Ещё один всхлип, судорожный и громкий, вырвался из горла Моники, не сумевшей совладать с подступающей истерикой. Она уткнулась в постель, сжала зубы и завыла, раскачиваясь и терзая ни в чём не повинную подушку. Разозлившись, девушка отбросила этот скатанный валик и обхватила себя руками за плечи. Она раскачивалась на жёсткой постели в секретной квартире Лиги Трилистника где-то в трущобах Саранте, скулила и кусала губы до крови, но никак не могла сдержаться.

Кайдо был позабыт, как и Динстон, Татия, Эрнард и прочие. Зато перед мысленным взором стоял Арнан, сидевший в гостиной Ании Понцелер. Моника видела его сжатые челюсти и грустный усталый взгляд, в котором тоски было не меньше, чем в этом утробном вое потерянной девушки, которая приняла решение уйти. Сама — без подсказок и внушений, без уговоров или манипуляций. И бремя последствий этого решения нести только ей, Монике, которая сейчас цеплялась скрюченными пальцами за тюфяк и раскачивалась из стороны в сторону, словно тряпичная кукла.

— Ну, будет тебе, — тихо проговорил Кайдо, подхватил её на руки и прижал к себе. — Разбудила воем своим, слезами спальню залила и даже не думаешь останавливаться. — Ника ничего не ответила, не реагируя на слова наёмника и продолжая скулить. — Вот тебе и иммунитет на выбросы… не так оно всё гладко оказалось.

Мужчина прижал Монику ещё крепче к своей груди, погладил по голове и тяжко вздохнул, явно жалея об упущенной возможности поспать — с таким звуковым сопровождением разве что в гроб ложиться. Он попытался расцепить сжатые в кулак пальцы девушки, снова вздохнул, когда его попытка не увенчалась успехом, а потом просто откинулся на узкой койке и сгрёб Нику в охапку, привлекая к своему боку.

— Терпи теперь, раз уж ввязалась, — он зевнул громко и заразительно, а затем ещё раз и ещё. Казалось, мужчине было всё равно, что Моника не слышит его и не понимает слов. — Отголоски долгие обычно, как раз к утру закончатся. А там и подмога придёт, если я всё верно сделал.

Кайдо то и дело поглядывал в окно, прислушиваясь к чему-то, разминал затёкшие за бессонную ночь мышцы и кривил губы, отчего шрам на его лице казался безобразной ломаной линией. Ника даже задумалась, а не привиделось ли ей вчера, что этот застарелый свидетель предательства на щеке наёмника растворился будто его и не было. Эта мысль заставила девушку в который раз покраснеть — надо же было предстать в таком виде перед наставником. Нервный приступ схлынул под утро, а Моника обнаружила себя в объятиях Кайдо, который крепко прижимал её к своему боку.

Обязательная утренняя гимнастика разогнала смущение и дрожь в теле, но Ника до сих пор вздрагивала, вспоминая окончание ночи. Тот убитый перевёртыш ещё долго будет сниться ей в кошмарах, а уж равнодушие Кайдо, который вместо разговора заставил Монику учиться дышать, и вовсе казалось совершенно неуместным. «Учись дышать животом, не делай рваных вдохов, — только и ответил он на вопрос о вчерашнем происшествии. — Концентрация и умение сохранять твёрдость духа не менее важны, чем искусство махать шпагой или колоть кинжалом».

И Ника дышала, растягивала мышцы, тянулась к носкам и выкручивала спину, как артисты на ярмарке, только мысли её были далеки от спокойствия. Очередной вопрос снова остался без ответа, Кайдо закончил свою разминку и занял пост у окна, пока Моника изображала теневой шаг и косилась на полки, забитые снедью — на них помимо мешочков с крупами стояли точь-в-точь такие же стеклянные фигурки, как в лавке Иге, и вряд ли причина тому страсть к уюту у пожилой наёмницы.

— Я сейчас просто вслух подумаю, для того чтобы по полочкам разложить всё, — нарушил тишину Кайдо, отогнув край шторы и присмотревшись к пустынной улице. — Ты можешь поправить меня, если ошибаюсь, а можешь и промолчать.

Моника кивнула, не совсем понимая, чего от неё хочет мужчина. Потом поняла, что он не заметил её кивка и откашлялась — горло саднило после вчерашнего представления, в котором она оказалась солистом. Прижав руки к алеющим от стыда щекам, девушка подтвердила вслух, что готова не только послушать, но и ответить на вопросы.

