Судя по озабоченному лицу, у мужчины в голове тоже активизировались мыслительные процессы.

— Вениамин Алексеевич, ещё кофе? — хриплым голосом интересуюсь я, кося глазами в сторону своего телефона.

— Да.

Ну хоть отмер.

— Сахар закончился. Я на минуту. — выдавливаю, быстро поднимаясь и выходя из-за стола.

Дрожащая рука подхватывает телефон, а вторая небольшое блюдечко, отведённое под рафинад.

Покидаю свой кабинет в противоречивых чувствах. Лишь когда за моей спиной закрывается дверь, я беру себя в руки мчусь к Инге.

Знаю, что её нет. Она уехала за моей машиной, но мне сейчас не подруга нужна, а укромное место.

Ликую, понимая, что старые привычки её не покидают. Сколько её знаю, она постоянно забывает запираться. Если бы она так часто не переезжала, то уже в каком-то райотделе была бы в топе по квартирным кражам.

Прислоняюсь спиной к двери и разблокирую телефон. Пальцы подрагивают, но это не мешает мне набрать Олега.

Замираю, прокручивая в голове свою речь.

— Да, Лиз?

— Олег… — от звука его голоса становится не по себе.

Я серьёзно собралась спрашивать у него о подобном?

Может, он тоже, как и Стас, просто решил от меня отделаться?

— Слушай, Олег, прости, пожалуйста, — как в бреду бормочу я, — А ты тоже продал свою долю в клубе?

— Тоже? Лиз, ты чего? Ты в порядке? — тревожные нотки пробираются в его голос. — Лиза?

Опомнившись, сжимаю телефон у уха, глядя в окно немигающим взглядом.

— Стас не мог продать долю в вашем клубе, без твоей подписи. Или мог? Ты либо лжёшь мне сейчас, либо Стас тебя поимел… Вспоминай, в больнице он приносил тебе на подпись какие-то документы?

В трубке становится подозрительно тихо.

— Олег? Олег?!

— Да здесь я! Лиза, блядь, я в жопе! — звон битого стекла на заднем фоне, заставляет меня поморщиться. — Вот почему его нет! Он меня кинул!

Выдыхаю, вновь слыша его голос и лихорадочно шепчу:

— И хорошо, что кинул, Олеж! Очень хорошо! Пусть лучше кинул, чем… — холодею от одной мысли. — Олег! Немедленно уезжай из вашего дома! Ты слышишь?! Уезжай!

Не помню, как приползла домой. Следователь вынул из меня всю душу, прежде чем уехать на встречу с Олегом в гостиницу.

Не хочу думать о сегодняшнем дне. Совсем. Абсолютно.

…но я должна.

Я обязана всё рассказать Лёше. Это из-за меня столько проблем выпало на нашу семью. Из-за моих похождений у него приступы паники, ночные кошмары, иллюзия любви ко мне. Всё из-за меня.

Заглядываю в детскую, не рискуя входить. Меньше всего я хочу тревожить сон дочери.

Если Лёша дома…

Боже, я представляю, как он будет на меня орать!

Помнится, в нашей спальне была хорошая звукоизоляция. Стоит его увести туда, прежде чем начинать каяться.

Или ему уже позвонил Вениамин Алексеевич и обо всём рассказал?

Тихонько прикрыв дверь, я плетусь вниз, к кабинету мужа. Толкаю незапертую дверь, вдыхая запах пряного освежителя воздуха.

Никого.

Опять поднимаюсь наверх, ступая по коридору на носочках. Крадусь, как вор, по собственному дому.

Проверяю пустую спальню и заглядываю в ванную комнату.

Тоже никого.

Опускаюсь на заправленную кровать, оглядывая бесцветную и лишённую красок и уюта комнату.

Кто бы мог подумать, что моё замужество будет таким, да?

Вздыхаю, прогоняя от себя безрадостные мысли, и расстёгиваю сумочку.

Телефон быстро находится, а вот звонок никак не набирается — недостаёт мне смелости.

Тяну время, сама не зная, для чего.

Всё равно ведь всё узнает. Возможно, оно и к лучшему, что по телефону, а не глаза в глаза?

Падаю на кровать и какое-то время таращусь в потолок.

Надо признаться. Надо.

Звоню мужу, испытывая такой трепет и такое волнение, которых не испытывала на начальном этапе наших отношений.

Поразительно, но я всё ещё его помню — начало.

