Ханы ждали, когда же наконец шах сделает милость и заговорит. Каждый знал ему цену, знал, что шах у них в руках, как орех: стоит сжать его в кулаке — тотчас расколется.
Но пока ханы еще покоряются ему. Тахмаз, как и они, не желает видеть афганцев на персидском престоле. Сунниты-афганцы — извечные враги шиитов-персиян. Они не раз уничтожали персидскую знать, захватывали их земли и гаремы, убивали детей, обращали в суннитство их девушек и раздавали несчастных в дар своим воинам.
Мир Махмуд — это смерть персиян. И ханы понимают, что Тахмаз нужен им сейчас! Нужен, как оружие в борьбе.
Шах Тахмаз резко вскинул голову и спросил густым прерывающимся голосом:
— Что вы думаете о нашем положении?
Ханы почтительно склонились, поочередно приложили руки к устам, потом к сердцу.
Первым заговорил Тахмаз Кули Надир хан.
— Аллах наградил тебя властью мыслить за всех нас, о солнце, взошедшее в сефевидском раю! — воскликнул он. — Одно твое слово стоит тысячи наших голов! Говори ты, а мы готовы слушать и исполнять!
— Такова справедливая воля всевышнего! — поспешили выказать свою приверженность шаху и другие ханы.
Шах снова погрузился в раздумье. Но через минуту заговорил.
— Давид-Бек прислал мне письмо! — сказал он и испытующе посмотрел на всех.
— Неужто?! — с деланной искренностью удивились ханы, давно уже знавшие о письме и о его содержании.
— Стамбульский султан расположил в Эрзеруме стопятидесятитысячное войско. Давид-Бек советует нам просить помощи у урусов, — проговорил шах.
«Пока стамбульская змея не обвилась вокруг твоей шеи… — вспомнил про себя Тахмаз Кули Надир хан слова из письма Бека и горько усмехнулся: — Знаем мы тебя, разливайся соловьем сколько угодно, а мы знаем…»
— Великий шах Аббас долго водил за нос урусского царя Бориса Годунова, — пробурчал себе под нос Искандер хан, — он притворялся его другом, а сам только знал, что не давал гяуру перейти на эту сторону Кавказского хребта.
— Аллах не жалел для шаха Аббаса никаких милостей! — добавил Мир Башир хан. — Аллах устлал его путь славой. Нам надо действовать по примеру шаха Аббаса…
— Верно говоришь, — кивнул головой шах. — Но завязать дружбу с урусами — это значит развязать руки султану и Мир Махмуду и, что ужаснее всего, взбесить английского и французского королей…
— От урусов надо держаться подальше, — согласился Тахмаз Кули Надир хан. — Урусы не замедлят отдать наши земли армянам и грузинам. А у Давид-Бека надо потребовать, пусть платит подать за три года. И грузины пусть платят. Пошли к ним с указом, чтобы явились с войсками служить тебе, как раньше служили…
По лицу Искандер хана скользнула ироническая ухмылка. «Так и побежали!» — подумал он про себя, но вслух ничего не сказал. Только когда Тахмаз Кули Надир хан умолк, Искандер заговорил:
— Армяне и грузины собрали большое войско для борьбы с турками, на случай, если те нападут на них. Все вы знаете, что турки — враги персидского трона. Не разумнее ли будет вступить в союз с армянами и грузинами и всем вместе противостоять турецкой лавине? В этом я вижу спасение твоего трона, великий шах! Другого выхода у тебя нет!
Продолговатое лицо шаха посинело. Глаза округлились, бритые щеки задрожали.
— В союз с урусами? — закричал он. — С моими врагами? Ты что, свинины объелся, Искандер хан?!
— Пусть аллах простит тебя, шах! Пощади мои седины. Выслушай своего ничтожного раба: у Давид-Бека и у грузин большая сила. Если они объединятся, им хватит десяти дней, чтобы спуститься со своих проклятых небом скал и дойти до Тавриза. Кахетинский хан Мухамед Кули связал ноги Вахтангу. А Давид-Бек свободен. Выход один — надо послать к нему гонца, соединиться с ним и с грузинами и вместе преградить путь туркам! Вот мой совет!
— Не угодно ли досточтимому Искандер хану, чтобы я послал Давид-Беку и свою корону? — завопил шах.
Искандер хан поклонился, но не унялся.
