— Дам вам жизни! — кричал он в самозабвении.
— Дружно-о-оо! — подбадривали драгуны. — Смерть басурману!..
Мхитар взял у Вецки Маргара ружье и выстрелил. Турецкое знамя упало… Он послал еще одну пулю, затем повернулся к своим.
— Одна у нас родина, братья мои! — крикнул он воодушевленно. — Защитим ее, чтобы жила земля Армянская.
— Будет жить! — крикнули ополченцы Есаи.
— Бейте беспощадно. Не давайте Алидзор врагу. Защитите Алидзор — город славы Давид-Бека.
— Защитим! — вновь единодушно крикнули ему в ответ и ринулись в бой.
Женщины таскали ведрами кипящую смолу и выливали на головы штурмовавших турок. Юноши зажигали снопы сухого сена и скидывали вниз.
Большой группе аскяров-камнелазов тем не менее удалось вскарабкаться на запиравшую вход в ущелье скалу и достичь небольшой, покрытой кустарником площадки. Одни, присев на корточки, стали стрелять из ружей, другие брали у них отстрелянные ружья и передавали заряженные. Мхитар, напряженно следивший за сражением, видел, как со стены упала женщина с котлом кипящей воды в руках. Упал рыжебородый драгун, выпустив из рук ружье. Мхитар закрыл глаза. Крик падавшей со стены женщины пронзил ему сердце. «Нет, такие не дрогнут, не отдадут Алидзор», — подумал он и пошел к городским воротам. Надо было проверить их крепость.
Есаи побежал по стене к пушкарям. Запыхавшись, схватил за плечо оружейника Врданеса:
— Видишь кустарник на скале?
— Вижу, — спокойно ответил оружейный мастер.
— Там стрелки, бей их.
— Посмотрим, — вновь с удивительным спокойствием сказал Врданес и медленно повернул пушку. Вылетел легкий дымок. И ядро точно упало на кустарник.
— Еще, еще! — неистовствовал Есаи.
На склоне горы, в кустарниках, повсюду валялись многочисленные трупы.
К полудню турки наконец подтолкнули стенобитную машину к крепостной стене. Мрачное лицо стоявшего в башне Мхитара потемнело еще больше. Он хорошо знал мощь и разрушительные возможности этой адской машины. Покрытая слоем хорошо промоченного войлока, она была несгораема. Падавший на нее огонь лишь шипел и скользил по ней. Но велико было его удивление, когда что-то тяжелое со страшным грохотом упало на стенобитную машину и мгновенно превратило ее в груду бревен и досок. Следовавшие за нею турки с ужасом откатились назад. Осажденные ликовали.
— Кто это сделал? — с не меньшим ликованием спросил Мхитар своих.
— Инок Мовсес, — ответил Горги Младший. — Вместе с рудокопами и плавильщиками Каварта и своими учениками он снял ночью стопудовый колокол церкви святого Минаса и с помощью деревянных станков поднял на стену.
— Да живет инок Мовсес! — крикнул Мхитар. Затем, повернувшись к Горги Младшему, сказал: — Найди его и сообщи мой приказ: пожаловать ему звание сотника, сейчас же.
— Но ведь он монах, — усомнился Горги Младший.
— Он давно покинул монастырь. Риза монаха не пристала такому храбрецу и ученому. Ступай!
Уничтожение стенобитной машины вызвало новое воодушевление осажденных.
— Эй, турки, — кричали они со стены, — если даже явится ваш Мухамед, и тот не сумеет взять нашего города!
— Не дадим! — вторили русские воины.
Наступила темнота. Турки отошли, оставив под стенами несколько сот трупов. Были жертвы и у армян. Пали шестьдесят воинов, было убито столько же горожан и шесть русских стрелков. Всех их похоронили во дворе церкви в братской могиле.
Мхитар был доволен одержанной в первый день победой. Так бы держаться до прихода князя Баяндура, до зимы!
Но не так думали сторонники примирения с турками, в особенности сотник Мигран. Ночью он навестил Тэр-Аветиса.
— Если после каждого штурма турок мы понесем столько потерь, сколько имели сегодня, то через месяц в городе не останется и человека, — сказал он Тэр-Аветису.
— Приказано держаться, пока твой отец и Баяндур не подоспеют на помощь, — хмуро заметил Тэр-Аветис.
— Ты думаешь, они придут? А если и придут, то сумеют ли испугать Абдулла пашу?
— Надеюсь.
— Напрасно! — покачал головой Мигран. — Семь лет питаемся надеждой, но все толчем воду в той же ступе.
— Это не твое и не мое дело, есть Верховный властитель, пусть он и найдет выход.
— Властитель! — передразнил Мигран. — Говори «рамик», тэр тысяцкий. Что ему за забота, если ты или я лишимся наших земель, наших деревень, если будут истреблены мелики и родовые князья? Это проходимец, который гоняется за славой. Неужели мы должны вверить ему нашу страну, тэр тысяцкий?
— Замолчи, не хочу, не разговаривай! — Тэр-Аветис махнул рукой. Он был не в настроении, и его мучило то же самое. Но он не хотел, не мог делиться своими сомнениями. И он с каждым днем все больше терял надежду на сопротивление… Если даже Баяндуру удастся собрать и привести десятитысячную армию, то все равно победить турок невозможно. Можно выиграть битву за Алидзор. А дальше что? Где набрать потом войско? Зачем обманывать этот несчастный народ и обрекать на гибель всех меликов?
В голове Тэр-Аветиса постепенно рождался и созревал свой план спасения Алидзора и Сюника. Но он считал пока преждевременным открывать его.
В это самое время в своем шатре сидел, развалившись на складном стуле, Абдулла паша. Перед ним покорно стояли паши, европейские советники, главный мулла армии и мелик Муси.
— Мы похоронили павших, — медленно докладывал главный мулла. — Среди них были восемь юзбаши и двое пашей. Они пали во имя аллаха.
— Да просветит аллах их души, — пробормотал паша.
— В ущелье Аракса армяне захватили обоз, который вез нам боеприпасы и продовольствие, — продолжал главный мулла.
— Гм!.. — промычал паша. — Я выколочу из этих армян тысячи таких обозов. Еще что?
— Персидский Тахмаз Кули Надир хан собрал в Хорасане войско и теснит Мир Махмуда. Из Стамбула торопят. Твой наместник в Тавризе обеспокоен. Надир может пойти на Тавриз.
— Неужели?
— Военачальник Мухитар паши Баяндур собирается отрезать путь идущей нам на помощь армии.
— Было ли сражение?
— Нет еще. Хитрый армянский хан отходит назад, чтобы заманить в ловушку армию, которая находится в Вайоцдзоре.
— Воля его, если сможет, — усмехнулся Абдулла. — Говорят, хитрый полководец этот Баяндур хан, у русских служил. Хитер и Мухитар. Отослал Баяндура, чтобы тот нападал нам в спину, отрезал бы дороги и задушил бы нас в этом диком ущелье.
Он вскочил и тяжелыми шагами подошел к советникам.
— Что скажете, почтенные европейцы? Ваш Христос — армянин или турок? Ха-ха-ха! Как нам взять Алидзор, ну, говорите…
Европейские советники низко поклонились. Английский полковник попытался было раскрыть рот, но паша взмахнул рукой по направлению к Алидзору, будто саблей рубанул.
— Взять! — крикнул он. — Ты сам, полковник, поведешь войска на штурм. Нечего зря обогащаться за счет казны султана. Где ваш ум, ваша хитрость? Каков ваш совет европейца?
— Но… сиятельный паша… — заикнулся полковник.
Однако паша не дал ему говорить.
— Семь дней даю сроку. Или Алидзор, или ваши головы, — прогромыхал он и, отвернувшись, вошел в ту часть шатра, где принимал пищу.
Паши последовали за ним. Пошли и европейцы в надежде получить кусок с роскошного стола сераскяра…
Благослови меня, господи…
Турки не прекращали обстреливать Алидзор из своих пушек и ночью. Время от времени то в одном, то в другом конце города слышались взрывы, за которыми тут же следовали крики и вопли людей. Воины и горожане спешили к разрушенным домам спасать уцелевших и раненых, вытаскивать из-под руин погибших.
Тикин Сатеник, склонившись над столиком, продолжала писать свою летопись. Она вздрагивала всякий раз, услышав грохот, со страхом смотрела в сторону соседней комнаты, где спал маленький Давид, и снова принималась писать.
Она была одна. Агарон вместе со своим юношеским отрядом находился на крепостных стенах. А муж почти не бывал дома. Не было дома и Цамам, которая пошла в церковь помогать лекарям и ухаживать за ранеными. Сама тикин также провела там весь день. Но сейчас пришла на короткое время домой, чтобы записать в своей летописи события последней недели.