Да, перед тем, как уснуть и думая, что умирает, он все повторял: «Скажите моей жене, что я ее люблю! Отдайте все деньги ей».

Я вздрагиваю.

— Понятно. Так как вы его все-таки нашли?

— Это несложно. Проверено: если объявляется престижный покерный турнир, и в тот же день исчезает мой брат — эти события взаимосвязаны.

— Так что, деньги все же есть?

— Да, в нашем домике ребята сторожат.

— И что, там много?

— Знаешь, сколько в том мешке? Двадцать три миллиона долларов, можешь пересчитать.

Я слезаю с его колен и иду к домикам. Получается, Эдуард знал, когда будет турнир, и что брата туда потянет как магнитом — и ничего не сделал. Почему? Потому, что следил за его маячком. Значит, маячок точно был — лежал в комнате Ярика. Человек, которого я люблю и от которого собираюсь родить ребенка, занимается такими мерзостями! Относится к другим, как к животным.

Чуть слышно стону. Надеюсь, Эдуард хотя бы не причастен к тому, что у Ярослава не может быть детей?! А если причастен?.. Не поэтому ли решил записать ребенка на брата — отчасти загладить вину?! И Ярик хорош — отдал меня, как игрушку.

Останавливаюсь, потому что ничего не вижу от слез. Закрываю лицо руками. Что будет со мной потом? Как я впишусь в чересчур сложные, даже опасные семейные отношения Ястребовых? Что будет с моим ребенком? Мне страшно и больно. Насколько же все было легко и понятно в семье у моих родителей! Хочу домой! Озираюсь в поисках волшебной палочки, которая перенесет меня туда.

Может, я себе напридумывала, конечно, — понимаю. Нервы на взводе с самого утра. Наверное, сейчас у меня беременной такое состояние — эмоциональные качели. И токсикоз этот еще... Может, Эд брата всего лишь испытывал — сдержит ли он обещание не ходить в казино? Устал его контролировать и махнул рукой — делай, что хочешь? Точно так же, когда отпустил. Но тогда Ярик врет, и не было никакого маячка под кожей! Я не знаю, как мне во всем этом разобраться, кому верить. Хочется спрятаться куда-нибудь.

Эд догоняет и молча касается моей ладони — я отдергиваю руку.

Вхожу в помещение, где ночью спала; не могу назвать его домом — слишком все стильно, дорого и аккуратно. Смотрю на большой мешок из плотной коричневой бумаги с печатями и оттисками, лежащий на полу. Рядом с ним на стульях сидит троица незнакомых парней европейской внешности в спортивной одежде и с короткими автоматами на коленях. Нет слов. И эти мужчины на меня смотрят, здороваются на русском, по виду — готовы исполнить любое мое желание. Хоть разложить пачки долларов в дизайнерском порядке или построить из них башню, — должно хватить. Офигеть.

Разворачиваюсь и иду в домик к Ярику. Эд отстает. Стучусь. Дверь приоткрывает мужчина в белом халате. Я уже знаю, что на территории есть медицинский пункт. Значит, здесь находится пациент.

— Мне нужно к Ярославу, — невежливо дергаю дверь на себя и обхожу врача или кто он там.

В первой от входа комнате вижу спящего поверх кровати, не раздеваясь, Макса. Он приоткрывает на меня один глаз и отворачивается. За ним находится вход во вторую комнату — там лежит в постели младший Ястребов.

Он дышит почти незаметно. Черноволосый и чернобровый — я совсем забыла об этом и даже отшатнулась. Выглядит помятым клоуном; яркие красновато-желтые синяки вокруг глаз — проходят уже. Накладных усов нет, золотистая щетина проглядывает. Опускаюсь рядом с ним на стул. Осторожно трогаю его лоб — теплый. Отнимаю ладонь, и вдруг Ярослав шепчет, растягивая губы в улыбке:

— Еще подержи.

Конечно. И легонько глажу его по волосам. Он вдруг высовывает из-под одеяла свою руку, берет меня за запястье, подносит к губам и целует середину ладони, и тыльную сторону, и пальцы. Он очень нежен, деликатен; это подкупило меня в нем, когда мы с ним познакомились. Но это было как в другой жизни. Мне даже больно от того, что все пошло не так.

— Надеюсь, мне все это не приснилось? — наверное, он имеет в виду прошедшшую ночь, улыбаясь от уха до уха и поднимая смешную черную бровь.

