Только Инес говорила, что подземная часть тюрьмы не пропускает магию вплоть до двенадцатого ранга. Хватит ли силы маленького шарика и магии из двух артефактов на то, чтобы разрушить стены? Ника села на выступ из того же мрамора, что и стены, уронила голову на руки и принялась ждать. Она и сама не знала, чего ждёт: на помощь к ней никто не придёт — Динстон и Арнан заперты в камере, Кайдо бросил её, Анию не допустят в темницу, а больше рассчитывать было не на кого. Осознание беспомощности накрыло девушку, она обхватила себя за плечи и всхлипнула.

Толку от того, что она храбрилась и пыталась скрыть свой страх? Надо было ещё в той камере рыдать и молить о пощаде, и пусть бы брат сам расхлёбывал ту кашу, которую он же и заварил. И зачем она вообще играла в этикет с этим Витторио? Надо было вонзить в него тычковый нож, пока его не отобрали. Вот что ей стоило чуть приспустить рукав, вынуть нож и исколоть грудь врага? Жалость к себе нахлынула с новой силой. Моника в голос завыла, перемежая слёзы с проклятиями.

— Слабачка! Тщедушная малахольная идиотка! — ругала она себя вслух, ничуть не стесняясь того, что за дверью могут стоять безмолвные исполнители. — Даже на простое убийство не способна! Ну какой из меня член Лиги Трилистника, а⁈

Узор на запястье снова кольнуло, кожу обожгло — совсем как тогда, когда Моника активировала зеркало и обручальный браслет. И снова девушка подумала, что Кайдо шлёт привет и предупреждает, что с ним всё хорошо. Лучше бы обучил её как следует, вместо того чтобы сбегать! Вспышка злости разогнала остатки жалости к себе — теперь Ника злилась на всех. На Динстона, который ставил над ней неизвестный эксперимент, позволяя похищать сестру, держать в неведении о том, что любимый жив, и притаскивая её в эту мундову Рилантию. На Эрнарда, предавшего доверие, на Кевана, который вообще неизвестно в чём замешан. А затем и на Кайдо, поставившего метку и сбежавшего именно тогда, когда он нужен был больше всего.

— Ах, вы хотели, чтобы я стала сильной⁈ — закричала она надрывно. — Вы хотели, чтобы я исполняла ваши капризы⁈ Идите вы все к мунду в… в пасть.

На последней фразе Ника немножко сдулась — всё же настолько неприличные ругательства она никогда не произносила. Эта небольшая заминка привела её в чувство, но не лишила решимости. Покатав на ладони маленький серебристый шарик, девушка решительно смяла его пальцами. Шарик не поддался, Монике пришлось бросить его на пол и со всей силы наступить на него пяткой. Как только прозвучал едва слышный хлопок, девушка почувствовала, как от стоп по ногам поднимается та самая сырая магия, которую она приручала в Сольерском каньоне, сливаясь с уже впитавшейся в кожу магией от браслета и зеркала.

Рилантия богата на перевёртышей и аномальных магов, резерв которых почти всегда близок к максимальному, эта страна изо дня в день омывается волнами сырой магии, что вырывается из разломов и сводит с ума обычных магов. Уловители магии в столице срабатывают при изменении магического фона на несколько единиц. В той же Мисолье можно безнаказанно хлестнуть врага огненной плетью, а в Саранте нельзя даже высушить волосы или почистить одежду магией — департамент контроля над магами зафиксирует нарушение и заберёт в отдел для выяснения личности и вынесения наказания. Что же будет, если магический фон столицы, далёкой от разломов, поднимется на десять или все двенадцать пунктов?

Моника прислонилась ладонями к двери своей камеры, успокаивая магию, рвущуюся из неё. Сырая магия не приручается, не слушается и не гладит кожу ласковыми касаниями — она обжигает, леденит и колется изнутри, протестуя и не желая поддаваться. Дикая сила, не подвластная никому. Теперь Ника понимала, почему бизаров, способных преобразовать сырую магию, не осталось — они все погибли в попытках обуздать эту мощь. Крошечный шарик, конечно, не сравнится с тем выбросом в Сольерском каньоне, но тогда девушка была на пике эмоций, она чуть не сошла с ума от мысли, что любимый человек умирает у неё на руках. А сейчас она была опустошена: ярость и боль, злость и отчаяние, жалость к себе и ощущение одиночества — всё это утихло, отошло на второй план, вытесненное другой болью.

