Сложно было решить, кто прекраснее: императрица драконов или царевна Диларам. Превосходит ли цветущая ипомея белый шиповник? Вряд ли. Каждый выбирать для себя, кому отдать первенство, но душа Руми больше тяготела к красоте фениксов.

— Я вижу на вашем лице боль. Что причиняет вам страдания? — спросила императрица, не сводя с собеседницы глаз.

— Простите, ваше высочество, не могу сказать. Не могу, не почтите за дерзость, обнажить свои раны, — ответила Руми, не представляя, как её ещё могут наказать, если правительница всё же обидится на отказ.

— Не доверяете мне? — вздохнула императрица. — Ждете, что я использую вашу искренность против вас? Мы сейчас с вами не на равных, госпожа Сингардилион. Ведь вам известна моя боль.

Руми хотела уточнить, но по одному взгляду императрицы поняла, что имеется в виду.

— На то не было моей воли, ваше высочество.

— Если ещё опасаетесь, что я могу ранить вас, то я дам возможность вооружиться лучше. Ведома ли вам моя история?

— О чём говорили голоса Скверны, мне неизвестно, ваше высочество. Я не считаю нужным вызнавать такие подробности, — Руми очень надеялась, что императрица не решится открыть муки своей души. Не готова была к такому бремени.

— Напрасно. У наших государств непростые отношения. Знание слабостей правительницы может пригодиться, но мне приятно слышать, что вы не ищете грязи. Это признак аристократа больший, чем богатство и титул, — сказала императрица, после чего воцарилась долгая пауза.

Дав Руми время морально подготовиться, правительница начала рассказ:

— Я незнатного рода, но, благодаря своей драгоценной броне получила всё, что могла получить женщина в обществе драконов. Я была красива, воспитана, образована — этого оказалось достаточно, чтобы моей руки попросил Рэн Джун, первый советник Люрайи Гории. Выйти замуж за дракона такого высокого положения считалось за великое счастье. Омрачилось оно тем, что я не могла родить ребенка. Шли долгие годы, но в нашем доме так и не зазвучал детский смех. Супруг любил меня и боготворил, и всё же я видела, как он смотрит на отвергнутых им дам, которые радостно растили сыновей и дочерей. Перводемон Корсун убил Рэн Джуна вместе с его господином и императрицей. Император несказанно горевал и необдуманно женился на бесплодной вдовице. Страшно понимать, что принцессу Мэйджину лишат возможности иметь детей.

— Вам не следует так говорить, — наконец вставила слово Руми. — Это решение вашего супруга.

— В прежние времена наши народы жили без тяготящих брачных союзов. Я не думаю, госпожа Сингардилион, что одна так считаю. Если помолвка принцессы Мэйджины и царевича Симериона не состоится, то за него выдадут вас. Царь фениксов во всем царстве не найдет ему более именитой родом и делами пары, и сам царевич будет не против, — сказала императрица и замолчала. Видимо, теперь ожидала подтверждения, что верно обнаружила причину страданий Руми.

— Ошибаетесь, ваше высочество. Отмена царской помолвки — не мой интерес. Если вы считаете, что этот брак вреден для принцессы, то в ваших силах её защитить.

— Если бы я могла, — вздохнула императрица, — у меня нет силы духа императрицы Джин-Ти, матери Мэйджины. Ты видела, насколько я слаба. Лишь на любви императора держится моё влияние, и кроме неё мне нечего терять.

— Если хотите честности, то я скажу: ваш супруг желал наказать меня за слова, а царь фениксов исполнил его желание. Та спица, что в шаре, держала заколку с крупным изумрудом — моё единственное наследство и память о женщине, которая меня растила. Родной спицей я пыталась ранить перводемона Аймери. Теперь у меня нет ничего, а у вас есть любовь императора. Я не знаю, лишитесь ли вы её, если поговорите с ним ещё раз, но знаю, что увидите несчастную принцессу Мэйджину.

— Теперь вы ошибаетесь, госпожа Сингардилион. У вас есть много больше, чем у других. Настоящая смелость быть собой, защищать то, что дорого сердцу. Друзья, готовые прийти на помощь в трудную минуту. Любовь царевича Симериона.

