– Ты только посмотри… Моя сестренка стала истинной ледяной сиреной.

Воспоминания – какая-то часть из них – пока еще Летте принадлежали. Просыпались в ней порой, с хрустом взрывая сковавший их изнутри лед. Но церемония, названная Северным Сиянием, сожжет мосты за спиной Летты-сирены, оставив ей лишь один путь и одну роль – Белой Невесты.

Сольвейг позволила себе подольше побыть в объятиях сестры. Казалось, ее обнимает что-то мягкое, наподобие прохладного пледа – рукам Летты недоставало силы. Если Сольвейг не найдет способ остановить Северное Сияние, и эту малость она потеряет.

Мягко отстранившись, она сыграла короткую мелодию. Ее видимым воплощением стала сложенная из снежинок фраза: «Я пришла за тобой».

– Как ты… Как это необычно! – восторженно воскликнула Летта.

Если не замечать, как сквозь ее тело просвечивает пространство Полярной Звезды, можно решить, что перед Сольвейг – прежняя Летта.

– Но что с твоим голосом?

Она не помнила, как Сольвейг кричала, когда у нее похищали сестру. Сольвейг вскинула голову, выискивая взглядом на лице Летты ответ. А помнила ли она, что ее похищали?

Не стала спрашивать – сердце ныло, подозревая правду. Лишь устало вывела в воздухе: «Пойдем домой».

– Я не могу, – со вздохом сказала Летта. – Отныне я принадлежу ему.

«Зачем тебе это?»

Слова Сольвейг казались отстраненными, стеклянными, полыми внутри – там, где должна была полыхать целая плеяда эмоций. Она не могла сполна выразить того, что творилось в ее душе. Потому что там бушевала снежная буря, а в арсенале Сольвейг были лишь несколько кружащихся в воздухе снежинок.

– Хозяин Зимы лишен голоса.Яим стану, – тихо проговорила Летта со странным блеском в полупрозрачных глазах. Каким-то… фанатичным, лихорадочным, не идущим ее милому лицу.

«Белая Невеста начнет Песнь, остальные ее подхватят».

Летта нужна Хозяину Зимы, чтобы продолжить путь свергнутой с трона и связанной с ним крепкими ледяными узами Белой Невесты. Чтобы рассыпать стихию, словно снежные хлопья, по всему острову, разлить стужу, развеять ее над миром. Чтобы окончательно уничтожить Феникса и упрочить власть Хозяина Зимы.

И сделать все это куда проще, когда его супруга – ледяная сирена.

«С каких пор ты на его стороне? Зачем тебе это?» – упрямо повторила Сольвейг, хотя руки ее снова дрожали.

– Разве ты еще не поняла? Хозяин Зимы – наш освободитель.

«Освободитель от… кого?»

Песнь не сразу сложилась из нот, снежинки хаотично дергались, передавая ее внутреннее напряжение. Сольвейг поймала себя на мысли, что все ее мелодии сегодня получаются тревожными, на каком-то внутреннем нерве. Смычок резче, чем обычно, касался струн, обрывал ноты, оставляя в воздухе шлейф смятения и беспокойства.

– От оков Феникса, глупышка, – рассмеялась Летта.

Она никогда не называла Сольвейг так. Даже в шутку. Впрочем, полуветром, полудухом зимы в шаге от собственной коронации она тоже никогда не была.

Смех Летты резко затих – словно струны накрыли ладонью.

– Разве ты еще не поняла? Феникс – наш враг. Мы скармливаем ему души наших близких, приносим их в жертву, чтобы он и дальше спал. Мы – лед, сестренка. Феникс – пламя.

Сольвейг отступила на шаг, растерянно прижимая скрипку к сердцу. Летта не могла искренне в это верить. Только не она. Не та, что дважды проводила Обряд Пепла, предавая тела родителей огню, с надеждой, которая зрела в сердце каждого жителя Крамарка: что его близкие однажды вернутся в этот мир.

– Хозяин Зимы избавит нас от Феникса и откроет путь на Большую Землю. Он начнет свое шествие по миру, – Летта гордо вскинула голову, – а мы будем идти рядом с ним.

«Он побежден. И твоя Песнь ему не поможет. Все, что ему остается – бессильно наблюдать за миром глазами своих ледяных и ветреных детей».

– Ты ошибаешься. Они все ошибаются. – В голубых глазах Летты промелькнула ярость. Вспыхнула и пропала. Глаза подернулись поволокой, взгляд стал мечтательным, одухотворенным. Так люди смотрят на тех, кому втайне готовы поклоняться.

