Она крайне встревожена, насколько я могу судить по ее взгляду, но не убита горем. Вижу красивые руки с длинными пальцами, терпеливо сложенные на коленях. Знает правду? Кто-то ей сообщил? Как поступит Эд?

Он просто подходит и говорит:

— Мама!

Она поднимает голову, встает и прижимается к нему, обхватывает за плечи слабыми руками, трогает, целует в щеки и лоб. Я почти ревную, желая как можно скорее оказаться на ее месте. Она плачет.

— Сынок, — слышу сдавленные рыдания. — Дорогой мой, как же я давно тебя не видела! Как ты живешь?

— Да все нормально, мама.

— Скажи, что про Ярика — это неправда! Скажи!

— Это неправда, — тихо вздыхает он.

Наверное, до него только после приезда матери дошло, что из-за его многоходовок в первую очередь пострадает она. Но, может, Эд решил, что она не узнает? Путешествуют оба ее сына где-то — и все. Мир велик. А мать с облегчением шепчет сквозь слезы:

— Я знала, что все ошибаются, я чувствовала, что он жив!

Макс ведет нас всех в помещение для vip-персон. Рассаживаемся по креслам.

— Мама, как ты здесь оказалась? — слышу голос Эда.

Так, допрос с пристрастием начался. Маргарита Михайловна коротко и просто отвечает старшему сыну на его вопросы. В том числе говорит, что мобильный телефон отключила еще в аэропорту в Москве, чтобы муж не мог дозвониться и заставить вернуться. У нее высокий и мягкий, хорошо поставленный голос, но временами, как, например, сейчас, он дрожит.

Понимаю, что эта женщина-мать летела в никуда, без контактов, надеясь, что ее продвинутые взрослые сыновья каким-то образом об этом узнают и сами ее найдут.

Ястребов берет у охранника прибор наподобие металлодетектора и медленно, внимательнейшим образом обследует мать сверху донизу. Потом ее небольшую сумочку, в раскрытом виде.

— Чисто, — слышу его вывод. — Где твой багаж?

— Я без вещей. Взяла только документы и деньги.

— Как ты узнала про Яра? Кто тебе сказал?

— Ну, во-первых, твой папа, — отвечает она, — ему сообщили по официальным каналам. А еще мой брат — перед тем, как он опубликовал некролог в своей газете. Но я не узнала моего мальчика на тех фотографиях, я чувствовала, что это ошибка! Еще вчера несколько раз звонили какие-то люди и спрашивали, что нам известно... об этом.

Чувствуется, что слово «смерть» ей страшно произнести. Тем более, что она пока не увидела своего младшего сына.

— Так ты прилетела на похороны? А еще кто-нибудь будет? — продолжает «допрос» матери Эд.

Я мысленно хлопаю себя по лбу: точно, еще ведь должны быть похороны! Опять, что ли, Ярика придется усыплять? В сумерках по-быстрому на камеру похоронить, а потом в темноте откапывать?! Какая мать это вынесет?!

— Я не знаю, — отвечает Ястребова. — Алексей Евгеньевич только сказал, что Ярослав доигрался. И говорил, что совершенно необходимо разыскать его жену. Он заперся в кабинете с несколькими бутылками коньяка и больше ничего мне не сказал. Ждать было невыносимо. Тогда я решила попытаться разобраться во всем сама.

— Откуда у тебя загранпаспорт? Ты же никуда не выезжаешь?

— Твой папа сделал. Он пообещал, что в следующем году, сразу после юбилея мы вместе полетим на Кубу. Ты же знаешь, как он ненавидит торопиться и опаздывать, поэтому всегда ко всему готовится заблаговременно. Может, и путевки на март уже купил... Эдик, где же твой брат?!

— Мы скоро поедем к нему. А пока знакомься, мама: это — Маша, официальная жена Яра. Маша, это Маргарита Михайловна.

Я подхожу, здороваюсь и сажусь рядом с ней. Она берет меня за руку и пожимает пальцы, отвечая на приветствие и глядя мне прямо в лицо. Смотрю на нее вблизи — ее глаза сияют — то ли от сдерживаемых слез, то ли от радости, а может, и от того, и от другого сразу.