Выдох Моники с шипением осел на мраморной двери, заставил отшатнуться и сжать кулаки. Девушка дрожала, кусала губы и царапала клеймо мастера на внутренней стороне руки. Бросив взгляд на запястье, Ника поняла, что ей не показалось — клеймо действительно пульсировало, то становилось ярче, то бледнело. А ещё на нём появлялись новые узоры. Кайдо говорил, что рисунок будет закончен, когда Моника завершит обучение, но сейчас она видела, как трилистник становится чётче, зазубренные края одного из лепестков закручиваются спиралью. Клеймо ширилось и росло, обвивало руку не только с внутренней стороны, но и с внешней, тянулось наверх к плечу и спускалось к пальцам.

Эта странность отвлекла Нику от внутренней боли, позволила успокоить мысли и сконцентрироваться на сырой магии. Что бы там ни было с клеймом, девушка разберётся с этим потом, а сейчас нужно выбираться из камеры и из темницы. Рушить стены, когда ты на нижних этажах тюрьмы, показалось Монике не рациональным, поэтому она присмотрелась к двери, нашла стык между ней и стенами и отправила тоненькую струйку магии вперёд.

Практики в боевых заклятьях у Ники не было, она решила довериться чутью и взвизгнула от радости, когда дверь отделилась от стен и упала каменным монолитом в коридор. Прибежавший на грохот безмолвный исполнитель не сразу понял, что случилось, так что девушка успела скрутить его той же самой струйкой, которая на вид была не толще бечёвки для посылок. Моника подтянула исполнителя к себе и взмахом руки откинула капюшон — это был мужчина лет сорока, черноволосый и черноглазый, как большинство рилантийцев.

— Куда уносят вещи арестованных? — спросила у него девушка, желая поскорее вернуть свой обручальный браслет. — Мне нужны мои вещи.

Безмолвный исполнитель молчал. Ника усмехнулась этой странной иронии — она требовала ответов от того, кто дал клятву молчания. Чуть натянув нити магических пут, девушка приблизила мужчину к себе ещё ближе и посмотрела ему в глаза.

— Я знаю, что вы можете говорить обо всём, кроме запрещённых тем. Ты ответишь на мои вопросы так или иначе. Твой выбор сделать это сейчас или подождать, когда магия начнёт душить тебя, — мужчина молчал, сверлил взглядом Монику и даже не обратил внимания на угрозу. — Не хочешь стать предателем? Тогда ответь на вопрос: кому ты служишь? Верховному судье или советникам короля? — на лице девушки читалась решимость, которая вдруг обрушилась на неё, прорезалась рычащими нотками и заставила сжать безмолвного исполнителя сильнее. — Разве ваши клятвы настолько ничтожны, что вы готовы их нарушить во имя предателя вашей страны, обманом захватившего власть?

— Верхний этаж, рядом с залом безмолвных судий, — сквозь зубы проговорил мужчина, сделал жадный глоток воздуха, когда Ника ослабила путы, и добавил. — Справа от кабинета верховного.

— Вот видишь, не так это и сложно. Просто надо иногда пораскинуть мозгами и вспомнить, кому ты служишь, — девушка покосилась на камеру, в которой пробыла не так уж долго и повернулась к связанному исполнителю. — Где-то здесь мой брат. Выглядит лет на двадцать пять, русые волосы, карие глаза.

— Последняя дверь слева, — процедил тот, безуспешно пытаясь освободиться от пут.

— Пойдём, проводишь, а то вдруг заблужусь, — Моника пошла вдоль коридора, остановилась напротив указанной исполнителем камеры и заглянула в маленькое зарешеченное окошко. — Тарит?

— Моника? — брат подскочил к двери и ухватился за решётку пальцами. — А ты как тут оказалась? Динстон уже разобрался с Гвери?

— Всё потом, мне нужна твоя помощь, — Ника снова пустила магию в стыки между дверью и стенами, отошла подальше, чтобы её не придавило, затем дождалась, когда брат выйдет из камеры и покачала головой: ему даже обувь не оставили, только штаны и рубаху.