— Нет, Слава, — ты порвал этот игровой дом. Ты вошел в историю этого заведения, как монстр, который положил всех на лопатки и ушел с мешком денег. Не переживай — твои доллары лежат под охраной, ждут тебя.

Он мечтательно смотрит на меня, по сторонам и куда-то вверх.

— К сожалению, мне пришлось делать это без моей девочки. С тобой получилось бы красивее, изящнее. Ты — моя Муза, украшение моей жизни, моя любовь. Теперь у нас все будет по-другому... Мне бы еще чашечку крепкого кофе, чтобы полностью проснуться.

В этом домике, судя по всему, нет кнопки вызова прислуги. Но мне до этого дали нужный номер телефона, и я заказываю в домик Ярика все, что приходит в голову.

Он высовывает из-под одеяла вторую руку, садится (похоже, он даже без майки) и ласкает меня уже совершенно как муж. А я смотрю на его предплечье, заклеенное квадратом пластыря. Оно меня здорово отвлекает от ласк «мужа».

— Как твоя рука? — чуть отодвигаюсь.

— Нормально. Перестало саднить, и ладно. Теперь все будет хорошо, — он с тягучей улыбкой смотрит на меня. — Я больше ничего не должен брату. И готов забрать то, что мне принадлежит.

— Ярик, нет! — Я отшатываюсь, и он чуть не падает с кровати, потянувшись ко мне. — Я так не могу! Что я вам — кукла, которую можно вырывать из рук друг у друга?! Ты понимаешь, что есть стыд и даже ужас перед другим мужчиной? Ты отдал меня Эдуарду, и теперь мое тело знает только его, принадлежит ему.

— У него слишком большое оно, это его тело, Эд наверняка делает тебе больно, — суживает глаза Ярослав. — А я нежный и ласковый. Со мной ты будешь на седьмом небе от счастья. Дай мне шанс. Чего ты хочешь? Теперь я все исполню. Мне не нужны эти деньги без тебя.

Он словно не слышит меня. А я не могу быть женщиной двоих братьев.

— Еще сегодня я узнала, — отхожу от него, — что беременна. У нас с ним будет ребенок.

— Это у НАС будет ребенок, — выделяет голосом Ярослав. — Эд скоро отступится от тебя.

— Не забывай, что я — твой муж. И ребенок будет Ярославович. Или Ярославовна. Список составь, что хочешь и напиши, где бы хотела жить. Я постараюсь все исполнить.

Он встает и идет на меня, придерживая у низа живота волочащееся за ним легкое одеяло, и я понимаю, что он, похоже, спал голым. Я отвожу глаза, смущаясь. Первый раз вижу его обнаженным до пояса, и, честно говоря, совершенно не впечатлил — он мне чужой.

Поджарый, розово-бледный, как большинство рыжих. Раздевал его, наверное, врач или кто-то еще. Зачем-то. Я не успеваю додумать эту мысль, потому что в раскрытую дверь, виляя бедрами, входят две те самые девушки-официантки с подносами. Вижу заказанный кофе, шампанское, закуски и фрукты.

Ярик слегка отвлекается на еду и питье — явно очень голодный. А я быстро направляюсь к выходу. Слышу за спиной, как бьет в потолок пробка от шампанского, и вскрикивают с мелодичным смехом девушки. И тут же сочный местный фрукт ударяется в стену рядом с моей головой и сползает красной мякотью вниз.

Отшатываюсь, оборачиваюсь и вижу бешеные глаза Ярика. Выскакиваю, закрывая за собой дверь и слышу, как в нее еще что-то шмякнулось.

В комнате со спящим Максом в кресле сидит тот же врач, закинув ногу на ногу, и листает журнал на английском, профессиональный, похоже. Смотрю на мужчину внимательнее, чем раньше — насколько я могу судить, он средних лет, опытен и уверен в себе.

— Это вы вскрывали руку Ярославу? — спрашиваю его, подходя.

— Да, — равнодушно отвечает он, не прекращая занятия.

— И что там было?!

— Фурункул обыкновенный. Почистил, продезинфицировал. Сегодня обработал еще раз.

И смотрит на меня снисходительно, как бы слегка усмехаясь.

Мне кажется, я понимаю: он сказал так, как нужно, как ему велели. И скажет еще. Вопрос, на кого он больше работает — на старшего брата или на младшего? Отчетливо понимаю, что правды я, скорее всего, не узнаю никогда. Ястребовы живут так — подглядывая друг за другом и никому не доверяя, как политики. Это не очень человечно, я считаю, но мне придется как-то существовать рядом.