— Доехал я до Стамбула в конце мая. Остановился у патриарха, чтобы затем морем отправиться в Амстердам. Все шло как надо, патриарх обещал помочь. Однако накануне отъезда мы узнали о тяжелом бедствии. Султан уломал русских, заставил подписать договор о мире. Русский посол князь Неплюев долго упорствовал. Он даже требовал, чтобы султан уступил России Армению и Грузию, вывел бы из Еревана и Тифлиса свои войска, но ничего не получилось. Французский и английский послы сделали свое дело. На все требования Неплюева султан лишь покачивал головой. Целую неделю посол России стоял на своем, угрожал войной, но все безуспешно. Наконец он пошел на компромисс — предложил оговорить, чтобы Армения и Грузия не принадлежали ни русским, ни туркам, а остались бы независимыми государствами. На это предложение султан ответил не сразу, просил два дня на размышление и, говорят, уже готов был согласиться… Но, бог мой, нет у нас счастья… — живописец схватился за голову.

— Продолжай, что потом? — в нетерпении отдернул его руки Бек.

— Опять вмешались англичане и франки! «Владей богатой Арменией и Грузией, султан Ахмед, — сказали они, — мы стоим за тобой, в любую минуту придем на помощь. Ни один волос не слетит с твоей головы. Владей этими странами, не дай русским войти туда». Неплюев рассорился с султаном. Англичане тем временем ввели в Босфор военные суда и пригрозили Неплюеву, что их страны направят эти суда к Азову. Угрожали напасть и с севера. Две недели шли переговоры. Английский посол, взбешенный несговорчивостью русских, бросил в лицо Неплюеву: «Советую вам умыть руки. Армяне и грузины с давних времен принадлежали туркам, чего ради вы из-за них суетесь в огонь? Если царь Петр продвинется на Востоке хотя бы на шаг, мой король и Карл шведский вступят в Россию с севера». Этими угрозами не ограничились. Англичане направили свои пушки на посольский корабль Неплюева. Петр поневоле уступил. Так был заключен договор, ставивший условие, что Россия и Турция не будут больше воевать друг с другом и что Петр довольствуется землями, уже занятыми им на побережье Каспийского моря. Вот как все было, тэр Давид-Бек! — закончил Нагаш.

Бек держал в зубах трубку, тыча в нее трутом, но никак не мог запалить. Нагаш посмотрел на Давид-Бека и ужаснулся. Сейчас, вот сейчас он сойдет с ума.

— Ох, господи! — воскликнул Нагаш. — Пусть бы лучше меня прирезали где-нибудь в пути, только бы не слышать мне всего того, о чем я сейчас поведал тебе, Бек, не узнать бы, что рушится все, за что отданы жизни тысяч и тысяч наших людей.

— Не причитай, словно баба, — вдруг удивительно спокойно произнес Давид-Бек. — Нам надо мужаться!

— Легко сказать «мужаться», — буркнул живописец. — В таком положении это разве мыслимо?

— Очень даже мыслимо. Когда я всего с четырьмя сотнями смельчаков начал свое дело, мне заранее было ясно, на что я иду, какие несчастья нас ждут. Но я верил и до конца жизни буду верить в свой народ. Пока жив хоть один армянин, нас не сломить.

— Место слияния Куры и Аракса стало теперь пограничным пунктом между Турцией, Персией и Россией, — сказал Нагаш. — Чем помянуть тебя, бог армян?..

— Довольно! Прекрати этот стон! — неожиданно загремел Давид-Бек.

Потом он долго стоял у открытого окна и наконец обернулся к живописцу и уже мягко сказал:

— Не отчаивайся, Нагаш. Я предчувствовал все это. Помни, никто не может заставить нас свернуть с нашего пути. Никто! Никого я не молил о помощи и не намерен молить. Мы будем продолжать борьбу за свободу армянского народа, за существование нашей родины.

— Дай тебе бог удачи, Бек! — сказал Нагаш Акоп и, считая разговор оконченным, направился к выходу. Но Давид-Бек удержал его:

— Больше никогда я не пошлю тебя в заморские края, Нагаш. Чужой хлеб горек, а улыбка лжива. Оставайся в Алидзоре. Открой здесь живописную мастерскую, умножь число своих учеников, пусть работают во славу нашего народа.

