Серо Ханзадян родился в 1915 году в Зангезуре, высокогорном районе Армении. Работал сельским учителем. С первых дней войны ушел на фронт. Уроженец Зангезура, одного из самых красивых, живописных мест Армении, Серо Ханзадян всю жизнь воспевает свой край. О Зангезуре почти все его книги: «Земля», «Мхитар спарапет», «Каджаран», многие рассказы и такие повести, как «Книга о былом», «Жажду — дайте воды», «После дождя» и другие.

В литературу Серо Ханзадян пришел более 30 лет назад. В 1949 году он опубликовал свой первый роман «Люди нашего полка». Участник сражений за осажденный Ленинград, он посвятил эту книгу мужеству ленинградцев и защитников города-героя. Роман отражает будни войны, их неприкрашенную правду. Это было первое произведение армянской военно-эпической прозы.

В 1954–1955 годах был издан двухтомный роман Серо Ханзадяна «Земля». В нем писатель изобразил героев-воинов, вернувшихся к мирному труду, к земле, которая теперь ждала от них любовного ухода и заботы. У героев Ханзадяна сложные характеры. Это проявляется в отношениях с людьми, в связях с миром, в собственных переживаниях. Главный герой романа Гарегин Мовсесян возвращается с войны в родную деревню. Радость его омрачена: он узнает о гибели старшего брата и о том, что любимая девушка стала женой другого. Сложная обстановка в деревне — председатель колхоза делец и хапуга — вот с чем пришлось столкнуться Гарегину по возвращении домой. Он нередко ошибается в своих поступках, его одолевают сомнения, тревоги. Иногда он непреклонен и суров, иногда по-юношески застенчив и мягок. Писатель умело раскрывает самую суть явлений, и благодаря этому становятся понятными сложные человеческие отношения и поступки.

В романе «Мхитар спарапет» (1961 г.) Серо Ханзадян правдиво отобразил один из сложнейших периодов национально-освободительного движения армян начала XVIII века в союзе с русскими, грузинами и азербайджанцами. Выразители этой идеи борьбы за свободу и независимость в произведении — военачальники Давид-Бек, Мхитар, воины-землепашцы — Врданес, Владимир Хлеб и др. «Мхитар спарапет» — это роман событий и героических и трагических характеров. Показав свободолюбие и отвагу армянского народа, Ханзадян в то же время убедительно раскрыл и его миролюбие. Уничтожение врага-захватчика — акт справедливого возмездия. С этим праведным чувством сражается армянский народ в ущелье Алидзор, на равнине Марага, на склонах Агулисских гор.

Защищая свою независимость в жестоких сражениях, армяне не переставали создавать духовные ценности. В романе есть многозначительный эпизод: в тяжелую пору испытаний Давид-Бек предлагает известному художнику Нагашу открыть школу, где юноши будут обучаться искусству живописи. «Чтобы сохранить тело, дух должен быть просвещенным… Создай очаг света в нашем доме. Какими бы грозными ни были бури, нельзя отчаиваться!»

Следуя исторической правде, Серо Ханзадян художественно раскрыл мотивы единения грузин, азербайджанцев и армян. В романе значительное место уделено проблеме связей закавказских народов с Россией.

Совсем недавно переведена на русский язык и опубликована в журнале «Дружба народов» (1972 г., № 6) повесть Серо Ханзадяна «Жажду — дайте воды». Это лирическая проза о поэзии наших дней, о людях, творящих чудеса во имя торжества жизни. Повесть согрета радостью сопричастности автора к своему сложному и героическому времени, любовью к родной земле, к ее трудолюбивым и щедрым душой людям.

Примерно в то же время в Ереване на армянском языке вышла новая книга писателя — «Три года и 291 день». Автор дал ей подзаголовок «Фронтовой дневник», это художественная проза, в основу которой легло все пережитое автором на трудных дорогах Великой Отечественной войны.

