При выходе из аэропорта нас встречают какие-то люди. Они выглядят как очень загорелые и расслабленные русские. Надеюсь, на этом курорте мы скоро тоже станем такими. С одним из них Эдуард обнимается. Они радостно кричат друг другу: «Федя!» и «Эдди!» и увесисто хлопают по плечам. Федор выглядит значительно моложе Эдика; по возрасту ему ближе, наверное, Ярик. Но младший Ястребов здоровается с ним очень сдержанно, только слегка пожимает руку. Остальные встречающие — скорее всего тоже охрана.

Погода одумалась и прояснилась. Солнце щедро заливает все вокруг светом и теплом. Мы рассаживаемся по нескольким крутым белым автомашинам со сложенным верхом и едем по дороге, петляющей между невысоких гор и побережьем. Местами захватывает дух от великолепия природы. А вон туда, на белый песок пляжа уже очень хочу.

Я сижу на переднем сиденье, а друзья — Эд и Федя — то и дело подкалывают друг друга и смеются сзади, то вспоминая что-то, а то рассказывая парой точных фраз о том, что происходит в жизни сейчас.

— Что-то девушка какая-то молчаливая, — говорит Федор. — Задумчивая, что ли...

— Я только что замуж вышла, — поворачиваюсь, жалуясь внимательному русскому. — Пытаюсь в себя прийти.

— А-а, — тянет он, собираясь еще что-то сказать.

— Мы еще не решили, кто счастливый муж, — опережает его Эд с выразительной улыбкой. — Шучу.

Нет, ну почему он такой невыносимый?! Но и обаятельный все равно. На нем сейчас белоснежная рубашка-поло, которая удивительно идет к его легкому загару и черным волосам, широкие льняные штаны песочного оттенка, стильные грубые сандалии и темные очки.

Федя в ответ делает удивленное лицо, а глаза смеются.

Нас привозят к огороженной территории на берегу, у подножия холмов, заросших буйной тропической растительностью, в том числе пальмами. Здесь есть несколько низких домиков, по виду — типичные бунгало из тростника. Но, войдя внутрь, я приятно удивляюсь размером комнат, стенами из толстого выбеленного бруса, современной системой климат-контроля и другой техникой. А еще здесь есть два панорамных окна в четверть стены, из которых открывается бесподобный вид на спуск к морю и саму бескрайнюю синюю гладь. Я так и зависла, глядя в сторону пляжа.

— Это не океан, залив, — поясняет мне наш внимательный гид. — Но зато он мельче, и волн сильных на нем не бывает. Джакузи установлены во дворе, тоже с видом на залив. Туалетные комнаты находятся в отдельном помещении — вон там, в стороне от моря. Местное законодательство ближе не разрешает.

Он демонстрирует нам набитый едой и напитками холодильник и уходит, пожелав хорошего отдыха. Я так поняла, что в этом домике будем жить мы с Эдом, а в соседнем разместились охранники с Ярославом, как в казарме. Чувствую свой повышенный статус и гордо расправляю плечи.

Эд принимает душ, переодевается в удобный трикотажный комплект и усаживается на светлый кожаный диван.

— Деньги должны воспроизводить сами себя, малыш, — неторопливо поясняет Эд, включая ноутбук. — Иногда им надо в этом помогать. Когда видишь, что они лежат без дела — так и хочется их получше пристроить. Мне надо поработать. А ты делай, что хочешь. Здесь мы у себя дома. Не знаю, что должно произойти, чтобы в этом месте сделалось опасно — разве что военный переворот или мощное землетрясение.

Я выхожу из домика и иду к воде. Она меня привораживает мерцающими бликами от опускающегося к линии горизонта солнца, слабым плеском волн. Удивительное чувство, что здесь я и правда дома. Словно уезжала куда-то и забыла, как здесь хорошо. Спуск удобный. Песок удивительно светлый, даже сияющий на солнце; зачерпываю в ладонь — да это и не песок вовсе, а мириады частиц перламутровой ракушки, перемолотой морем до состояния крупных песчинок.

Скоро меня почти нагоняет секьюрити Алексей — не сразу узнала его в белых шортах вместо обычного строгого костюма, — неплохо выглядит с голыми коленками. Все же Эдуард не решается оставить меня без охраны. Но мужчина не приближается, не мешает; беспечно бросает камешки в воду.

