«Неужели успела поговорить с Симерионом?» — мелькнуло в голове Руми, а вслух она произнесла:

— Нет таких слов, чтобы описать прелесть этого места. Моя душа одновременно радуется и скорбит, когда я смотрю на ваши цветы.

— Как и моя. Моя мать мечтала увидеть мир возрожденным, но ей не хватило сил побороть боль утрат и усталость от прожитых лет. Я исполнила её желание, — грустно сказала Диларам.

— Скажите, ваше высочество, вы покинете столицу после заключения брака с князем Дер-Су? — поинтересовалась Руми, решив воспользоваться случаем и прояснить кое-что для себя.

Царевна осуждающе взглянула на неё, укоряя за неуместность вопроса, однако ответила:

— Я останусь во дворце. В мои обязанности входит уход за всеми царскими садами, я не могу их оставить. Князю Дер-Су будут созданы все условия для жизни среди фениксов.

И замолчала, пристально глядя на Руми, словно ожидала каких-то уточнений. Та молчала, чувствуя, что уже успела вызвать негодование царевны. Лишь капли, падающие в водную чашу с постамента статуи, не давали саду погрузиться в тишину.

— Вы хотели спросить, как фениксы относятся к моему браку с иностранцем? Не боятся ли, что я, погрузившись в чужую культуру, уподоблюсь Оссэ?

Глаза Диларам сияли холодным светом. Впервые за долгое время Руми стало по-настоящему неуютно. Ни с царем фениксов, ни даже с императором драконов ей не было настолько не по себе. Царевна будто смотрела прямо в душу, ведала о каждом движении бунтующей натуры. Конечно, всё гораздо проще. Но проницательность, смешанная с непозволительной для царевны искренностью, всё равно пугала Руми.

— Да, вы правы, ваше высочество. Я хотела спросить об этом, — сказала она, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Династические браки с драконами вызывают много споров. Повсеместно женщины приходят в дом своих мужей, но для меня сделано исключение. Как бы я ни хотела снова оказаться на родном острове князя Дер-Су, мне это будет дозволено сделать лишь как дипломату, — ответила царевна, снова повернувшись к воде. — Мне проще жить на его земле, чем ему на моей. К сожалению, существующий порядок обязывает нас действовать иначе.

— Вы считаете, что это правильно? Идти на поводу страхов общества? — спросила Руми, изумляясь своей дерзости.

— Не мне решать. Я делаю то, что велят мне законы и традиции. Сама возможность быть с Дер-Су большая удача, и я не вправе требовать что-то ещё, — сказала Диларам с нотками стали в голосе, чтобы собеседница окончательно поняла, что более эту тему развивать не следует.

— Простите мне мою несдержанность, ваше высочество. Впредь я не потревожу вас, — смущенно выдавила из себя Руми.

В молчании они просидели ещё несколько минут. Диларам не велела Руми уходить, а та самовольно подняться не смела. Тигры тактично оставили их наедине и гуляли по саду в компании друг друга.

— Как счастливы те, для чьей любви нет преград, — голос Диларам стал прежним, чуть грустным. — Если станете искать Симериона, то он в своих покоях. Слуги укажут, где. Но советую дать ему время побыть одному, и меня прошу оставить.

— Спасибо, ваше высочество, за ваше творение. Как бы здесь было хорошо Золотой Орхидее!

Диларам кивнула, но более не слушала. Вид у неё стал отрешённый. Руми поспешила удалиться, не тратя время на поиски тигров, которые забрели вглубь сада.

Мысленно она прокручивала в голове разговор с царевной и пыталась разобраться в своих чувствах. Диларам, безусловно, мужественно выносит давление запуганного общества, но Руми для себя решила, что так не может и не хочет. Её вольнодумство далеко выходило за границы нынешней «свободы» фениксов. Коуршан, будь жив, устыдил бы её. Для окружающих она должна быть такой же, как царевна. Сколько угодно внутренне сильной, но внешне покорной и безропотной. Тогда царь и его подданные смогут спать спокойно. Только Симерион понимает пагубность этого пути. «Какие они все глупые, — думала Руми, глядя на свое отражение в малой чаше, возле которой прошлой ночью разворачивалась неприятная сцена. — Зачем до безумия опасаться принимать другие культуры? Разве может обычный феникс повторить то, что сделал Адзуна? Обычный феникс…»

Руми вспомнила первый рассказ Ханума и свои мысли после него. Правда, что обычный феникс не смог бы проделать путь до Оссэ, а смог бы необычный? Насколько нужно быть необычным? Руми прокручивала в голове строки из письма Адзуны, и всё сильнее убеждалась, что свои желания он взращивал уже давно. Многие столетия. У неё столько времени нет.