Человек и родная земля — эту главную тему Серо Ханзадян решает и в больших и в малых произведениях. Образ защитника и сеятеля родной земли, социальная и моральная характеристика человека лейтмотивом проходят через все творчество писателя, имя которого заслуженно стоит в ряду наиболее крупных художников слова нашей многонациональной советской литературы.

Узкая тропка вилась среди густых лесов Кашатахка. Здесь пролегал самый близкий путь между древними армянскими нагорьями Арцах и Сюник.

По тропе из Арцаха в Сюник спешил небольшой караван. Хотя солнце уже поднялось над снежными вершинами Кирса, предрассветная мгла в лесу еще не рассеялась.

Была глубокая осень.

Обнажились бук и граб и даже вросшие в скалы дубы. Лес стоял безмолвный. Молчали всадники, сопровождавшие караван. Молча ехали спарапет[1] Мхитар и тысяцкий Тэр-Аветис.

У седобородого и белоголового Тэр-Аветиса из-за серебряного пояса торчала рукоятка голландского пистолета. Ворот его простого подрясника был расстегнут, и на шее виднелся крест. Рядом с тысяцким рослый, стройный Мхитар, казалось, врос в седло своего серого коня. Брови вскинуты, взгляд беспокойный. Смуглое лицо озабочено.

Кроме двух пистолетов, заткнутых за пояс, была у Мхитара еще недлинная сабля на серебряном эфесе.

Три ночи тому назад они выехали из монастыря Гандзасар, что в Арцахе. При мерцающем свете факела приложились к руке престарелого агванского католикоса Есаи Асан Джалаляна и пустились в обратный путь домой. Проехали скалистые ущелья Арцаха, минули коварные реки и вот уже достигли населенного когда-то армянами, а теперь совсем обезлюдевшего сюникского гавара[2] Кашатахк.

Затянувшееся молчание первым нарушил Тэр-Аветис.

— Как думаешь, Мхитар, почему не явился посланник русского царя? — тихо, чтобы не услышали ехавшие сзади люди, спросил он.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Мхитар. — Петербург — на одном конце земли, мы — на другом. Дороги опасные. Всякое могло быть с посланником.

— Не приведи господи. Только что отвели беду, едва прояснилось небо над головой и солнце заглянуло в душу… Угаснет надежда, останемся неутешными.

— Утешься десницей своей, — мрачно сказал Мхитар.

— Да-а, — вздохнул Тэр-Аветис и, чувствуя, что тот не склонен к беседе, умолк.

На пути часто попадались давно разоренные села. При виде их лицо Мхитара еще более мрачнело. Ведь по этим заглохшим тропам некогда пролегала людная дорога, и земля содрогалась от гулкого топота лошадиных копыт, и все окрест оглашалось звяканьем бубенцов, навешенных на шеи верблюдов.

Давно опустел гавар Кашатахк. Полтора века назад османские войска разорили его поселения, и, как печальные свидетели былого процветания, тут и там высятся стены поросших мхом монастырей, разрушенные своды возведенных Трдатом мостов и руины караван-сараев времен Арташеса…

Скоро впереди завиднелись заснеженные горы Сюника — величественный в белом венце Капуйтджиг, гордый Арамазд, Газбойл, устремленный ввысь Хуступ и одинокий, мрачный Ишхан-Мец.

Караван оживился. Безучастным ко всеобщей радости оставался лишь Мхитар. Чем ближе они подъезжали к родному гавару Абанд, тем больше мрачнел он — сердце ныло от давнишней, никогда не заживающей раны.

Стемнело, но Мхитар все еще не давал приказания о привале — спешил в Алидзор к Давид-Беку.

Около месяца назад гонец гандзасарского католикоса приезжал в Алидзор с письмом. «Всемилостивый русский царь Петр прислал к нам человека, — писал католикос Верховному властителю Арцаха и Сюника Давид-Беку. — Посланец с царской грамотой прибыл в Баку, скоро будет в Гандзасаре. Пришли своих людей, чтобы они с нами встретили посланца и вникли в суть царской грамоты».