Она попыталась воспользоваться своим положением, но у ее нового статуса оказалась и обратная сторона. Сольвейг привлекла к себе внимание дочерей Хозяина Зимы. Сестры-метелицы с приклеенными к и без того фальшивым лицам улыбками поинтересовались, что «швея-скрипачка» делает на нижних этажах. Пришлось прибегнуть к беспомощной лжи под названием «просто заблудилась», в которую не поверило бы даже неразумное дитя.

Но Сольвейг была нема, и в ней никто не видел угрозу. «Слишком любопытная», – читалось в глазах метелиц. И ее это устроило. Но что делать сейчас? Что ей делать?

Скоро Летта неотвратимо изменится. А на Крамарке начнется война.

Если бы у Сольвейг был голос, она бы спросила духов зимы, что ожидает жителей острова. Неважно, насколько страшным был бы ответ – неизвестность куда страшнее. Но она молчала, молчали и духи, занятые превращением ледяной сирены в Белую Невесту.

Когда они закончили, перед Сольвейг предстала ослепительной красоты молодая женщина с белой косой, в которую были вплетены нежные льдиссы. Тонкие черты лица, четко очерченные губы. В волосах – диадема с камнями-каплями. В фигуре – грация и статность. Всю красоту сводила на нет только противоестественная прозрачность лица и тела. Казалось, прекрасное ожерелье из ярких драгоценных камней одним прикосновением превратили в обыкновенную стекляшку.

Час пробил. Настало время Северного Сияния.

Духи зимы повели будущую Белую Невесту и ее скрипачку по ледяной лестнице на самый верх Полярной Звезды. В толпе тел призрачных, едва видимых, или обманчиво-человеческих, в складках зачарованных снежинок Сольвейг разглядела Льдинку. Улыбнулась пурге как старой знакомой, зная, что печаль отпечаталась в уголках ее губ.

Когда Сольвейг впервые приблизилась к Полярной Звезде, подхваченная с обеих сторон сестрами-метелицами, она увидела шпиль башни, что упирался в небосвод. Шпиль исчез с верхнего яруса, исчезли даже стены. Вместо потолка – бескрайнее небо. Вместо светильников – яркая россыпь звезд.

Все для того, чтобы духи зимы и ветра Большой Земли могли свободно кружиться в воздушном пространстве, не скованные капканом стен.

Сольвейг застыла, будто ледяная статуя, когда увидела бурана-шатуна. Слишком свежи были воспоминания о битве сына Хозяина Зимы с ее тилкхе. Он выполнил свой долг – защитил ее, но стал снегом, чтобы года спустя для кого-то другого стать верным стражем. На мгновение стало горько, но эту горечь перебила мысль: что, если особая связь со снежными созданиями в ледяных сиренах – еще одно наследие Белой Невесты?

Буран-шатун тяжело прошагал мимо Сольвейг на четырех лапах – мощных снежных столбах.

За ним полупрозрачной ленточкой пролетела поземка. Пожаловали на бал и вихри-гончие: бесформенное скопление снежной пыли, что находилась в постоянном движении. Даже самые нелюдимые (если подобное определение вообще применимо к духам) церемонию восхождения на трон новой Белой Невесты пропустить не посмели.

Странное это было зрелище – разодетые в сшитые для них людьми снежные наряды, духи зимы разговаривали… с пустотой. Ветра Большой Земли, как говорили сестры-метелицы, не привыкли показываться людям на глаза. Хотела бы Сольвейг знать, какими дети Хозяина Зимы видели тех, других ветров.

Но куда больше она хотела бы знать, как пережить эту ночь.

Она играла на скрипке, держа в узде дар. Песнь лилась, окутывая зал невидимым сиянием – человеческая, не сиренья.

– Солнечный ветер, – вдруг раздались шепотки в толпе.

Сольвейг, не будучи духом, увидеть загадочного гостя не смогла. Но невооруженным взглядом видела следы его присутствия – некий шлейф, оставленный им. А вместе с ней – все жители Атриви-Норд.

Черный бархат неба разрисовали сияющие полосы – мазки яркой краски на однотонном полотне. Зажгли тусклое небо многоцветным свечением, переливаясь, вливаясь друг в друга – синие и зеленые с вкраплениями красного и розового. Призрачный, зыбкий мираж играющих в небе странных огней завораживал, феерия цветов почти ослепляла.

