— Если ваше предложение ещё в силе, то я согласна.

Симерион посветлел лицом, и Руми сама захотела улыбнуться. Так просто жить, когда не идешь на поводу у тревоги.

— Я должен передать руководство вечером Диларам, — сказал он, глядя на собеседницу сияющими, как звёзды глазами, — встретимся на выходе из зала через пять минут.

Он покинул балкон, а Руми некоторое время стояла и размышляла о поворотах судьбы. Мельком она взглянула на гостей, весело и беззаботно наслаждающихся вечером. Змеи-служанки давно подобрели и вполне задорно говорили со знатными фениксами. Может, на них благотворно влияло отсутствие на балу императора, чёрной тучей довлеющего над каждым, с кем у него была хоть малейшая связь. Может, само общество фениксов расслабляло. Руми подумала, что её чересчур запугивали, рассказывая о непринятии её собратьями хоть сколько-нибудь отличных порядков. До сих пор она не испытала страшного неудобства, которого ожидала. Не так сильно смутила знатных фениксов её драконья заколка.

Руми прошла через зал, посмотрев на Ханума, который с набитым ртом рассказывал какую-то историю столпившимся вокруг слушателям. На его халате красовались винные пятна. «Припомню ему, когда в следующий раз заговорит со мной о манерах», — подумала Руми и из света тронного зала ступила в тень коридора.

Симерион уже ждал её, и они молча двинулись вперед. В лунном свете пара походила на бледных призраков, ищущих покоя среди известняковых стен. Сердце Руми бешено трепетало. Она наслаждалась каждой секундой их путешествия, попутно стараясь вообразить, насколько грандиозное её ожидает зрелище. По бесчисленному множеству коридоров и лестниц они удалялись от тронного зала. Всё выше поднимались они, и у Руми захватывало дух, когда ей удавалось посмотреть в окно на мерцающий огнями город. Уже не было слышно сверчков, лишь тишина высоты и ночи сопровождала юных фениксов. Когда путешествие начало казаться затянувшимся, а ноги заныли от бесконечных подъёмов, Симерион вывел её на площадку, с которой, казалось, открывался вид на всё царство. Руми восхитилась красотой ночных пейзажей, но слова её поглотил ветер. Площадка находилась на одном уровне с крышами двух других дворцовых башен. Нахождение на такой высоте сводило с ума. Лишь перила мешали ветру унести бренные тела в объятия чёрной бездны.

Площадка сужалась вокруг стен башни, Симерион жестом показал, что нужно идти туда. Руми, не выказывая страха, направилась за ним. Золотое покрывало раздувалось на ветру и мешало двигаться. Очень хотелось сбросить его и полюбоваться необычным полётом, однако Руми боялась оскорбить царевича, даровавшего ей праздничный наряд. Симерион, словно прочтя её мысли, сбросил своё покрывало и коротким кивком предложил сделать то же самое. Радости Руми не было предела. Как огромные осенние листья одеяния подхватил и унес ветром.

Проход сузился настолько, что пришлось идти боком. Руми щурилась от бьющего в лицо ветра и двигалась на ощупь. Рука коснулась руки Симериона, и пальцы его сжались вокруг ладони. Тепло разлилось по телу Руми, сознание прояснилось, а в душе воцарился покой. Она не до конца понимала, что это — любовь или пробуждающаяся сила феникса? И то, и другое было для неё опасно, но она не думала об этом. В эти секунды царевич с ней, а остальное не важно.

Внезапно вместо каменной стены под рукой Руми оказалась стеклянная. Симерион надавил на одну из стеклянных вставок, и та распахнулась. Царевич аккуратно, держась за раму, начал спускаться вниз, увлекая за собой Руми. В свете множества светлячковых ламп она увидела нечто, лишившее её дара речи.

Стеклянные стены защищали от холодного ветра прекрасный сад, подобного которому Руми и представить не могла. Песчаные дорожки в тусклом свете походили на тайные тропы и вели вглубь пышноцветущего великолепия тысячи растений, занимающих огромный зал. Руми мгновенно сообразила, что тут собрана коллекция не просто редких видов, а тех, что считаются вымирающими. Они прибыли из разных стран, чтобы вместе создать бесподобную композицию, от созерцания которой замирало сердце.