Гудки, оказывается, такие скучные, такие унылые и… какие-то ещё.

Уснула! Чёрт бы меня побрал! Уснула!

Вскакиваю с кровати, роняя на пол сумку. Тянусь за ней, чувствуя, как ноги отзываются тупой болью.

Ругаюсь, не сдерживая себя в выражениях, и роняю следом телефон.

— Плохое утро! Плохое! — выругавшись, я принимаюсь за сбор своих вещей.

Первым делом отправляю в сумку то, что успело из неё вывалиться. Позднее — проверяю телефон.

— Скотина или не скотина? — бурчу себе под нос, не обнаружив от Лёши звонка или сообщения.

Решаю принять душ и выпить чашечку кофе, прежде чем делать выводы о своём благоверном.

Душ на самом деле помогает. Я чувствую себя гораздо лучше и не ощущаю больше голову неподъёмной.

По пути в кухню проверяю спящую дочь, здороваюсь с горничной и заглядываю в кабинет Лёши.

Неловко интересоваться у работников, видели ли они моего мужа, но я и не спешу это делать.

Вооружившись телефоном и чашкой свежесваренного кофе, я, в конце концов, задаю вопрос Татьяне Владимировне:

— Алексея не было?

Чувствую, как краснеют щёки.

Хороша жена, не знает, где её муж по утрам, и вообще, ночевал ли он дома.

— Не видела. Со вчерашнего утра и не видела. — тепло отвечает женщина, придвинув к моему месту за столом вафельницу с печеньем.

Благодарю за заботу и, подхватив чашку кофе, иду в гостиную. Здесь тихо и уединённо. Не то что я рассчитываю выяснять с Лёшей отношения по телефону… просто мне неловко при посторонних вести личные беседы.

Гудок сменяется одним, вторым, третьим. Мне начинает это надоедать.

Сегодня эти чёртовы выборы! Я сама вчера утром настояла на том, что появлюсь на предвыборном участке вместе с ним, в очередной раз изображая семью. А он…

Может, поэтому Лёша вчера благосклонно почти отверг мою часть уговора? Знал, что проведёт ночь не дома…

Остервенело трясу головой, сбрасывая второй звонок.

Надоело.

Как бы это ни было нелепо, а я вновь себя чувствую пустым местом. Чувствую себя униженной и никчёмной.

В груди неприятно клокочет злость. Хочется звонить и звонить, до посинения, а дозвонившись, сыпать таким матом, которого муж от меня ещё не слышал.

Держусь изо всех сил, попивая кофе и вертя в руках телефон.

Я же не ревную? У меня нет для этого оснований. Я не верю ни в какие Лёшины чувства по отношению ко мне. Не потому, что их никогда не было или не могло быть, а потому что фундаментом для них послужил видос с тройничком, в котором я принимала самое что ни есть активное участие. Такие чувства априори не могут быть здоровыми и настоящими.

Вот! Вот, я же всё сама прекрасно понимаю. Почему нервничаю тогда и злюсь?

Кофе кончается, как и моё терпение.

В очередной раз разблокирую телефон и щёлкаю на журнал звонков.

«Тимур. Начбез.»

Звоню, постукивая ни в чём не повинной чашкой по маленькому столику, и невольно считаю гудки.

Третий, четвёртый, пятый…

Мне кажется, или звук где-то рядом напоминает звонок телефона?

— Елизавета Павловна, доброе утро. — окликает голос позади меня.

Оборачиваюсь, не убирая телефон от уха, и вижу Тимура.

Мужчина машет мне телефоном, на экране которого горит весьма оскорбительный контакт: «Объект 2».

Шумно сглатываю, щуря глаза:

— Объект 1 — Алексей? — выгибаю бровь.

— Разумеется. — ухмыляется мужчина восточных кровей. — Кстати, он готов? Я уже подготовил сопровождение. Ждут отмашку.

Я не успеваю упрекнуть своего бывшего телохранителя. Сбивает с толку его вопрос.

— А он должен был готовиться… дома? — в голос пробираются истеричные нотки.

— Что значит, должен был?

Лицо Тимура идёт красными пятнами. Он убирает телефон в карман, резко разворачиваясь на пятках, и бросается в коридор.

Где-то в глубине души я смеюсь, не понимая, зачем ему ставить мои слова под сомнение. Но ещё слышу меланхоличный голосок в голове, шепчущий: «А вдруг он его найдёт?».