Сольвейг ошеломленно качала головой. Что-то в этом мире определенно сдвинулось, если добрая, миролюбивая, тонко чувствующая Летта восхищается Хозяином Зимы.

– У Феникса не хватило сил, чтобы уничтожить Хозяина Зимы, – с ноткой самодовольства сказала Летта. – Часть его осталась жить. Все потому, что Хозяин Зимы всегда был тоньше, умнее, чем это самонадеянное создание с огненным оперением.

Казалось, Летте было известно больше, чем всем остальным. Неужели связь между ней и Хозяином Зимы уже начала крепнуть? Неужели ее превращение в Белую Невесту уже никак не остановить?

– Мой господин запер часть своей силы в филактерий. Артефакт, который Феникс уничтожить не смог… или же не догадался уничтожить. А дух Хозяина Зимы впитался в землю, заронив холодное зерно. Да, Феникс лишил Хозяина Зимы короны и львиной доли магии, но часть ее все же осталось. Из зерна зимы и появились такие, как мы. Мы обязаны ему жизнью.

«Такие, как мы?» – с брезгливой гримасой написала в воздухе Сольвейг.

– От крох магии Хозяина Зимы, оставшихся на поверхности Крамарка, и появились духи зимы. А ветра, в свою очередь, часть своей силы смешали со льдом и снегом, по приказу своего отца и господина сотворив исчадий льда.

«Знаю, но они – не мы».

– Ледяные сирены появились позже, и оказались ближе к людям, чем к ветрам, но в нас – та же магия, та же сила, – парировала сестра. – Сила Хозяина Зимы.

«Нас создал не он, а Белая Невеста».

Опустив скрипку, Сольвейг взглянула на Льдинку. Та не вмешивалась в разговор двух сестер, двух сирен. Отрешенно глядела вдаль сквозь окно, покрытое инеем. На мгновение вдруг всколыхнулось любопытство: «Интересно, о чем думают духи?»

– А кто, по-твоему, приказал ей это сделать? Кто имел над ней власть?

«Святое пламя», – устало подумала Сольвейг. Ей не переубедить Летту – очарованную Хозяином Зимы, зачарованную…

– Скоро все изменится… Сейчас мой нареченный силен, как никогда.

В воздухе разлилась мелодия – горькая, словно пепел, что вместо снега упал с неба и остался на языке.

«И что же дало ему эту силу? Неужели оставшихся у Хозяина Зимы сил хватило, чтобы… возродиться?»

Неправильное слово, неправильное. Возрождение связывали с Фениксом и душами, погребенными в огненном море и ждущими своего часа, чтобы вернуться. И только сейчас Сольвейг вдруг увидела протянутую между двумя давними противниками нить: Хозяин Зимы тоже возвращал людей из мертвых. Он не освобождал души от оболочки тела, что становилась пеплом – чтобы дорога души к новой жизни была легка, чтобы ничто ее не обременяло. Он перекраивал мертвое тело так, как умел, так, как ему было удобно. Превращая ее в живой, послушный лед.

В этот миг Сольвейг как никогда его ненавидела.

– На Крамарке тоже когда-то была весна, – тихо сказала Летта. – Но потом ее не стало. Пока Феникс спал беспробудным сном, обессиленный схваткой, мой господин проморозил остров до основания. Там веточка изморози, там снег во время летнего солнцестояния… Так, шаг за шагом, он превращал землю в лед.

Сольвейг зажмурилась, пытаясь представить белоснежный остров вечной мерзлоты другим, зеленым и теплым.

Летта мягко взяла ее за плечи, чуть сжала.

– Сестренка… Я знаю, перемены – это страшно. Но эти перемены к лучшему. Только представь – скоро мы увидим Большую Землю! Говорят, вода там течет и пенится, а не лежит мертвым льдом. Говорят, там целые поля, что заросли прекрасными цветами, а деревья дают сладкие, вкусные плоды. Говорят, там такое яркое солнце, что способно подарить твоей коже частицу своего золотого сияния. Пока Хозяину Зимы не под силу преодолеть огненное кольцо. Но совсем скоро все изменится. Феникс падет. Мы отправимся на Большую Землю.

Сольвейг подавила желание зажмуриться снова. Летта права – перемены, о которых она говорила, пугали. А говорила она о восстании Хозяина Зимы.

Сил хватило лишь на то, чтобы сыграть короткую музыкальную фразу, сложив танцующие по комнате снежинки в слово «Когда?». Глаза сестры, сменившие свою яркую естественную голубизну на бледную, призрачную, засияли. Она ждала этот вопрос.