Иногда хотелось закричать:

— А как же я?! Я же здесь! Рядом! Мокренькая, возбуждённая и желающая своего мужа.

Но язык был в жопе!

Не понимаю, почему я не решалась сказать об этом долгое время? Намёки, разговоры вокруг да около, но никогда прямо.

Оральный секс всю нашу сексуальную жизнь был в одни ворота. Если не считать единичный случай, когда он увлёкся и попробовал порадовать меня язычком, то его не было вообще.

До моих мальчиков, я искренне считала, что куни это бред. Никакого удовольствия не было с Лёшей от того действа, ей-богу. То ему дыхания не хватает, то у меня там мокро, — кто бы мог подумать, да? — то я как-то не так ёрзаю бёдрами. На повторе я как-то не настаивала.

Минет же проще, да? То слёзы из глаз, то рвотные рефлексы, то прям охренительно приятно заглатывать, зная, что ляжешь спать неудовлетворённой.

Прям все условия…

Почему вообще секс занимает главенствующую роль в отношениях? Мне всю жизнь казалось, что это не так. Не главное. Ценятся моральные качества мужчины, его поступки, отношение к тебе, в конце концов. И что? Насколько меня хватило?

Два года? Три?

Вполне вероятно, что я бы и не смела высказаться об этом вслух, либо мысленно сформулировать всё в однозначном порядке до сих пор, если бы дорогой муженёк не почуял запах власти и бабла.

Да и я бы в жизни не попёрлась под мухой в клуб Инги, предполагая, что неоновый силуэт мужчины в маске на вывеске огромного здания, явно о чём-то да намекает, если бы не его потаскухи.

С каких пор вообще любовницы так оборзели, что не стесняются написывать жёнам, отсылать фотоотчёты и видео, будто я их самолично об этом просила? Это стало чем-то престижным?

Да чёрт! Почему я вообще об этом думаю?!

Помогая накрывать на стол Татьяне Владимировне — нашей домоуправляющей, с которой у меня сложились весьма тёплые отношения, я то и дело поглядывала на прикрытые двери. Пожилая женщина следила за каждым моим движением, словно я сапёр и мы все вот-вот либо взлетим на воздух, либо будем спасены.

— Лиз, может, чаю? Или настойку? — не выдержав, предлагает она, озираясь по сторонам.

Несмотря на то что я сама просила её не обращаться ко мне на вы или, боже упаси, по имени отчеству, женщина позволяла себе подобное обращение лишь в те моменты, когда мы находились совершенно одни.

— Яду… — едва слышно шепчу я. Не для неё, для себя.

Вряд ли она этот тихий писк, сорвавшийся с моих губ, услышала.

— Что, прости?

— Мамочка, мы всё! — белокурый вихрь врывается в кухню стремительно, с интересом разглядывая содержимое блюд и тарелок. Взгляд бегает по чашкам, где уже налито свежесваренное какао. Дочь улыбается и мне становится спокойнее.

Вот она моя отдушина. Мой маленький громоотвод от всех проблем и невзгод. Мне всё чаще кажется, что Кристинка не заслужила таких… гнусных родителей, как мы. Мы попросту её недостойны.

— А почему на две персоны? — Лёша подходит сзади к дочери и опускает руки ей на плечики.

Моё сердце пропускает удар. Я вижу сияющую улыбку на лице малышки, что, округлив глаза, бросается к папе.

Он ловко её подхватывает на руки и целует в курносый носик, отчего у меня земля начинает уходить из-под ног.

Сердце болезненно сжимается. Я столько раз просчитывала, что даже после развода, он не станет с ней видеться чаще, чем это происходит, живя с нами под одной крышей. Успокаивала себя этим. Утешала, что ребёнок не пострадает.

Воистину связь отца и дочери необъяснима и волшебна.

Ужин откровенно не лез в горло. Я как ни старалась, не могла ни поесть, ни спокойно смотреть за общением Кристинки с папой.

Мерзопакостное чувство помутило рассудок. Словно я собираюсь выгнать отца из жизни дочери. Вычеркнуть. Когда они последний раз так сидели? Полгода назад? Год?

Извиняюсь и встаю из-за стола. Аппетита нет абсолютно, а смотреть на развернувшуюся передо мной картину выше моих сил. Меня гложет предчувствие, что Лёша делает это специально, нанося мне удары по самому больному.