Я понимаю, что она очень добрая (иначе просто не смогла бы ужиться с папой-Ястребовым), и чувствую, что мне с ней хорошо. Я не нахожу ничего лучше, как сразу же сообщить ей, не вдаваясь в подробности, что уже беременна. И она обнимает меня и целует в щеку, и гладит по волосам. И называет доченькой. Мы обе слегка плачем. Понимаю, что я скучаю по своей маме, но эта великолепная женщина мне тоже очень нравится.

Потом мы едем на встречу с Яриком, петляя по городу на приличной скорости, и я сижу рядом с будущей бабушкой моего будущего ребенка. Мы с ней держимся за руки, и мне хорошо. Вдруг вспоминаются слова Эда о том, что его мама вышла замуж сразу после школы — прямо как я.

Потом она посвятила себя детям и мужу. Вздыхаю. Не знаю, смогу ли я поступить так же, хватит ли у меня терпения. Даже если моим мужем станет Эд. И если он не будет мотаться по всему свету. Или будет мотаться только вместе со мной. Я поглядываю на него с замиранием сердца. Скучаю по его рукам, губам... И время от времени замечаю его быстрый внимательный взгляд, скользящий по мне, обжигая на расстоянии.

Не знаю, что получится у нас. А вот в отношении его мамы у меня уже такое чувство, что мы давно-давно знакомы и понимаем друг друга без слов.

Эд привозит нас в небольшой ресторан с открытой террасой под навесом, на берегу реки. Кроме персонала, сейчас здесь никого нет. Для нас стелют белоснежную скатерть на стол и ставят по бокам вазы с живыми цветами. Мы рассаживаемся на деревянных диванчиках с кучей маленьких подушек.

Неожиданно из динамиков музыкального центра, после веселых и крикливых песенок на местном языке раздается классическая инструментальная музыка. Чайковский, если не ошибаюсь. Проникновенно поют скрипки; сильные и чистые звуки широко летят над водой. Как это прекрасно! Я невольно выпрямляю спину и начинаю глубже дышать, и многие другие, по-моему — тоже. Ну, а у мамы Эда, видимо, в любой ситуации расправлены плечи и подтянут живот.

Скоро к нам присоединяются парни, которые утром ехали на второй машине, а следом входит Слава.

Хорошо, что его мама сидела, а не стояла — он плюхнулся на сиденье рядом с ней. Как она кинулась его обнимать! И он так же пылко ей отвечает. А мне тут же с содроганием вспомнилось, как Яр перед нашей свадьбой с невинным выражением лица утверждал, что он сирота. Я бы так не смогла. Какой цинизм! Но сейчас эти двое близких людей вполне естественно не могут наговориться и натрогаться друг друга. Смотрю, не только мама, но и Ярик слезу пустил. Выглядит он, конечно, не очень — худой, осунувшийся. Но на умирающего не похож. Причитания и объятия с поцелуями затягиваются.

— Мама, — напоминает о своем существовании Эдуард, — ты успокоилась? Больше переживать не будешь?

— Не буду, — она достает из сумочки белоснежный тканевый платочек и аккуратно промокает уголки глаз.

Нам приносят еду и напитки. В этом ресторане, как объяснил Эд, готовят самые разные блюда из популярного местного фрукта под смешным названием дуриан — и первые, и вторые, и третьи блюда. Ну, и десерты, конечно. Этому фрукту на Филиппинах, оказывается, даже памятники установлены за его ценные качества. Едим; вкусно! И блюда интересно оформлены; даже не скажешь, что большая часть всего этого приготовлена на основе одного и того же продукта.

— Что ты собираешься делать дальше? — спрашивает Эд, когда мама отложила вилку.

Парни, кроме Ястребовых, берут пару бутылок и бокалы и пересаживаются к дальнему столу.

Мама держит младшенького сына за руку и, похоже, не хочет расставаться. Эд вкратце рассказывает ей, почему пришлось инсценировать смерть. Говорит о гигантском долге, тянущемся из России, о выигрыше в Маниле; показывает сканы погашенных счетов. Ярик подтверждает, кивает.

— Но разве папа не мог бы защитить Славу от этих людей? — недоумевает Ястребова. — С его возможностями...

— Наверное, мог, — прерывает ее старший сын. — Но рисковать своим положением не стал.

— Он отказался, — подает голос Ярослав. — Я его просил.

Эд продолжает:

— В основном, из-за этого долга папа собирался завещать все имущество внуку, который еще не родился, а не сыну.