— Шах мыслит неполезное, достойнейший посол. Или вам неведомо, что воевать против двух врагов невозможно, — вмешался спарапет. — Мир Махмуд сейчас не очень опасен. Он потерял голову в дворцовых распрях. Сейчас опасны нам турки. Надобно покончить сначала с турками, потом двинуться на афганца. Только так можно спасти трон Тахмаза, иначе он вовсе его потеряет.

Послы онемели. Будто не замечая их растерянности, Давид-Бек продолжал:

— Сообщите молельне вселенной — шаху Тахмазу, что я буду ждать его с войском на пограничной черте наших стран, в ущелье Аракс у моста в Джуге. Пусть пожалует к нам, и мы заключим союз вечного братства и двинемся на турок. Вот наш ответ милосердному шаху.

Бек поднялся. Все, даже Шейх Уль Ислам, поняли, что Бек хитро отклонил предложение шаха.

В тот же день Мовсес дал понять персидским послам, что пора им вернуться в свою страну.

До Аракса послов провожал только Есаи с одной сотней.

Под ступенчатым подножием трона, перед полулежащим на дорогих коврах и львиных шкурах шахом Тахмазом стоял Тахмаз Кули Надир хан и рассказывал о результатах своего посольства.

— Армяне нас приняли неохотно, солнцеликий мой шах. «Меня русская царица призывает, — сказал князь армян Давид-Бек. — Я получил послание из Стамбула». Почти целый месяц нас продержали взаперти. Взамен наших щедрых даров он не дал даже пятака твоим погонщикам мулов.

— Что еще? — вставая и пятясь к трону, спросил шах Тахмаз.

— «Я стану соратником шаха только при условии, — сказал он, — если шах во главе своего войска придет в нашу страну, чтобы вместе с нами пойти против засевших в Нахичеване и Ереване турок».

— Я?.. Чтобы я пошел к гяуру-армянину? Унизился? — яростно крикнул шах. — Да как он посмел отвергнуть мое предложение! Гм!.. Понимаю… он хочет поднять меня против турок, услужить русским, облегчить им дело… Понимаю… О!.. Шайтан, шайтан… Откуда у этого гяура столько ума? — Схватив своими костлявыми пальцами хана за ворот, он в бессилии крикнул: — Верблюд! Осел! Не сумел обмануть гяуров? Подкупить меликов?

— О!.. Тень аллаха. О! Милосердный владыка, — опустившись на колени, трепещущим голосом произнес хан. — Это какие-то другие армяне, другие!.. Все обещал, но…

— Убирайся! — прохрипел шах.

Хан торопливо выкатился из зала.

Первый снег выпал в конце ноября. Ночью. Проснувшись утром, алидзорцы увидели улицы и крыши домов покрытыми белым саваном. Но уже утренние лучи солнца растопили снег. Стены домов намокли, на улицах появились лужи.

Но ни яркий солнечный день, ни приятная бодрящая свежесть, которую принес с собою первый снег, не радовали алидзорцев. Все уже знали, что здоровье Давид-Бека резко ухудшилось, что открылись его старые раны и что состояние его с каждым днем становится все безнадежнее… Встречаясь на улицах, люди прежде всего спрашивали:

— Как Бек?

— Мало надежды, — следовал ответ.

На базаре, в лавках, на улицах люди разговаривали вполголоса. Женщины, приникнув друг к другу, говорили тревожным шепотом у родников и в церквах. Старухи молились, призывая всемогущего на помощь: «Иисусе Христе, возьми нашу жизнь и отдай ему, пожалей нас». Даже дети и те были охвачены горем. Мовсес, закрыв на время свою школу, день и ночь находился у постели Бека.

Убедившись в неминуемости смерти Давид-Бека, Мхитар пригласил всех меликов и князей в Алидзор. Многие из них приехали со своими женами. В храме святой Богородицы архиерей Оваким справлял по утрам и вечерам молебны.

В доме Бека никто не засыпал. Старый агулисский хирург не отходил от постели больного… Приближенные Бека, с надеждой следившие за каждым шагом знаменитого хирурга, не увидели в его глазах ничего утешительного.

Пополудни в последнюю субботу ноября Бек почувствовал себя лучше. Он велел позвать к себе меликов и военачальников. Мовсес понял: наступают последние часы жизни Бека, он хочет проститься с друзьями и близкими.