Сколько он так с ней похихикает? Разок? Дважды? Трижды? Привяжет, станет наконец-то папой, а Кристя, как будет потом себя чувствовать? Дети на самом деле быстро привыкают к распорядку дня, графикам и той или иной последовательности.

К папе…

Мне и приятно, и неприятно одновременно. Какое-то абсурдное чувство переворачивает все внутренние органы, пока я поднимаюсь к себе в комнату.

Телефон вибрирует в оставленной на кровати сумочке. Вздохнув, беру его в руки, хмуря брови.

Стас? И зачем он мне звонит, зная, что я подобного не приветствую?

— Ты с ума сошёл? — шиплю в трубку. — Мы же договаривались, никаких звонков!

— Олег разбился. — прерывает мои нотации Стас громким голосом. — Я подумал, ты захочешь узнать.

— К-как? — теряю под ногами опору, медленно стекая на кровать. — Когда? Мы же…только что…совсем недавно виделись… — бормочу, приложив ладонь к вспотевшему лбу, а сама понимаю, что этот интервал времени нельзя назвать недавно. Я успела приехать домой, поцапаться с мужем, забрать дочь из садика, отсидеть двухчасовые занятия гимнастикой и опять вернуться домой.

— Вылетел на встречку. — тихо отвечает Стас, предлагая: — Если хочешь, я могу сбросить адрес больницы… Он в тяжёлом состоянии… — в его голосе слышатся сомнения.

— Конечно! — восклицаю я. — Я постараюсь приехать как можно быстрее. — понимаю, что общаться по телефону бессмысленно, требовательно произношу на прощание: — Жду адрес. Я скоро буду.

Вскакиваю с кровати. Опять сажусь, сжимая кулаки и рвано дыша. В голове проносятся шальные мысли.

Что если это видео и авария Олега как-то связаны? Что если это вообще мой муж всё подстроил?

Фантазия захлёстывает, заставляет выдвигать предположения одно хуже другого.

Кажется, я перечитала женских криминальных романов.

Наконец-то собравшись с духом, спешно выхожу из комнаты и отправляюсь на поиски няни. Мысленно молюсь, чтобы она ещё не ушла.

Несмотря на то что в договоре прописаны часы до восьми, я всегда отпускала её раньше, если была, конечно, дома, а не на работе. Возможно, она уже уехала с кем-то из охраны в город, пока я пыталась ужинать.

Удивительно, но удача мне улыбнулась. Я бы ни за что не посмела просить мужа о подобном. Да, он отец. Такой же родитель. Но… это же Лёша!

Вхожу в кухню, как раз когда Лёша, закатив рукава, разрезает маленький торт, который я, вообще-то, купила для одной из наших горничных. У неё завтра день рождения. Не акцентирую на этом внимание, целую дочь в макушку, кося взглядом на неуклюжие движения, казалось бы, сильных мужских рук:

— Солнышко, мама ненадолго уедет. Нянюшка с тобой побудет… — набравшись храбрости, дополняю, — И папа.

Кристинка кивает, не обращая на меня существенного внимания. Торт и папа с тесаком, предназначенном для мяса, её интересуют гораздо больше.

Делаю мысленную пометку, что торт надо бы где-то купить по дороге. Конверт я, конечно, приготовила с премиальными, вместо подарка, но без презента как-то не то, что ли.

Телефон оживает. Приходит пятое по счёту сообщение от Стаса. Смахиваю оповещения в сторону, удостоверившись, что какой-то адрес всё-таки в них присутствует, и спешу покинуть пределы дома.

— Что это за магазин? Тебе видно?

— Французская выпечка.

Тимур явно недоволен тем, что я его весь день дёргаю.

— Извини. — искренне произношу я. — С тобой она бы точно не поехала туда, куда собиралась. Как мужчина, ты же меня должен понимать.

— Вы думаете, что я из-за этого недоволен? — мужчина поворачивается ко мне вполоборота и грозно сводит на переносице брови. — Сумерки. Вы без предупреждения срываетесь не пойми куда. Ни сопровождения. Ни мер безопасности…

— У меня есть ты. — обрываю его речь, всматриваясь в яркую вывеску с непонятной символикой. — Нахрена ей выпечка, я не пойму?

Стоило об этом спросить Тимура, как моя жёнушка спешно выпорхнула из дверей магазина, держа в руках торт в прозрачной упаковке.