— Симерион меня не любит. Он причинил мне боль. Жизнь во дворце не для меня, я здесь лишь день, но мне уже не нравится, — ответила Руми, подавляя злобу.

— Не судите поспешно. Я поговорю с императором о вас. После пережитых испытаний вы не заслуживаете пребывать в унынии.

Императрица посмотрела на круглое зеркало в золочёной раме, висящее на стене, словно пыталась найти в нём ответы. Руми молчала и ожидала продолжения разговора.

— Будь за моей внешностью хоть капля вашей смелости… но только красотою я ценна, и она едва не стоила мне жизни. Вам нужно отдыхать, госпожа Сингардилион. Ваши покои должны быть в другом крыле, — императрица отвела взгляд от зеркала.

— Спасибо, ваше сапфировое высочество, что поддержали меня. Я нуждалась в этом. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Руми Сингардилион. Если сможете быть с царевичем Симерионом — не отказывайте себе.

Императрица хлопнула в ладоши, и стеклянный шар рассыпался на тысячи мелких бусин. Подобрав спицу и поклонившись, Руми удалилась. Со стены она сняла одну из светлячковых ламп и отправилась искать свою комнату. Возле тронного зала услышала шаги и голос Ханума. Купец спешил, подобрав полы длинного пестрого халата, а за ним медленно шли сонные тигры.

— Где ты бродишь?! Я себе места не находил! Думал уже, что драконий император убедил царя запрятать тебя в тюрьму! Только не говори, что была в покоях Симериона! — злобно кряхтел он, оглядываясь.

— Ханум, ты же мне не нянька. Где была — там была, а сейчас иду спать. Если ты проводишь меня, буду рада, — зевая, ответила Руми.

По дороге Ханум продолжал причитать, какое наказание свалилось на его голову, и сетовал, что Руми не учится вести себя надлежащим образом. Она не слушала. Ей вдруг захотелось достать сливовые ножны — память о той, прошлой жизни, которую она никогда не ценила, и которая теперь разрушена.

— Что у тебя за причёска? Где заколка? — с тревогой спросил Ханум.

Руми не ответила. Быть может, поведает о своём унижении, но не сейчас. Пожелав спокойного сна друзьям и поблагодарив их за беспокойство, она закрыла дубовую дверь, взяла ножны и долго разглядывала их. Думала об утратах и испытаниях, которые могут ожидать. Руми решила, что будет сильной. Внешность её неказиста и манеры не так изысканы, как у императрицы драконов, зато она не станет прятаться и молчать, как императрица. Так и уснула в обнимку с ножнами.

Проснувшись, Руми увидела завтрак из сезонных фруктов, орехов и зелени, а также новую одежду, поверх которой лежала нить с золотыми колокольчиками. «Хотят, чтобы я сделала прическу как у фениксов», — подумала Руми. Мягко её пытались ломать. Злило и вчерашнее происшествие, потому Руми не взяла украшение. Кроме еды и одежды она нашла траурный знак, который повязала через грудь. Драконьи ленты расплела и отложила в сторону, надеясь при встрече передать их императрице. Рядом с ними оставила спицу и ножны. Волосы же собрала в простой хвост.

После завтрака Руми решила проведать Ханума и тигров. Купец сидел в мягком кресле, закинув ногу на ногу, и раскуривал трубку. Игнэ и Витэ вышли на балкон греть животы в лучах утреннего солнца. Приходу Руми они обрадовались, как и ворчавший накануне Ханум. Первым делом он пожаловался на скуку и что из-за траура не может торговать. Потом вспомнил, что давненько не менял Руми повязки и выдал ей свежие. После обработки и перевязки ожогов она все же рассказала друзьям, что приключилось с ней на аудиенции, вскользь отметив, что царская семья её предала.

— Не надо обижаться, — заговорил первым Игнэ. — Я уверен, что царь и Симерион сделали всё, чтобы смягчить наказание. Тебе нужно лишь извиниться, и заколку вернут.

— Он видел, как мне больно, и всё равно заставил меня отдать моё наследство! — возразила Руми.

— Тут уж надо было выбирать, тебя обидеть или императора драконов. Сложно править страной, — ответил ей Ханум. — У меня тоже сегодня днём аудиенция у царя. Надеюсь, меня император не велел наказать за давние прегрешения.