«Его душа озлобилась, — рассуждала Руми про себя, — и он решил прибегнуть к Скверне, и нашёл способ её подчинить».

От этой мысли Руми стало плохо. Обнажилась правда, к которой вели долгие поиски. Сам сад придавал догадке видимую форму. Каждый цветок таил в себе ответ.

— Мне не нужна твоя власть, — вслух произнесла она, не отрывая взгляда от цветочной мозаики на дне фонтана. — Только возмездие и Орхидея. Только возможность жить.

— Ты что, с отражением разговариваешь? — раздался за спиной голос Игнэ. — И о чём же?

— Я пойду за Семилепестковым перстнем в кузни Адзуны.

На миг показалось, что тягучий холод объял чудесный сад. Витэ замерла на месте, а Игнэ яростно взвыл:

— Мы идем к Симериону! Слышишь?! Прямо сейчас!

Тигр схватил Руми за левый рукав и потянул на выход. Она вырывалась, но с такой силой не выходило совладать. Ещё и Витэ подталкивала сзади. Благо, эту забавную со стороны сцену никто не видел. По лестнице Руми дали идти самой, однако бдительно наблюдали за её движениями, не давая отступить в сторону.

— Мне велено не беспокоить Симериона! — крикнула она, раздраженная такой опекой.

— Плевать! Пусть поможет тебе, а если не знает, как, то хоть упрячет в тюрьму. Чтоб сорвалась твоя дурная затея! — оскалился Игнэ.

— Хватит! — Руми резко остановилась, и тигрица едва не столкнула её вниз, врезавшись в спину широким лбом. — Ты мне не отец, чтобы со мной нянчиться! Я сама решу, что мне делать!

— Руми, — вступила в перепалку Витэ, — мы хотим, как лучше. Ты не представляешь, что такое Семилепестковый перстень. Малейшая твоя слабость, мельчайшее сомнение — и тьма поглотит тебя. Нет на земле воли, способной совладать с зовом адзуновой Скверны. Я знаю, ты смелая и гордая, но это не тот случай, когда нужно бросаться в омут с головой. Попроси помощи, и силой Гранатового Камня зло будет повержено!

— Пламени Земли оказалось недостаточно, чтобы дать отпор даже не Аймери, а его порождениям. Не думаю, что с Гранатовым Камнем выйдет иначе. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то погиб. Это мое бремя, — уже спокойно ответила Руми. — Я обещаю, что не поддамся Тьме.

— Ты безумна. Мы идём к Симериону, — не стал её слушать Игнэ.

Руми вспомнила свои мрачные сны. Зло, которому она бросает вызов, убило сильных мира сего. «Вы все сгниете в этом болоте, и только царство Оссэ будет стоять вечно, пережив звезды и Мировое Древо», — вновь зазвучал мерзкий голос в её голове. «Как бы не так, — мысленно ответила она своему врагу, — я или умру, или разрушу проклятое царство Оссэ!»

— Нет, — так же спокойно и уверенно возразила она, не двигаясь с места. — Никто не пойдет на заклание вместо меня.

Игне вновь схватил её за рукав и потянул за собой, уже не заботясь, что она может запнуться и упасть. Тигрица семенила следом и тихо молила всех Духов образумить сумасшедшую девицу. Её друг же грозил Руми, если та вырвется, ухватить её зубами за руку.

Наконец они оказались в коридоре, ведущем в тронный зал. Тигры двигались вперед без сомнения, будто точно знали, куда идти. Редкие прохожие провожали их удивленными взглядами, но ничего не говорили. Руми не сомневалась, что этот случай обрастёт домыслами и сплетнями, но это не пугало. Она боялась за Симериона. Боялась, что разгорячённый тигр убедит идти в бой, из которого царевич не выйдет живым. А он должен жить. Когда-нибудь он исцелит общество фениксов, и оно расцветёт, подобно саду Диларам.