Вздувшийся от вешних вод Аракс глухо рычал.

По приказу Гоар предателей поставили на край моста и повесили им на шею по тяжелому камню.

— Слушайте, презренные! — сказала Гоар. — Я велю сбросить вас в эту неукротимую пучину, чтобы прах ваш не знал успокоения и не был бы предан земле ни здесь и ни в какой другой стране. Пусть проклятие армянского народа ляжет на ваши поганые души. Да устрашит ваша участь любого из армян, кто впредь осмелился бы хоть мысленно изменить своей родине!

Гоар замолкла и отвернулась. Изменников столкнули в бурные воды Аракса.

Река только чуть взбурлила и навсегда поглотила презренных предателей.

Небольшой отряд всадников переехал мост, вступил на родную землю и устремился к синеющим вдали горам…

Куст шиповника пышно цвел на могиле Мхитара. На рассвете его увидел идущий в поле крестьянин.

Он видел цветы и в другие дни.

Это были цветы гор. Каждый день, еще затемно, их приносила сюда Гоар. Она осыпала цветами и слезами своими могилу Мхитара. А потом с высокой башни отцовского замка зорко охраняла ее покой.

На рассвете, где-то на склоне гор, пел свою песню пахарь. Пел и старый гусан. Сидя на могильном холме, он слагал песни о доле крестьянской, о минувших днях и о подвигах ратных.

На рассвете уходили вооруженные люди. С клятвой на устах шли они мимо священной могилы, шли к ущелью Аракса, чтобы сразиться с врагом, вновь вторгшимся на их землю.

Возвращались поредевшими рядами, но с победой.

А потом уходили в небытие, подобно другим, ушедшим до них…

Сотни новых храбрецов и новых дев рождались в Сюнике. Они сажали новые цветы на могиле рамика-спарапета, ставшего легендой.

Новые враги топтали землю армян, и новые храбрецы изгоняли их со своей земли.

Одно поколение сменялось другим… Так мы жили века.