Нагаш заморгал глазами: не поверил услышанному.

— О какой мастерской ты говоришь, тэр Верховный властитель? Время ли сейчас этим заниматься?

— Всегда время, Нагаш! Чтобы сохранить тело, дух должен быть просвещенным. Если мы станем ждать благоприятного времени, оставаться нам в вечном мраке. Ты создай очаг света в нашем доме. Какими бы грозными ни были бури, нельзя отчаиваться! Ступай и смело начинай свое дело. Через несколько дней я приду посмотреть, что ты сделал.

Нагаш Акоп молча вышел. Давид-Бек сел и задумался.

Одинок, ох как одинок населяющий Восточное Армянское нагорье отважный народ. Все двери, откуда могла бы прийти к нему надежда, крепко заперты снаружи. Теперь он без всякой помощи извне должен сражаться за землю, которая издревле принадлежала ему, его дедам, прадедам и прапрадедам; за родной свой дом, безжалостно, безнаказанно отданный Западной Европой турецкому султану…

Конец первой книги

Лето 1724 года прошло без значительных событий. Турецкая армия все еще находилась в Ереване. Лазутчики, отправленные в Араратскую долину из пограничных крепостей Сюника, доносили, что войска Кёпурлу Абдулла паши не проявляют никаких признаков движения.

Тихо прошли осень и морозная зима. Давид-Бек ожидал появления турецкой армии весной следующего, 1725 года. Однако в конце зимы преданные ему люди сообщили из Стамбула, что восставшие в Египте арабы серьезно встревожили султана Ахмеда, заставили его бросить на подавление этого опасного восстания всю свою военную мощь. Большая часть находившихся в Ереване войск также была снята и отправлена в Египет.

Прошла еще одна зима. Она была суровая, снежная. Дороги, плоскогорья, овраги и ущелья были забиты толстым слоем снега, снесенным с гор частыми метелями. Всю зиму горцы оставались отрезанными от мира, но даже и в эти тяжелые месяцы гонцы Давид-Бека беспрерывно пробирались по горным дорогам. Его лазутчики проникали в гарнизон засевшего в Ереване паши, во дворец шаха Тахмаза, привозили известия из Высокой Порты Стамбула.

Настала весна 1726 года. Хотя Сюник и Арцах провели еще два мирных года, однако армяне хорошо понимали, что долго так длиться не может и война рано или поздно разразится.

В долгих и кровопролитных сражениях султан добился своего, потопил в крови египетское восстание. На площади Ат-Майдан, в Стамбуле, он велел выложить пирамиду из ста пятидесяти тысяч голов убитых в Александрии арабов.

Теперь уже Давид-Бек от тех же верных людей получал тревожные вести.

Афганец Мир Махмуд по-прежнему занимал Исфаган. Персия задыхалась в его когтях. Император Петр скончался год назад. На русском троне теперь восседала императрица Екатерина. Давид-Бек понимал, что Петр унес с собой в могилу надежду армян.

Ранней весной 1726 года турки начали войну против Персии. Они легко заняли Маку. Хан Маку и нашедший у него пристанище нахичеванский Асламаз Кули хан пытались сопротивляться туркам, но наспех собранное, разношерстное их войско было разбито в первом же столкновении с турками. Сами ханы едва успели спасти свои семьи и вместе с несколькими десятками верных им людей нашли убежище у Давид-Бека. Через несколько дней после их прибытия в Алидзор приехал также и хан Баязета Хосров.

Давид-Бек принял их с почестями. Однажды он спросил у них, почему они прибыли к нему, а не искали убежища в Тавризе.

— Тахмаз бессилен против турок, покровитель наш, — ответили ханы. — Ты наша надежда. С твоей помощью мы прогоним турок из Нахичевана, Баязета и Маку. Мы теперь беззащитные, бездомные, державный наш властитель. Мы полагаемся на твою совесть и десницу.

Бек оставил их в Алидзоре и выдал им из казны Верховного Собрания средства на жизнь. Он был доволен тем, что ханы вынуждены просить у него приюта. Бек считал, что это подымет престиж его власти как внутри страны, так и в других государствах. Кроме того, он был уверен, что ханы не примирятся и рано или поздно выступят против турок.