Моника видела, как ловко Арнан расправляется с нападающими на него солдатами и магами, видела, как он ранит и убивает перевёртышей и бизаров… она видела уверенного бойца со смертоносным оружием и не сразу вспомнила, что этот мужчина — её жених. Тот, кому она отдала своё сердце. Столько смерти вокруг. Смерти и боли. Лечебная настойка перестала справляться или её действие закончилось, но так или иначе Ника чувствовала такую сильную боль, что хотелось рыдать, биться в истерике и проклинать всех и каждого, но она не могла пошевелиться.

Третий флакончик с зельем оказался лишним — Моника превысила необходимую дозу, и лекарство стало ядом. Действие настойки показалось девушке смутно знакомой, она напрягла память и вспомнила — точно такие же ощущения она испытывала в подпольном дуэльном клубе, когда старик-лекарь влил в неё исцеляющее зелье за пять сотен золотых. Не удивительно, что такое зелье помогало при любых ранениях, при тройной-то дозе. Нику беспокоил тот факт, что она не может говорить и двигаться, она чувствовала себя уязвимой и потерянной, а из всех защитников рядом был только Динстон, который отстрелял последние патроны и сейчас смотрел на то, как Арнан орудует странным немного изогнутым клинком.

Хлопок телепорта прозвучал еле слышно на фоне грохота магических молний и свиста пуль, Моника увидела бледное лицо Кевана, которого тут же сбил с ног Динстон. Бывший военный советник Кадарии придушил бы младшего брата, но Арнан подоспел вовремя и вместе с Таритом оттащил Динстона. Короткая перепалка и обмен ругательствами закончились, когда Ника хрипло застонала, радуясь, что может издать хотя бы такой звук и привлечь внимание братьев.

— Кеван, в брюшной полости Моники кинжал, и я предполагаю, что он пронзил печень или селезёнку, — сказал Арнан, указав на живот девушки. — Прошу тебя, спаси её… я знаю, что у вас были разногласия и вы не в лучших отношениях, но это твоя сестра.

— Почему Моника молчит и не двигается? — спросил Кеван, ощупывая Нику и проверяя её дыхание.

— Третий пузырёк с зельем дал побочный эффект, но это даже хорошо — она не чувствует боли, — сказал Арнан и склонился над невестой.

— Сомневаюсь, что это так, — покачал головой Кеван, а затем принялся доставать из подвесного кармана на груди различные приспособления, о назначении которых Монике не хотелось думать, хотя она сразу узнала хирургический нож и иглы. — Я спасу сестру. Позже рассудим, кто и что заслужил, сейчас мне нужно время, — он повернулся к Динстону и прикусил губу. — Отойдите все, если не можете поставить защитный купол, хотя бы проследите, чтобы мне никто не помешал, — Кеван приблизил лицо к уху Моники и принялся шептать не предназначенные для посторонних ушей подробности. — Сестрёнка, мне придётся сделать надрез… потерпи, пожалуйста. И прости меня, если сможешь, я всё объясню тебе, если будет время. Умоляю, не суди слишком строго…

Моника сжала ресницы, не желая видеть сосредоточенное лицо брата, когда он будет вскрывать её заживо. Не желала она и слышать, но заткнуть уши возможности не было. Пришлось терпеть боль под шипение Динстона и ответные реплики Арнана, которые продолжили выяснять отношения. Кеван периодически шептал что-то утешительное, кажется, снова просил прощения, но самое главное — он знал, что делать, и вполне уверенно резал и обрабатывал раны Моники. «Было бы лучше потерять сознание, как тогда в дуэльном клубе» — подумала Ника, когда брат добрался до кинжала. К счастью для девушки именно в этот момент она действительно потеряла сознание, так и не узнав, за кем осталось последнее слово и до чего договорились два близких сердцу Моники мужчины.

Сознание возвращалось к Монике рывками: вот она слышит яростный крик Динстона, а потом вдруг тишина; затем до Ники доносится шёпот Кевана и бесстрастный голос Арнана, и снова тишина. Когда девушка окончательно пришла в себя и открыла глаза, она увидела Кевана — у него была разбита губа, на левой челюсти набухал синевой огромный кровоподтёк. Брат заметил взгляд Моники, слабо улыбнулся и приложил палец к губам, явно намекая на то, что Нике стоит послушать разговор рядом с ней. А послушать было что — Динстон продолжал изрыгать проклятия в сторону Арнана, бесясь от того, что жених Моники почти не реагирует на его выпады.

