимая плечами, закончил он свои долгие увещания.
— Верю, — ответил спокойно Бек.
— Наивно… — вылетело из уст спарапета. И тут же мысленно раскаялся, что переступил границы дозволенного. Все посмотрели на Бека. Проглотит ли Бек оскорбление или прикажет немедленно арестовать спарапета? Ведь он не простил его, своего любимого спарапета, четыре года назад, когда тот, уверенный в поражении своего войска, вопреки воле Бека, отказался вступить в бой с персами. Бек приказал тогда обезглавить Мхитара, но, уступив мольбам меликов, простил его… А сейчас не произойдет ли то же самое?
Но Бек, сдерживая гнев, спокойно сказал:
— Отныне я прикажу казнить каждого, кто осмелится хоть в малой мере противиться моей воле, будь он даже любимый мною человек.
Он долго молчал, не глядя ни на кого. Наконец, набрав полную грудь воздуха и выдохнув, резко сказал:
— А теперь расходитесь, идите и ждите моего приказа.
— Бек, отец… — крикнул, задыхаясь, спарапет.
Но Давид-Бек решительным движением руки потребовал, чтобы тот слушал. Затем, помолчав немного и посмотрев на него укоризненным взглядом, продолжал:
— Турки снова показались в окрестностях Варанды, они жаждут мести за поражение в Каркаре. Небольшими группами они совершают набеги на села Варанды. Нужно немедленно послать войска и очистить край от турок. Это можешь сделать ты, Мхитар. Возьми свои полки и отправляйся туда. Теперь идите все.
На следующий день посольство князя Баяндура выехало из Алидзора. Среди провожающих не было Мхитара и Тэр-Аветиса. Накануне они со своими полками отправились в Варанду. Все понимали, что это — своеобразное выселение, что Бек намеренно и надолго удалил полководца Мхитара из Алидзора.
Мелик Бархудар ликовал. Наконец-то он избавился от подчинения Мхитару и со своим полком остался в Алидзоре. Но он был крайне удивлен, когда на следующий день Бек приказал и ему немедленно отправиться в Варанду в распоряжение Мхитара. Что заставило Бека неожиданно изменить свой приказ, осталось для Бархудара загадкой. Сжав зубы, он выполнил повеление Верховного властителя и в долине реки Аракс нагнал Мхитара.
Эти строгости Бека радовали больше всех инока Мовсеса. Каждый день, после занятий в своей школе, он приходил к Верховному властителю и своими советами помогал ему. Он был убежден, что в эти полные тревог дни страной должен править суровый, беспощадный, но справедливый властелин, обладающий большим умом, железной волей и мужеством. Таким именно и был Давид-Бек.
Вечером этого полного хлопотами дня Согомон вручил Давид-Беку короткую записку. Бек горько усмехнулся, узнав почерк Мхитара, напоминающий вороньи следы на снегу.
«Ты нанес мне неизлечимую рану. Ты сровнял мою честь с грязью ног чужеземных ханов. Я еду в Варанду защищать границы нашей страны. Ты сговорись с персидским ханом, правитель наш. А я сделаю свое. Я выхожу из-под твоей власти. Можешь прийти наказать меня. Посмотрим, кто выиграет. Мхитар».
Бек смял бумагу и гневно швырнул ее на пол.
«Глупец… — с горечью подумал он. — Бог даровал тебе силу и мужество ценою лишения разума».
Он заскрежетал зубами, вскочил с места, сорвал висевшую на стене саблю и, обнажив ее, бросился во двор… Сейчас он бросит клич, подымет полк «Опора страны» и помчится наказать, уничтожить смутьяна. Он устремился к выходу, но, не добежав до лестницы, остановился, махнул рукой и, ослабев, упал в объятия следовавшего за ним в ужасе Согомона.
Ночью он отправился к воинам полка «Опора страны» и остался там. Утром, когда Пхиндз-Артин спросил у Согомона, где он может видеть Давид-Бека, тот пожал плечами.
— Иди в казармы, господин Артин, — сказал он, сдерживая слезы. — Он, несомненно, спал там с седлом под головой. О всевышний, что это делается с моим бедным хозяином…
Наступил май 1726 года. Дороги уже открылись, и на армянском нагорье показались первые толпы беженцев. Они приходили из Еревана, из сел Араратской долины, из Лори и Тифлиса. Ожесточенные, проклинающие и бога и свою судьбу, эти несчастные люди искали жилья и хлеба в селах Арцаха и Сюника. Местные жители ахали, вздыхали, видя измученных, покинувших свои родные места переселенцев, удивлялись их странным наречиям, но с любовью всех кормили, давали одежду и оружие, как было строго-настрого велено Давид-Беком.
Толпы беженцев появились также в Варанде. Они требовали от уже прибывших сюда Мхитара и мелика Багра разместить их семьи, а им самим дать оружие и зачислить в свои войска. Население Варанды охотно приняло их и расселило по селам. Способным воевать Мхитар раздал оружие.
— Встречали турок? — спрашивал он беженцев с берегов Куры.
— Чтоб последний раз увидели наши глаза их, — отвечали они. — Да, мы их встретили. Идут с большой армией. Сари Мустафа паша после взятия Еревана вернулся в Гандзак и оставил там пятнадцатитысячное войско против гюлистанцев и джрабердцев, а сам с основной армией идет на вас.
Спарапет уже знал об этом. Князь Ованес-Аван предупредил его о намерениях и о движении войск Сари Мустафы. Он знал также, что джрабердцы и гюлистанцы не имеют возможности прийти ему на помощь. Находящиеся в Гандзаке крупные соединения турецкой армии могли воспользоваться случаем и захватить эти провинции. Оставалось рассчитывать только на свои силы. Посоветовавшись с меликом Багром, Бархударом и сотниками, Мхитар решил действовать по излюбленной тактике Давид-Бека — избегать открытого столкновения с врагом на равнинах, завлечь его в ущелье Шош и, взяв в клещи, уничтожить. Для этого Мхитар велел перевести население всех деревень, расположенных на среднем течении реки Каркар, в ущелье Кирс и на высившуюся над селом Каринтак гору Шош, где еще оставались следы древней крепости. На высотах ущелья, предвидев возможные столкновения с врагом, Давид-Бек заблаговременно велел заготовить массы камней, соорудить укрепления, как это было сделано в ущелье Шахапуник.
Оставалось только завлечь османское войско в роковое для него ущелье.
Двадцать восьмого мая расположенные на нижних склонах Варанды сторожевые отряды сообщили находившемуся в селении Шош спарапету, что армия Сари Мустафа паши направляется в ущелье Каркара. Мхитар решил оставить пехотные части на высотах ущелья, а с конницей выйти навстречу Мустафе.
После прибытия в Варанду спарапет заметно изменился. Он стал молчаливым, скрытным. Даже с Тэр-Аветисом он старался встречаться редко. Был мрачен и зол. Хотя никто, даже Тэр-Аветис, не знал о написанном им письме Давид-Беку, однако многие догадывались, что какой-то червь грызет ему душу. Тэр-Аветис дважды пытался узнать у него, почему он мрачен и молчалив, но безуспешно. Спарапет избегал откровенного разговора.