— Магия меняется, это даже слепой заметит, вместе с ней меняются маги, перевёртыши и бизары. Братец твой правильные вещи сказал про разломы и границу между странами, да вот толку от той правды, когда у власти теперь перевёртыши, которые никак насытится не могут? Десять лет назад по столице не гуляли маги в ошейниках, будто ручные собачки или подкормыши на побегушках, — Кайдо говорил негромко, короткими рублеными фразами.

В его голосе не было ни злости, ни радости — лишь недоумение или, скорее, отчуждение, словно он действительно просто рассуждал вслух, а не делился мыслями с Никой. Девушка села на лавку и посмотрела вслед за наставником в окно, которое не заметила ночью. Картина за ним не менялась: узкая безлюдная улочка, по которой вряд ли кто-то стал бы гулять, пусть даже и днём — она была словно разделительной полосой между домами, ни единой двери не вело на неё, да и окна в большинстве своём отсутствовали.

Чтобы хоть чем-то занять себя и отвлечься от мыслей о вчерашнем происшествии, Моника принялась расставлять на столе завтрак, приготовленный Кайдо: полоски вяленого мяса, которые наёмник потушил с вялеными же овощами и специями, около десятка отваренных яиц и крупнонарезанные свежие овощи. Задавать вопросы, откуда всё это добро в тайной квартире Лиги и кто пополняет запасы, девушка благоразумно не стала — иной раз лучше не знать всех подробностей.

— Так вот, к чему я веду, около полугода назад на окраине Мисольи случилось кое-что, — продолжил мужчина, не обратив внимания на старания Моники. — В старом заброшенном доме, который когда-то принадлежал местечковому представителю власти, разгулялась магия. Да не простая, а переработанная бизаром. Говорят, всю округу тряхнуло, половина домов, из тех, что рядом стояли, в труху рассыпалась, — Кайдо обернулся к Нике, заметил расставленные тарелки, одобрительно кивнул и прищурился. — Я потому и сунулся тогда в Мисолью, чтобы понять, кто осмелился заявиться в дом перевёртыша и устроить там такой погром.

— А кому конкретно этот дом принадлежал, ты случайно не знаешь? — тихо спросила Моника, отворачиваясь от пристального взгляда наёмника. Не мог же он узнать, что именно она на пару со своим женихом устроила этот самый погром?

— Случайно знаю. Древних родов в Рилантии не так уж много, а род Кревено был одним из самых старых. Постепенно зачах и разорился, — мужчина снова всмотрелся в окно, делая вид, будто не заметил, как побледнела его ученица. — Последняя из рода Кревено, девица Эмелина, вышла замуж и покинула Рилантию лет тридцать-сорок назад.

— Кревено… а знаешь, есть у меня знакомая с такой фамилией. И я даже предполагаю, что это не совпадение, — призналась Ника, задумавшись над словами Кайдо. — А ещё я, кажется, поняла, зачем Динстон взял с собой мою бывшую соседку и подругу.

— Так та девица — из рода Кревено! — воскликнул наёмник, видимо тоже обрадованный, что начал понимать мотивы Динстона Гордиана. — А я и не сообразил так сразу. Что с её родителями стало?

— Мать убита, отца сослали на рудники лет десять назад, — тихо ответила Моника, вспоминая тот день, который перевернул всё. Если бы она не подслушала разговор невесты брата и не упала с дерева, ничего этого не было бы. Ни смены военного советника, ни похищений и убийств, ни попытки переворота.

— Десять лет назад, говоришь?.. — спросил Кайдо, шагнув ближе к девушке и всмотревшись в её лицо. — И метка на тебе столько же горит, и в Рилантии перемены тогда же начались. Не бывает таких совпадений, Ника. Не бывает…

— Думаешь, отец Татии сбежал с каторги и начал строить планы мести? — высказала Ника вслух волнующий её вопрос. Она и сама не раз думала, что именно бывший военный советник приложил свою руку к последним событиям. — Но тогда при чём тут Таккедо Стенели и метка на моей ауре?

— А кому отец этой девицы мстить собирался? — язвительно уточнил Кайдо, встав напротив Моники и не позволив ей отвернуться или отойти в другой конец комнаты. — Неужто и тут твой родственничек постарался?