Такой он Арнан: чем сильнее эмоции, тем старательнее он их прячет, скорее по привычке, чем осознанно. И не мудрено — когда твой отец, член совета магов, пытается выжать из тебя магическую искру при нулевом резерве, приходится учиться скрывать истинные чувства. Любая уязвимость развязывала руки отцу, который будто только и ждал очередной промашки, желая надавить побольнее и использовать слабости Арнана против него. Моника снова вспомнила тихую грусть в голосе любимого, когда он говорил о своём детстве… тогда в съёмных апартаментах лучшей гостиницы Лодвара Арнан впервые открылся ей, показал свои чувства, но она не поняла этого.

— Что-то интересное? Ты так пристально смотришь на свою сестричку, будто хочешь взглядом дыру прожечь, — раздался где-то рядом с Никой голос Татии Кревено. — Признаться, я удивлена, что она до сих пор жива… с её-то взбалмошностью и недалёкостью.

— Ты! — вскрикнул Динстон и направил свою злость на фиктивную невесту. Моника повернула голову и прикрыла глаза, наблюдая за братом сквозь ресницы. — Где твой отец⁈

— Провалился в разлом, переломав перед этим ноги и руки, — ответила Татия безразличным голосом, а Моника задумалась, притворяется бывшая подруга или ей действительно нет дела до смерти отца.

— Уверена, что он мёртв? — спросил Динстон, прищурившись и вглядываясь в Татию.

— Земляной вал его буквально перемолол, как курицу перед обедом, — сообщила она ужасные подробности всё с тем же безразличием.

— Почему ты здесь? — Динстон будто бы не знал, куда деть руки — он двигал ими слишком активно, то сжимал кулаки, то потирал пальцы.

— А где мне ещё быть? Я следила за Кеваном, как ты и просил, он ринулся в портал, а я за ним, — Нике не было видно лицо Татии, но она подозревала, что бывшая соседка сейчас закатила глаза и приподняла верхнюю губу, беззвучно фыркнув. — Можно подумать, мне больше делать нечего, кроме как следить сначала за твоей сестрой, а потом за братом. Что дальше прикажешь делать? Сопровождать твою мать в уборную?

— Ты омерзительна, — буркнул Динстон и сместился в сторону. — Даже странно, что ты не сбежала.

— Уверяю тебя, женишок, это взаимное чувство, — ядовито заметила Татия. Моника снова пожалела, что не может закатить глаза — на фоне этой перепалки, которая подозрительно похожа на выяснение отношений, Ника даже забыла про боль, которая вроде бы действительно утихла.

— Ой, да вы оба друг друга стоите, два омерзительных, циничных и эгоистичных человека! — заявил Эрнард недовольно.

— Помолчал бы, — вскинулась Татия, появившись в поле видимости Моники. — Сам-то ты чем лучше? Обманывал единственную подругу, шпионил и притворялся, — она скривила губы и наставила палец на бывшего босса Ники. — Ты такой же, Эрнард.

— А что это у вас на руках? — спросил Эрнард вместо ответа. Моника чуть скосила глаза, пытаясь увидеть то, на что указывает мужчина, и удивлённо распахнула веки. — Ого! Да вас сырая магия пометила! Похоже на метку Ники, но рисунок совсем другой.

— И у тебя магическое клеймо, — ошеломлённо проговорила Татия, обернулась к Динстону и пожала плечами. — А… э-э-э… что происходит?

Моника поднесла к глазам обе руки и увидела, что на её левой руке появилось магическое клеймо, не такое, как на правой, а изящное и будто даже ажурное — тонкая полоска, так похожая на рилантийское кружево. Залюбовавшись узором, Ника не сразу заметила, как Арнан трогает пальцем своё запястье с абсолютно такой же меткой. Моника опустила руки, вспомнив, что изображает беспамятство, украдкой покосилась по сторонам и вздохнула — она лежала посреди поля боя. В королевском саду не осталось следов лабиринта из живой зелени: земля будто изломана и накрошена сверху рукой безумного архитектора.