Ястребов отпускает мои груди только для того, чтобы прижать к сердцу меня всю и снова целовать. Двух рук ему явно не хватает. Я помогаю ему снять все, что на нем осталось — одежда, даже статусная и удобная, сейчас точно неуместна.

У него очень красивые руки — длинные кисти с благородным захватом, сильные пальцы, умеющие делать многое, даже умеющие удовлетворить женщину, не прибегая ни к чему еще. Я понимаю это, когда он жадно сжимает в руке мои мягкие складочки и поглаживает их, кружа у входа и слегка массируя мою самую чувствительную точку. Подпрыгиваю и мелко дрожу; чувствую, что исхожу соком и не знаю, что мне с этим делать.

— Не сдерживай себя, девочка, делай то, что ты хочешь, — вдруг слышу его шепот мне на ухо.

И я кричу, стону и выгибаюсь под его руками, как сумасшедшая, от яркого удовольствия. И нащупываю его боевое орудие и вцепляюсь в него, как в якорь. Хочу, чтобы это продолжалось и продолжалось.

Я не сдерживаю себя больше и несколько раз уплываю куда-то в прекрасную страну, где только я и он.

Потом Эд примеривается и входит в меня своим поршнем, сначала мягко, и тут же мощно, до упора внутри. Прокачивает меня как следует. Слышу довольный визг, и с трудом узнаю свой собственный голос. Эд снова впивается в губы и углубляет поцелуй. Мы соединяемся во всех возможных точках входа, и переплетаем пальцы рук. Я еще и обхватываю его ногами для надежности, чтобы ни в какой момент случайно не разорвать нашу сцепку.

Мы занимаемся самым главным делом, которое только может быть в жизни — создаем новую жизнь, ребенка, который свяжет нас навсегда. Почему-то мне кажется, что это произойдет именно здесь. А еще мы любим друг друга. И это значит, что оба стараемся сделать другому хорошо, предугадать и исполнить его желания, раствориться в другом. Мне классно от того, что офигительно ему. И я уже совершенно не понимаю, где заканчиваюсь сама и где начинается Эд.

Сейчас я — единственная женщина в огромном мире, а он — мой мужчина, тоже единственный и неповторимый. Мы вместе — Адам и Ева, первые люди на этой девственной земле. До меня доносятся мягкий шепот океана, нежно накатывающего на берег ласковые волны и слабый шелест листвы близкого леса. Над нами зажглись первые звезды, крупные и очень яркие, с совершенно незнакомыми созвездиями, словно мы попали на другую планету.

Еще больше темнеет. Я уже почти не вижу Эда, только большую тень и иногда блеск глаз и широкую улыбку. Его шепот о том, какая я красивая и совершенная, почти сливается со звуками природы.

Он натужно дышит, ускоряясь, словно бегун на последних метрах беговой дистанции. Вижу долгожданный, заслуженный фейерверк перед глазами, особенно яркий на фоне темной южной ночи. Слышу долгий удовлетворенный выдох-стон моего мужчины...

И вдруг замечаю, что Эд напрягается и отшатывается от меня. Обмираю, испугавшись, что у нас что-то не так.

Вижу на фоне светлого песка, как Эд натягивает штаны, хочу его спросить, что случилось, и вдруг понимаю, что «фейерверки» продолжаются — в их свете я уже различаю всего моего мужчину. Приподнимаюсь и вижу столб искр и пламя со стороны домиков.

Бежим по кромке воды на свет огня. Пытаюсь застегнуться на ходу. Мы уже близко, когда пламя покрывается клубами серого дыма и с мощным шипением гаснет. Освещение работает, хотя запах гари повсюду.

Подбегаем и видим, что сгорела крыша домика, в который поселились Ярик с охранниками. Точнее, сгорела только верхняя, бутафорская часть крыши из снопов тростника. А из-под обгоревших остатков стала видна вполне обыкновенная, из керамической черепицы. У скамеек лежит пара использованных огнетушителей, похоже. Еще видим, как грязные по самые глаза охранники Макс и Алексей бьют Ярика, прикрывающего голову обожженными руками. Но даже мне понятно, что бьют вполсилы. Эд некоторое время смотрит на это со страшной усмешкой, потом поднимает руки и кричит:

— Все, брэк!

Секьюрити перестают махать кулаками. Ярик осторожно опускает руки от лица. Два фингала под глазами у него уже наливаются. На кисти одной руки вижу несколько волдырей. Эд отпускает парней:

— Идите оба, приведите себя в порядок.

