— Неужели? — спросил с деланным удивлением паша. — Я им запретил.

— Посмотри. Город в огне, и отсюда слышны крики людей, — настаивал мелик. — Запрети сейчас же. Знай, победоносный паша, если Агулис будет разгромлен, ни один город, ни одно село не откроет перед тобой своих дверей. Стар и млад встанут против тебя. А падение Агулиса еще не падение Сюника.

Паше хотелось разрушить и предать огню Агулис, но предстояли еще тяжелые сражения, нужно было взять другие города и крепости. В самом деле, разгром Агулиса настроит враждебно склонных к покорности армянских богачей, выведет народ из терпения.

Паша приказал поселившимся в доме мелика военачальникам прекратить грабежи и беспорядки. Затем разослал по городу своих телохранителей, чтобы исполнить приказ.

Только невероятными усилиями удалось остановить резню. Мелик Муси утешился тем, что город будет спасен. «Сохраню, спасу мой город», — повторял он самодовольно.

Утром, выйдя в город, он заметил на улицах и во дворах трупы. Сгорело четыре дома. «Отдали один город, чтобы уберечь сто, — думал он. — Теперь надо убедить пашу вывести войска из Агулиса».

Во время завтрака Абдулла утешил мелика и сочувственно покачал головой.

— Свидетель аллах, что я накажу смутьянов, — побожился он. — Ты пришел вовремя, брат, а то могло быть поздно…

— Разоряя города и села, ты возбудишь против себя народ, милосердный паша! — сказал Муси. — Кто же тогда поверит мне или тебе, кто добровольно сдаст свой город или свое село. Избегай погромов, паша, если хочешь завоевать Сюник.

— Сожалею о случившемся этой ночью, брат мой, — льстиво сказал паша. — Но слава аллаху, что вовремя прекратили бедствие, что смутьяны не тронули тебя и твоего дома, что живы твои дети. Клянусь сосудом, которым совершает намаз пророк, что из твоего богатства не убудет и нитки.

Эту свою клятву паша исполнил. Мелик Муси остался доволен, что сумел спасти свое имущество и город. Были довольны и другие купцы.

В тот же день, к вечеру, турки, захватив с собою награбленную прошлой ночью добычу и многочисленных пленных, вышли из города и расположились лагерем на берегу Аракса — в открытом поле. Абдулла паша послушал мелика Муси, высказавшего опасение, что Мхитар может неожиданно явиться и обложить город.

Последними из города вышли паша и муллы. За главным муллой, привязанного длинной веревкой к седлу его осла, волочили Товму. Распухший, обессилевший от пыток и страданий, он закрывал глаза, шепча лишь слова проклятий. Когда подошли к группе пленных девушек, Товма, услышав их рыдания, открыл глаза и, с трудом шевеля губами, спросил:

— Сестрички, во имя бога, скажите, где Гоар из Пхндзакара?

— Она убежала, спаслась со своими воинами, — ответили они.

На обезображенном лице Товмы обозначилась горькая улыбка. Глубоко вздохнув, он сказал себе: «Теперь я готов с радостью нести крест мученика. Моя Гоар свободна. Моя Гоар…» Он заплакал.

Остановились на берегу Аракса. Товма понял, что пришел его конец, и это вдруг восстановило его утраченные силы. Главный мулла уселся под деревьями на шелковом агулисском ковре. Слуги принесли и бросили к его ногам потерявшую сознание молоденькую девушку с золотистыми волосами. Она была в одной прозрачной рубашке, с обнаженной грудью. Товма отвернулся от несчастной. Мулла укрыл ее шелковым одеялом, рукоделием агулисских женщин, и с постным выражением на морщинистом лице обратился к Товме:

— Слушай, гяур, говорю в последний раз: если не хочешь сейчас же подохнуть, отрекись от своей скверной веры и обратись в нашу.

— Мой бог — мой народ. Я не предам его, — ответил Товма.

Столпившиеся возле шатра турки гневно заворчали.

— Ведите, — приказал главный мулла.

Товму увели. Ни зверские пытки, ни угрозы не сломили дух и железную волю мужественного сотника.

Когда увидели, что он остается твердым в своей вере, саблей отрубили ему руки, швырнули Товму наземь и забили камнями насмерть.