Приглашенные молча, обнажив головы, заполнили комнату больного. Возле Бека сидели его двоюродный брат — военачальник Бали, мелик Парсаданян и хирург. В углу у входа, съежившись, стоял Согомон. Бек лежал на широкой деревянной кровати. Седые волосы обнаженной головы небрежно рассыпались по подушке, руки бессильно лежали на одеяле. Его исхудалое, иссиня-бледное лицо и печальные, но необыкновенно добрые глаза все еще светились благородством и величием.

Когда один за другим все его соратники целовали ему руку, в углах впалого рта больного обозначилась мягкая улыбка.

— Бог призывает меня в свою небесную обитель, — сказал он медленно, когда все уже были возле него. — Пришел мой час расставаться с этим обремененным страданиями миром. Ухожу — довольный всеми вами.

Согомон всхлипнул. Из глаз мелика Егана полились неудержимые слезы. Бек, услышав глухой шум рыданий дорогих ему людей, сказал, чуть приподняв голову и оглядев стоящих:

— Не нужно ни слез, ни рыданий. Не нам плакать. Время проливать слезы миновало. Плачут слабые, бессильные. Мы же теперь сильны, как никогда. Мы оттеснили врагов нашей родины силой своей и единством. Свершилось то, что веками считалось невозможным…

Умолк. Казалось, силы покидают его. Сделав знак, чтобы подали воды, он выпил неторопливо и тихим голосом продолжал:

— Слушайте, дорогие мои! Я позвал вас, чтобы сказать свое последнее слово. Завоеванная кровью свобода не будет долгой, если ослабнет дух борьбы и пошатнется наше единство. Единство — источник всех наших благ, разлад же — источник зла и раздоров, убивающих доброе дело. Помните всегда: наши предки теряли свои царства и свое могущество всякий раз, когда правители народа не ладили между собою, когда исчезали единство и любовь друг к другу. А враги, разделив нас на части, превращали в разоренные и послушные им стада. Ныне вы, с помощью всевышнего, свободны от этого убийственного зла. Находите и беспощадно истребляйте тех, кто попытается заразить вас пороком раскола. Это — первое мое слово. Затем, не верьте льстивым врагам, прикидывающимся друзьями, чтобы ввести вас во искушение. Довольно! Мы слишком часто бывали обмануты льстецами…

Бек снова умолк. Попытался подняться. Спарапет и хирург подложили ему под спину подушки. Мелики, задержав дыхание, смотрели на него. «Кого он назовет своим преемником?» — думал мелик Бархудар.

— Откройте окно, — попросил Бек. — Вот так! Оставляю вам нашу страну, дорогие мои. Берегите ее, зорко охраняйте ее рубежи. Держитесь крепко за русских. Россия — звезда нашей надежды, армяне… Враги помешали, не дали ей прийти к нам на помощь, но она придет. Не слушайте неразумных, сеющих семена недоверия к России, не упускайте блага. С Персией будьте тверды и неуступчивы. У нее надломлен хребет, она сейчас не опасна для нас. Наш смертельный враг — Стамбул, коварный султан. Это хищник, кровожадный и беспощадный. Если над нашей несчастной нацией, не приведи господь, когда-нибудь еще разразится беда, то знайте: его зачинщик он. Не верьте деспоту, никогда не верьте. Наш народ, горная наша страна — преграда перед ним, на его завоевательном пути на север. Мы помешали турецкому султану идти на Дербент и отвоевать его у русских. Значит, крепко охраняйте наши горы, чтобы они всегда преграждали путь врагу, тогда русские будут рядом с нами. Наступит час, поверьте мне, они придут к нам…

Он глубоко вздохнул, усталым взглядом молча оглядел всех стоящих возле него знакомых и близких ему людей, и по его лицу снова прошла бледная улыбка.

— И перед тем, как уйти от вас, скажу вам, дорогие мои братья, последнюю мою заповедь. Дорожите войском нашим, держите его всегда в готовности. Нам необходимо постоянное войско. Сделайте так, чтобы у нас было двадцать знамен и под каждым знаменем по тысяче воинов постоянной службы, — только тогда наш народ сможет жить и трудиться спокойно. Никогда не распускайте войска. Не робейте перед врагом, покажите ему, что у вас острые когти и твердая воля к свободе…