Духи танцевали в сверкающем зареве под музыку ветра – подвешенные в воздухе металлические стержни, что издавали нежный перезвон. И Летта кружилась в танце с ветрами.

Что-то было не так. Сольвейг не сразу заметила: Летта бледнеет. Казалось, реальный мир едва удерживает ее в своих объятиях. А сама она, прежде крепко стоя на ногах, сейчас едва ли не парит. Будто ей насильно приходилось заставлять себя ступнями касаться пола – вместо того, чтобы просто раскинуть крылья-ветра и лететь.

Духи зимы, касаясь Летты, забирали ее тепло. Когда его совсем не останется, Летта станет Белой Невестой.

Смертная девушка превратится в ветер.

Воздух в легких Сольвейг стал обжигающе студеным. Льдинка, что-то прочитав в ее глазах, тоненько вскрикнула и опустила глаза. Стремительная, как все ветра, покинула «бальную залу».

Сольвейг верила пурге. Верила, что Льдинка спасет Хильду, Дагни и прочих швей и тайно выведет их из башни, пока Сольвейг отвлекает остальных духов зимы. Верила, что ледяные сирены получат свободу, когда Льдинка снимет замки и прорежет брешь в Полярной Звезде – или взорвет изнутри льдистые окна. Однако нужен был кто-то, кто отведет их к колдуньям, чтобы снять с них чары. Кто-то живой. Этим живым должна была стать Сольвейг. Но просто уйти из башни, обрекая старшую сестру на смерть и весьма сомнительное посмертие в обличье ветра, она не могла. Знала, что вряд ли сможет помочь Летте, но должна была хотя бы попытаться.

Даже если эта попытка обойдется ей в целую жизнь.

Все, что она могла сделать – это устроить переполох. Прервать Северное Сияние, помешать восхождению Летты на трон духов зимы. Сольвейг сделала это, используя свой единственный инструмент. Свой голос сирены. Свою скрипку.

Весь мир вокруг нее был серебряными силками, инеевой паутиной. Прежде своими нотами Сольвейг бережно касалась нитей стихии. Сейчас – безжалостно их рвала.

И зазмеились трещины по ледяному полу, перетекая на стены Полярной Звезды. И завихрились разъяренные зимние ветра Крамарка, своими облаченными в снежные наряды телами расталкивая невидимых для Сольвейг ветров с Большой Земли. И рвались полосы сияющего света, оставляя черные прорехи – солнечный ветер покидал бальную залу и забирал яркие краски с собой.

Рассвирепевшие духи зимы стали снежной бурей. Второй, с которой за свою жизнь сталкивалась Сольвейг.

И, кажется, последней.

Оглушенная ледяным ударом, Сольвейг падала с Полярной Звезды. Летела, словно ветер, пусть и не вперед, а вниз, в снежной пустоте. Правая рука ее до боли в пальцах стискивала скрипку со смычком. Скорее, инстинкт, нежели надежда, что сыгранная Песнь сирены чем-то сможет ей помочь.

Полярная Звезда исчезла, будто ее никогда не существовало. И на смену ей пришел страх.

«Пожалуйста», – мысленно взмолилась Сольвейг, сама не зная, кого просит и о чем.

Но ответ пришел в то же мгновение: в скрытой пеленой морока Полярной Звезде разбились ледяные окна. При виде выпрыгивающих из пустоты пушистых облачков снега, Сольвейг беззвучно всхлипнула. Она упала на оказавшееся прямо под ней тело тилкхе, распласталась на нем. «Спасибо, Белая Невеста. За силу, что ты нам дала. И за снежных стражей».

Тилкхе свились в клубок, переплетаясь и лапами, и хвостами. В молчаливом полете с башни до неба высотой было что-то категорически неправильное. Но все, что могла сейчас Сольвейг – это цепляться за снежную шерсть и пытаться не выронить скрипку. И смотреть вниз, пока сердце отбивает барабанную дробь.

В ярком свете Северного Сияния она видела кроны деревьев Ледяного Венца. Что-то неправильное было в них, странное. Ельник, обрамляющий стеклянный лес духов зимы по одному краю, сверху выглядел именно так, как Сольвейг себе и представляла: величественное зеленое море, ощетинившийся иголками ковер.

Но Ледяной Венец…

В самой своей сердцевине он оказался… полым. Частокол стеклянных деревьев свернулся кольцом вокруг невидимой теперь Полярной Звезды. Как Фениксово море, ставшее огранкой для ледяного острова Крамарк.