Стопятидесятитысячная армия Абдулла паши, оставив за собой Агулис, двинулась в глубь Сюника. Передвигалась медленно, осторожно, с трудом преодолевая узкие горные проходы, застревая в лабиринтах глубоких ущелий. Мелкие боевые отряды армян закрывали порою единственные проходы в теснинах. Внезапно нападая из приютившихся в расщелинах сел, каждое из которых представляло собой небольшую естественную крепость, армяне заставляли турок терять дни и недели. Не было дорог. Туркам пришлось оставить орудия на берегу Аракса. Абдулла паша был взбешен.

— Что за проклятая страна! — кричал он на не отходившего от него мелика Муси. — Нет ни дороги, ни даже пяди равнины.

— Потерпи, милосердный паша, — обнадеживал Муси, — Алидзор недалеко. Возьмешь его и обезглавишь эту горную страну. Силы армян невелики. Как только падет Алидзор, мелики покинут Верховного властителя и явятся к тебе.

Войско роптало. В деревнях, взятых ценою больших жертв, оно не находило ни пищи для себя, ни корма для лошадей и скота. Покидая свои дома, крестьяне оставляли лишь голодных собак и кошек. Турки со злости разоряли дома, вытаптывали виноградники, уничтожали сады, сжигали посевы.

Днем туркам еще было терпимо. Но как только наступала ночь, внезапно, невесть откуда, появлялись армяне и врезались в растянувшееся по узким ущельям войско. Казалось, что армяне возникали из мрака и с рассветом исчезали. Передовые отряды армии порою погибали все без остатка.

— Они изведут все мое войско! — отчаивался паша.

— Не терзайся, — кланялся ему мелик Муси. — Если ты решил покончить с Мхитаром, то обязан взять Алидзор.

В июле турки окружили городок Мегри. Но, несмотря на десятидневные непрерывные штурмы, взять его не смогли. С высоких неприступных стен осажденные лишь вызывающе смеялись над турками, били из пушек, бросали горящие смоляные лохмотья. Паша попытался обмануть мегринцев. Послал двух мулл для переговоров с ними.

Муллы поклялись на коране, что сераскяр не причинит городу никакого вреда, если осажденные сложат оружие и подчинятся ему. Военачальник мегринцев Константин вырвал у мулл коран и на глазах у всех бросил его в помойку, а самих велел повесить на крепостной стене.

По совету мелика Муси Абдулла паша оставил под Мегри десятитысячный отряд и по берегу Аракса повел армию в Алидзор.

Алидзор был готов к обороне. Мхитар оставил во всех замках и крепостях, расположенных на пути турецкой армии, — от берегов Аракса до Алидзора — небольшие гарнизоны и, обеспечив их продовольствием и боеприпасами, приказал активными действиями, не покидая крепости, притягивать к себе внимание турецких войск. Он решил не давать Абдулле сражения в открытом поле, а стараться расчленять его армию на части, заманить турок в глубь страны и навязать им длительную войну в горах. Создавались ополченские полки, в которые вступали даже люди, никогда не бравшие в руки оружия. Вооружались вилами, лопатами, тяжелыми дубинками.

— Станем за нашу землю, — говорили они друг другу. — Отгоним турок или умрем и навсегда избавимся от ниспосланного господом наказания.

Привязав за спиной маленьких детишек, женщины убирали на полях созревший урожай. Опустели шелкомотальные и полотняные мастерские, медные рудники, потухли огни в кузнечных горнах, остановились гончарные круги. Все ушли на войну.

В Алидзор прибыл с двумя сотнями своих крестьян престарелый мелик Пхндзакара Туриндж. Узнав о гибели Товмы, старик не заплакал. Пошел в церковь, распростерся на каменных плитах и долго молился о спасении души сына. Затем роздал бывшие при нем деньги нищим и пошел искать невестку.

Он нашел ее со своим отрядом у входа в ущелье реки Вохчи, где она, вместе с другими ополченскими отрядами, по распоряжению Мхитара совершала налеты на врага, затрудняя его продвижение.

Гоар бросилась в объятия свекра.

— Пришел отомстить за сына, отец? — спросила она, с жалостью смотря на обессилевшего старика.