Руми прошлась по тропинке, всё ещё не до конца веря глазам. Как же здесь должно быть хорошо при свете дня! Орхидеи всех видов и расцветок обвивали каменные столбы, едва не касающиеся стеклянного свода. Некоторые из орхидей не встречались на землях фениксов после Казни Мира. Знания, подчерпнутые из книги царицы Меренити, остались в памяти, и Руми вмиг погрустнела, понимая, какая страшная история прячется за прекрасными цветами. Ещё одно напоминание, насколько хрупок был мир, уничтоженный Адзуной, и скольких усилий стоит излечение нанесенных им ран.

— Не знаю ничего, что могло бы сравниться по красоте с этим садом, ваше высочество, — сказала, наконец, Руми, — но вижу, какая боль пронизывает всё здесь. Как много потеряно, как сложно всё исправить…

— Я удивлён, как тонко ты чувствуешь этот сад, — ответил Симерион, и взор его потускнел. — То же говорила мне Диларам.

— Разве тонко? По-моему, всё на поверхности.

Симерион тяжело вздохнул, обошёл Руми, чуть дальше присел на краю белоснежного фонтана, в воде которого танцевали огоньки, и о чём-то глубоко задумался.

— Ты ошибаешься, — спустя долгое время нарушил тишину царевич. — Можешь не верить, но хватало мнений, что этот сад — блажь, пустая трата казенных денег на излишне дорогой памятник моей матери. Она действительно мечтала отыскать то, что, казалось, утеряно навсегда. Здоровье её ослабло после войны, а рождение двойни и вовсе его подорвало. Она ушла, когда я был очень мал. Быть может, так я стараюсь заглушить боль от её утраты. Когда Диларам решила создать такой сад, я с радостью начал помогать. Я обучался инженерному делу у лучших драконьих и эльфийских мастеров, чтобы разработать проект оранжереи внутри дворца, там, куда злу сложнее всего будет проникнуть. Но то, что сделал я — ничто в сравнении с делами Диларам.

Над нами смеялись, считая нашу мечту несбыточной. Однажды те, кто лично знал Оссэ, сравнили меня с ним за стремление сделать больше, чем может сделать феникс. Отец их едва не казнил. Хм… прости за монолог. Не с таким настроением хотел я показать тебе сад.

— Всё хорошо, Симерион, — улыбнулась Руми, хоть прозвище Адзуны ранило её сердце. — Те, кто не верил в вас, недостойны вашего внимания. Они не способны даже приблизиться к той красоте, что совместно создали вы и её высочество.

«Его тоже сочли похожим на Адзуну, — думала она, вспоминая слова смотрителя библиотеки. — Неужели это такой страшный грех — узнать и пытаться сделать то, чего раньше не делали? Неужели этого достаточно, чтобы стать злом в глазах окружающих? Если фениксы осмелились сказать такое в глаза царевичу, который замыслил благое дело, то что будет со мной, если все узнают о моём интересе к оружию и искусству боя?»

— Спасибо. Здесь — наша душа, наша память. Я не ошибся, что привёл тебя сюда тайно, не с остальными гостями, — заявил царевич, глядя в воду, где, шлёпая губами, плавали пёстрые карпы. — Злу должен прийти конец. До совершенства саду не хватает одного цветка. Золотой Орхидеи.

Сердце Руми бешено колотилось, и ей казалось, что всё содрогается от гулких ударов. Она испугалась по-настоящему, поняв, насколько искренне он говорит. В его словах не было пафоса, лишь уверенность, твёрдое намерение совершить сказанное.

— Значит, вы привели меня сюда, чтобы сообщить об этом… но зачем? Симерион… — шептала она, отступая на шаг. Руми опасалась близости, что могла возникнуть между ними после всех признаний.

— А что я ещё могу? Я в тупике, меня ждёт брак по расчёту. Как иначе сказать о своей любви? — спросил он, и словно солнечный свет коснулся нераспустившихся бутонов, расцветших в этот миг.

Руми смотрела на силу феникса с тайным содроганием, давая себе время привести мысли и чувства в порядок. Симерион терпеливо ждал, не сводя с неё сияющих глаз. Спустя несколько безумно долгих минут она решилась заговорить.

— Вы не должны этого делать. Аймери вас убьет. Не лишайте государство будущего. Не лишайте меня… — и тут она оступилась, испугавшись ответного признания.