​

— Ты мне все время гадишь, — говорит Эдуард, вышагивая по двору вправо-влево. — Ты же не просто из вредности поджег, а чтобы привлечь внимание. Сигнал подаешь? Отомстить мне за что-то пытаешься?

— А что, скажешь, у меня нет повода? Ты у меня отнял все — свободу, документы, жену, родину...

По тону Ярика мне почему-то кажется, что он немного играет. И вдруг он обращается ко мне:

— Маша, ты понимаешь, что у меня, как у бесправного раба, больше вообще ничего своего нет, ни-че-го. Меня в приличное место не пустят, мне даже белье купить не на что, — он вдруг быстрым движением спускает с бедер мешковатые джинсы, и я вижу, что под ними только он сам, в несколько возбужденном состоянии.

Эд заскрежетал зубами. Младший Ястебов тут же подтягивает штаны и завязывает их на поясе веревочкой. А у меня начинается истерический смех. Несколько минут ничего не могу с собой сделать — смеюсь до слез, сгибаясь пополам. А Ярик, похоже, обиделся, насупился. Ну и ладно. Нечего срамоту показывать, если не просят. Но с одеждой у него и правда что-то не то — словно с чужого плеча.

— Эд, я прошу тебя, пожалуйста, купи брату одежду, — ласково трогаю моего мужчину за плечо.

— Я не возьму от него! Я все вернул! — выкрикивает Ярик и снова обращается ко мне. — Он в каждую тряпку вставляет маячок. И у тебя, скорее всего — тоже. Ты думаешь, почему тебя так быстро нашли, когда ты убегала? У него бзик на контроле, как и у папаши.

​

Я пытаюсь осознать услышанное. Смотрю на Эда, словно взглядом прошу: скажи, что это неправда! Но он молчит. Мне начинает казаться, что в паре братьев Ястребовых обманщики оба. Только один это делает довольно-таки явно и часто, а второй — втихаря.

Получается, Ярик снял с себя всю дорогую статусную одежду и натянул что придется, лишь бы не чувствовать себя под тотальным наблюдением. Наверное, обменялся с кем-то из персонала. А я? Каждый мой шаг кто-то отслеживает?! Кто? Макс с Алексеем? Федор? Или сам Эдуард? Даже сейчас, когда я и так готова ради него на что угодно? Он почему-то не доверяет мне? Или вообще никому?

— Вот скажи, — чуть ли не рычит Эд, надвигаясь на брата. — Что мне мешает сейчас тебя запереть или приковать к стене?!

— То, что однажды я выйду и заявлю на тебя! — выкрикивает Ярослав, отступая. — Здесь ты никто! Иностранец, гастарбайтер! Похищение человека в любой стране является преступлением. А похищение двух человек — вообще рецидив. Маша тебе нисколько не жена. Ты узнаешь все прелести местной тюрьмы. Прождешь пару лет суда, сидя в общей камере с уголовниками и наркоманами. Там еще и питание эксклюзивное — бобовая похлебка раз в день, как говорят. Папочка здесь не спасет.

Что он такое говорит? Я точно не чувствую себя похищенной.

— То есть ты мне угрожаешь?! Тебе вот здесь, — Эдуард показывает руками по сторонам, — плохо? Тогда знаешь, что — а давай дальше сам. Сейчас я тебе твой паспорт отдам, и телефон, и денег на самолет до Москвы отсыплю. И пошел отсюда.

Неожиданно. Эд бросается в домик. Я видела внутри в стене сейф, наверное, важное он держит там. Ярослав, похоже, не верит своему счастью. Через несколько минут мой мужчина возвращается в сопровождении Макса и сует брату в руки все, что обещал. Вижу, как загорелись глаза Ярика при виде пачки денег.

— Проводи его на выход и передай, чтобы назад не пускали, — приказывает Эд охраннику.

Они уходят.

— Ты не хочешь вернуться? — спрашивает меня Ястребов, хмурясь.

— Нет, конечно. Не беспокойся! Здесь очень, очень хорошо, красиво и продуманно все устроено. Мне здесь очень нравится. Это благоустроенный рай.

Он слегка выдыхает:

— На самом деле все обработано огнезащитой — антипиренами, кроме тростника. Так что особой опасности не было.

Похоже на то, но меня сейчас больше волнует другое.