— Если урусы считаются с армянами, стоит ли нам пренебрегать ими? — сказал он.
— Я скорее открою ворота Тавриза перед всеми султанскими пашами, вместе взятыми, чем позволю хоть одному урусу или армянину ногой ступить на этот берег Аракса! — На толстых губах шаха появилась пена. Он исступленно визжал: — Я не хочу слышать об этих гяурах. Насытить султанских воинов надо в Армении и в Грузии, а турок следует натравить на урусов! Понимаете вы это или нет? Меч султана должен вонзиться в урусов, армян и грузин! Идите и обдумайте, чем мы можем смягчить гневное сердце султана и удержать его подальше от нашего трона. Идите!
Ханы поклонились, попятились назад и вышли.
Разбитые надежды
В объединенном войске ждали царя Петра. Большие и малые толпы людей из Армении и из Грузии каждый день валом валили в лагерь. Шли со священниками, с зурначами. Несли с собой вино и разную снедь: все для воинов — угощали щедро.
Пришельцы оставались в лагере по целым дням.
Они тоже ждали прибытия государя императора.
И хотя интенданты клятвенно заверяли военачальников, что запасы вина, мол, давно иссякли, добрая половина всего воинства изо дня в день предавалась разгулу. Начались беспорядки, и тогда под страхом смертной казни было запрещено приносить в лагерь вино. Но это не помогло. Десятники тайком ночами высылали отряды всадников в сторону Тайка и Гардмана. Крестьяне охотно давали посланцам бурдюки с вином и кизиловой водкой и наказывали пить за долголетие христианского царя Петра. При этом они иной раз и платы никакой не брали за вино.
Чтобы унять войско, не дать ему вконец разложиться в бездействии, полководцы трех армий решили занять солдат делом. Надумали привести в порядок окрестные мосты и дороги, очистить родники и колодцы. Однако и это тоже не помогло. Десятками свозили после работы на конях и на арбах пьяных воинов. Товарищи прятали их от военачальников. Прикладывали непутевым примочки ко лбу или вовсе окунали их в холодные воды ручья. Иных били, заставляли убирать лагерную территорию и ссыпать нечистоты в реку.
А тем временем поползли слухи: «Зря, мол, ждете царя — Петр покинул Дербент и отправился в свою страну».
Начальство пресекало все подобные разговоры. За распространение слухов учинялась жестокая расправа, и на время люди примолкли. Но скоро снова заговорили. Все попытки установить, кто же именно был источником этих слухов, ни к чему не приводили. Одни утверждали, что все пошло от распутниц, которых воины как-то ночью завели в лагерь. Другие говорили, что слух пошел от двух дервишей, забредших в эти края с лезгинских гор. Они, мол, своими глазами видали на выезде из Дербента золотую карету и в ней приметно высокую фигуру царя.
Многие поверили. Но в войско пришли священники с крестами и евангелиями и муллы с коранами и очень скоро успокоили легковерных.
Еще раз прочли письмо князя Долгорукова. Войско утихомирилось.
Был субботний день. В лагере царило спокойствие. Иные после обеда расположились на отдых в тени шатров. Другие стирали в речке свое белье. Кони лениво жевали овес и то и дело помахивали хвостами, отгоняя роившихся над ними оводов.
Воздух был какой-то тяжелый, неподвижный. Со стороны Куры на лагерь надвигались тучи комаров.
Есаи только что вернулся от грузина, тоже сотника, и, полуприкрыв глаза, подремывал, склонивши голову на скатанную бурку. Они недавно побратались и по этому случаю втайне от чужих глаз изрядно выпили. Вино играло в жилах и не давало уснуть. Перед глазами у Есаи стояли две юные одалиски, те, что были у грузина. Совсем девчушки, молоко на губах не обсохло. А как они целовали, эти чертовы дочери!.. Вся душа изныла… Грузин тайком провел их к себе — спрятал под буркой.
Поди кто узнай, что ночь сотники проведут не одни. Да простит им господь!
С берега приплелся Вецки Маргар. На голом его плече перекинуты отстиранные рубахи — своя и сотника. По пояс голый, в одних штанах — и те до колен мокрые, — он кинул рубахи на веревки, которыми были закреплены шатры, опустился на корточки и тихо подобрался к сотнику. Тревожно оглядевшись вокруг, коснулся плеча Есаи и прошептал:
