Помолчав немного, он продолжал:

— Я человек дела, тэр посол. Поговорим о деле.

— Ты пришел с поручением от паши?

— Устами паши с тобой говорит сам султан Ахмед. Поверь, я обращаюсь к тебе с дружеским чувством. Отойди от этого сумасшедшего рамика.

Тэр-Аветиса словно дубиной ударили по голове. Он хоть и понял, от кого предлагают отойти, но спросил строго:

— От кого отойти?

— Не притворяйся наивным, я говорю о твоем повелителе Мхитаре.

— Замолчи, не то…

— Не щетинься, — сказал зло Мурад-Аслан. — Я передаю тебе слова султана Ахмеда. Пока ты был заключен в этой келье, паша отправил к стопам султана человека по поводу переговоров с тобой. Значит, слушай. Ты будешь пашой — наместником Сюника, а если пожелаешь, католикосом Эчмиадзина. Ведь я знаю, ты был духовным сановником… Это раз. Твоя страна избежит резни. Это второе.

— Цена?

— Избавиться от Мхитара и покориться султану.

— Изменник! — подскочил Тэр-Аветис и протянул растопыренные пальцы к Мурад-Аслану. — Я разорву тебя!..

— Потерпи, — сказал удивительно спокойным голосом Мурад-Аслан. — Будь благоразумен, тэр посол! Мои слова никто не слышит. Твои люди в другой келье. Вот предложение султана: или мир, если будет уничтожен Мхитар, или война. Судьба армянского народа положена на чаши этих весов! Обдумай и дай ответ. Счастливо оставаться…

Мурад-Аслан направился к потаенной двери.

— Постой! — крикнул ему вслед Тэр-Аветис. — Прикажи проводить меня немедленно. Сейчас же.

— Благословен твой путь, — ехидно улыбнувшись, сказал отступник. — Не забывай о сказанном мною.

Через шесть дней армянские посланники подъехали к Алидзору. Всю дорогу Тэр-Аветис думал о предложении Мурад-Аслана. Гнев и возмущение против этого продажного пса, осмелившегося думать, что он продаст Мхитара, не покидали его.

«Бесстыдный отступник!» — повторял он и решил обо всем рассказать Мхитару.

Спарапет встретил его у городских ворот. Тэр-Аветис соскочил с коня и крепко обнял его.

За обедом, рассказав подробно о миссии, он хотел было сообщить также и о подлом предложении Мурад-Аслана. Но решил отложить до вечера, рассказать во время ужина. Во время вечерней трапезы он опять не решился расстаться со своей тайной и оставил это на следующий день. Однако и на следующий день и последующие дни он так и не нашел в себе силы рассказать Мхитару то, что было известно только ему.

Но он не забыл о словах Мурад-Аслана. По ночам стал плохо спать, ворочался в постели, вздыхал. Страшная мысль стала точить душу этого железной воли и стойкости человека.

А следующие одно за другим горестные события способствовали этому.

Алидзор лихорадочно готовился.

Не было уже никакого сомнения, что турки вскоре начнут большое наступление.

Мхитар сумел создать еще три полка регулярного войска, в каждом по тысяче оруженосцев. Тикин Сатеник еще раз объехала гавары и, собрав среди населения пожертвования, передала их в распоряжение Армянского Собрания.

Вновь собранные полки разместили на постой в крупных монастырях. Это вызвало недовольство духовных отцов. В знак протеста они босиком и в лохмотьях пришли в Алидзор и шумно протестовали перед дворцом Армянского Собрания. Мхитар приказал избить их и выгнать из города. Двух самых крикливых вардапетов лишили духовного сана. Отцы церкви приумолкли и стали покладистее…

Почти ежедневно из армянских и населенных армянами грузинских гаваров прибывали в Алидзор беженцы. Приходили не только ограбленные и до предела притесненные турецкими пашами крестьяне, но и лишившиеся своей власти мелики и тавады[75].

Мхитар встречал их с распростертыми объятиями и отправлял в отряд оружейника Врданеса. Часто он сам отводил беженцев во дворец Пхиндз-Артина и оставался там целыми днями. Это давало повод злословам говорить, будто Мхитар завел с красавицей женой Пхиндз-Артина любовные шашни.

Как-то раз, когда Мхитар с почестями отвез к Пхиндз-Артину бежавших из Тифлиса трех армянских меликов и одного грузинского тавада, Вард-хатун сказала мужу:

— Спишь, что ли? Слышал, с какими людьми веселится Мхитар в доме Пхиндз-Артина?

— Какое мне до этого дело? — недовольно отмахнулся Тэр-Аветис. — Бездомные люди, дает им приют.

— Гм, — скрипнула зубами Вард, — «дает приют»… Раскрой глаза, наивный человек! Это князья, бежавшие из Тифлиса и Лори. Мхитар намерен оделить их деревнями и назначить военачальниками.

— Пусть назначает, — буркнул Тэр-Аветис.

— Он их назначит вместо тебя, вместо родовитых меликов, а вас будет держать как слуг. Знай это!

— Довольно! — крикнул Тэр-Аветис. — Всю душу мне вымотали, все жилы из меня вытянули. Хватит! Конец! Не хочу, нет!..

И, словно спасаясь от огня, выскочил из дома. Он невольно направил шаги к церкви. Впервые после тридцатилетнего перерыва у него появилось страстное желание помолиться в церкви.

Был час утреннего богослужения.

Церковь была полна верующими. Увидев Тэр-Аветиса, священники смутились, спутали псалмы. Тэр-Аветис зажег свечу, стал на колени перед алтарем и долго, под удивленными взорами всех, молился.

Он покинул церковь с чувством утери чего-то дорогого. Ему казалось, что от сердца отделяется, уходит сокровенное, что его когда-то светлый путь закрывается густым туманом.

В сопровождении телохранителей, с группой бежавших из Тифлиса военачальников, Мхитар спускался в ущелье Багац. Дорога шла через прилипшее на крутом склоне горы селение Бех. Никто не встречал Верховного властителя, хотя уже рассвело и дорога отовсюду просматривалась. Это было неожиданно и странно. Мхитар, Мовсес и военачальники еще больше удивились, когда на плоской крыше первого дома заметили большой костер, около которого никого не было. Вскоре они увидели, что костры горят и на крышах других домов. Мхитару почудилось недоброе.

— Что это значит? — мрачно спросил он ехавшего рядом Мовсеса.

— Сам не понимаю, — ответил Мовсес.

— Может, гневаются крестьяне, тэр Верховный властитель, — заметил один из тифлисских беженцев. — У нас такие огни на крышах зажигают в знак протеста против турецких пашей или персидских ханов. Недобрая примета.

Когда спустились в ущелье, у сводчатого родника увидели собравшихся жителей деревни. Они молча и сосредоточенно стояли в ожидании спарапета. От толпы отделились три старика и, подойдя к Мхитару, протянули ему по общипанной курице. Обомлевший от неожиданности и позора Мхитар вырвал из рук старцев непонятное подношение и отбросил его собакам.

— Здравствуйте, бехцы, — в сердцах обиженно и необычно громко приветствовал он крестьян. — Благодарю за общипанных кур. Такой высокой чести не удостоился ни один вступивший в Армению сельджукский султан, монгольский хан, персидский шах или турецкий паша. Угодили мне… Но будьте добры сказать, зачем вы развели огонь на крышах? Вы что — язычники?

— Считай как хочешь, — рассерженно ответил один из стариков. — Разумей так: мы горим, как дрова, брошенные в эти костры.

— А куры? Насмехаетесь надо мной?.. — крикнул Мхитар.

— Знай также, что мы подобны этим общипанным курам.

Мхитар нахмурил брови, вынул из стремени ногу и, спрыгнув с коня, развалистой походкой подошел к притаившейся толпе.

— Кому принадлежит это село? — хрипло спросил он.

Люди молчали. Он переспросил гневно:

— Спрашиваю: вы чьи? Онемели, что ли?

— Мы люди Тэр-Аветиса, — ответило несколько человек.

— Врете! — загремел Мхитар. — У Тэр-Аветиса нет деревни.

— Есть, милостивый князь, есть… наше село не является, правда, его вотчиной, но принадлежит ему. Оно — приданое его жены, Вард-хатун.

— Ну и что же? — вырвалось у Мхитара невольно.

— Что сказать!.. Горим в огне, погибаем в пасти змеи. Послал нам бог нынче недобрый урожай, но все же мы не роптали, убрали хлеб, а как закончили, то и пришли надсмотрщики Вард-хатун и все, что у нас было, до последнего зернышка отобрали. Корыта наши пусты, мельницы стоят, голодаем всем миром. Увидели, что ты едешь, решили жаловаться, к ногам твоим пасть. Помоги, спаситель наш, не дай умереть с голоду…