Так, надо позвонить маме. Достаю телефон и вижу, радостно удивляясь, что здесь, на краю земли, есть вотсап. Звоню, рассказывая, как здесь хорошо, и это чистая правда.

Потом, раз уж я сейчас условно одна, звоню парочке подруг-одноклассниц и прошу кое-что узнать для меня у тех, кто уже совершеннолетние. Что они скажут про мужчину-врача в кабинете акушерки во время недавнего осмотра? Недавнего — это правда, ведь прошло всего сколько-то дней. Не хочу думать о плохом. Но на всякий случай — пусть спросят, интересно. Сообщаю, что нахожусь на курорте, но на каком — вру. На всякий случай — так меня просил Эд.

Ярик, получается, звонком из самолета кому-то раскрыл место, куда мы летели, — наверное, своему страшному отцу, чтобы заслужить от него преференции. Но Эд посадил самолет совсем в другом месте, где нас не ждали и не будут искать, если еще чего-то не произойдет.

Обхожу довольно большую территорию от забора до забора, вижу на деревьях маленьких обезьянок и ярких птиц, слышу их пронзительные голоса. Разуваюсь, вылезая из многоцветных сандалий, подхожу к воде и погружаю пальцы ног в прохладную после недавнего шторма воду. Как хорошо ногам! Блаженство. Вечереет.

Вдруг замечаю приближающегося ко мне Эда и со смехом убегаю от него по кромке воды, размахивая руками, ускоряясь и ожидая, когда же он меня догонит. И все равно пропускаю момент, когда он оказывается вплотную, обхватывает за талию и бережно заваливает на песок. Мир переворачивается. Ну, реально у меня сердце надрывается. Я кричу от радости, от эмоций. Мне кажется, никого нет рядом, только он и я, мы убежали от всех. И Эд меня целует. В его глазах я вижу восхищение и желание.

Я лежу в позе звезды на мягком теплом песке. Почти не отрывая глаз от меня, Эд стягивает с себя футболку, обнажая сильные плечи и бугрящийся мышцами смуглый торс, которым позавидовали бы бодибилдеры с фотографий в журналах. Мужчина с фигурой греческого бога склоняется ко мне и мягко, трепетно целует в губы, делясь со мной дыханием. Сегодня он никуда не спешит, похоже, даже телефона и часов не взял, чтобы ничто не отвлекало. Сейчас он только мой.

Я трогаю и поглаживаю его красивое мужественное тело, восхищаясь. А он аккуратно расстегивает на мне пуговицы льняного платья с застежкой сверху донизу как у халата, и целует каждую новую открывающуюся полосочку кожи. Я не надела под платье бюстгальтер, потому, что жарко, а верх купальника оставила в домике потому, что вода холодноватая, и я не планировала купаться; вот такая я противоречивая.

Но моя идея ему, похоже, нравится — вон как заулыбался во весь рот, неожиданно раскрыв мои полушария. Я чуть напрягаюсь, вздрагивая и не представляя, что конкретно он будет делать теперь.

Конечно же, их он целует. Да еще как целует! Требовательно впивается губами в соски, словно они обязаны прямо сейчас выдать ему порцию молока, посасывает их, вылизывает языком.

А я вижу вблизи его вдохновенное, страстное лицо и уже точно знаю: волна, которая охватывает меня каждый раз рядом с этим человеком — это желание. Древнее, настоящее женское желание быть с конкретно с этим мужчиной. Оно во мне поет и победно кричит, настаивая, что этому красавцу можно доверять, что вот этот самец мне точно подходит. Что именно этот мачо достоин стать отцом моих детей. И не важно, что не я, а он меня нашел и выбрал; мы друг друга нашли.

Эдуард обнимает мои груди ладонями и мелко потряхивает в руках, и это одна из вещей, которая мне больше всего понравилась в сексе. Выгибаюсь дугой, протяжно вскрикивая и прикусывая себе кожу на пальце, и обнимаю мужчину за шею, словно говоря: не останавливайся, еще, еще!..

— Смотри, не оторви их, — на всякий случай прошу я, вздрагивая, когда он это делает особенно сильно.

— Ни за что! — с резким выдохом отвечает он

Тени быстро делаются длинными, как всегда на юге. Приближающиеся сумерки заставляют нас еще ближе держаться друг к другу, погружая все вокруг в неразличимое и безразличное. Сейчас нет ничего и никого, только мы.