Как-то вечером к Хою пришел Лиен, сын сельского писаря, и сказал: «Папа приглашает вас зайти к нам». Лиену было лет девятнадцать, он учился в Хайфоне в частной школе. Хой удивился: до сих пор писарь не знался с их семьей, откуда вдруг такая обходительность? Что ж, решил он, схожу узнаю, в чем дело.

Писарь встретил гостя одетый в нарядное платье, с тюрбаном на голове. Он предложил Хою сесть, крикнул дочери, чтобы заварила чай, и стал расспрашивать, что нового слышно об отце, как здоровье детей, жены, и все не мог нахвалиться на «учительшу» — какая она хорошая хозяйка. Потом вдруг понизил голос и сказал доверительно:

— Вы, Хой, человек образованный, об этом нечего и говорить. Сейчас, когда народ гибнет от голода, даже бездушный камень не может остаться равнодушным к этому бедствию. Но мы люди невежественные и не знаем, что предпринять, как помочь беде. Сегодня я велел сыну пригласить вас в гости. Не подскажете ли вы, что полезного мы можем сделать для села…

— Простите, но вы переоцениваете мои скромные возможности.

— Не знаю, слышали ли вы о том, что получена бумага из уезда, где предписывается организовать здесь у нас отделение «Фронтовой молодежи» и «Служения молодежи на благо общества». Не представляю себе, что это такое.

— А, — Хой кивнул, — я читал об этом в газетах, указание поступило из Хюэ.

— Да, и я слышал, что министр по делам молодежи сам приезжал в столицу, чтобы ускорить это дело. Пришел приказ и от губернатора провинции, он торопит. Староста говорил со мной: «Мы, так сказать, сельская интеллигенция, надеемся только на вашу помощь»…

— Что я, у меня даже петуха связать не хватит сил, вы же знаете! — улыбнулся Хой. — Да и потом, я не дурак, одни будут есть устрицы, а другие убирать скорлупу! Господа министры, губернаторы провинций, все эти властители сидят себе там наверху, а мне здесь стоит пошевелиться, как Вьетминь заклеймит меня позором, назовут предателем, прояпонцем и всадят пулю. Останутся жена с детьми-сиротами! Разве вы не видите, что творится?

Писарь даже в лице изменился и нервно затеребил бородку. Хой поднялся. Хозяин проводил его до ворот и все умолял не отказать в любезности уделить ему время, зайти еще.

Дома Хой снова перебрал в памяти весь разговор с писарем и не мог удержаться от улыбки. Да, Тхао была права. Они, безусловно, что-то подозревают, но самих их мутит от страха.

Тхао хлопотала по хозяйству.

— Ты уже пришел? Послушай, странные у нас дела творятся!

— Что такое?

— Сегодня опять не хватает немного риса. Куда он мог деваться?

Тхао, расстроенная, подошла к мужу.

— Я заметила, каждый день у нас исчезает рис из того, что ты привез. Я уж подумала: может быть, ты ошибся, когда покупал. Сегодня я нарочно заметила, сколько было риса, а только что пошла брать, смотрю — действительно опять кто-то взял с чашку риса. Ну что за напасть! Неужели это Хиен, ведь, кроме нее, никто не входил к нам в дом!

— А ты не ошибаешься, может, напрасно подозреваешь девочку?

— Неужели она стала тащить из дома! Ведь сейчас каждое зерно на вес золота. А может, она тайком варит этот рис и ест украдкой. Задам-ка я ей хорошую трепку, будет знать!

— Ну что ты разошлась! Давай сначала спокойно расспросим ее обо всем. Я видел, как она только что вынесла Нга на улицу, по-моему, они пошли к тетушке Дьеу. Вот что, ты побудь дома, а я схожу узнаю, в чем дело.

Хой прошел в конец двора, за водоем, и там влез сквозь пролом в живой изгороди во двор к соседке. Только сейчас рассмотрел он, в каком запустении дом и как зарос сад тетушки Дьеу! Хою было известно, что вся семья соседей вымерла с голоду и осталась лишь маленькая девочка Нюан, но он представить себе не мог, во что превратился этот дом!

Высокая трава со всех сторон подступала к дому, он казался вымершим. Но вдруг Хой увидел струйку дыма, которая поднималась над крышей. Он осторожно пошел к дому…

Через щели в обветшалой стене он увидел нескольких ребят, которые сидели в кухне вокруг очага, составленного из трех камней. В котелке варилась рисовая похлебка. Ребята, кто едва прикрытый куском рваной парусины, кто совершенно голый, обросшие, лохматые, сидели молча, вдыхая аромат, несшийся от котелка. Хой узнал Нюан, которая не раз прибегала к ним то за мотыгой, то за ножом, то за ножницами. Хиен сидела на корточках спиной к нему и мешала длинной палочкой в котле, пробуя зерна, приставшие к палочке. Нга сидела рядом с ней.

— Скоро будет готово. Сегодня всем достанется по целой пиале!

Хой застыл. Кровь вдруг бросилась ему в лицо, стало стыдно за самого себя. В горле стоял горький ком, он чуть было не разрыдался. О небо! Дети!

Услышав шорох, ребята разом обернулись. Кто-то бросился наутек, выскочив сквозь пролом в стене. Хиен, увидев отца, застыла на месте, а Нга радостно залепетала:

— Папа, папа пришел!

— Что это вы здесь варите, похлебку? — с веселым видом спросил Хой и крикнул в сторону сада, куда скрылись беглецы: — А вы чего удрали? Идите есть.

Ребята, притаившиеся в саду, все еще не осмеливались вернуться.

— Пойдем, Хиен, мама зовет. Идем, Нга.

Хой подхватил младшую дочь на руки и вышел на улицу. Хиен немного успокоилась, но все-таки не решалась заговорить с отцом и молча плелась позади. Обернувшись, Хой увидел, что ребята уже окружили котел, а один стоит в дверях, провожая его взглядом.

Прежде всего нужно было срочно позаботиться обо всех оставшихся в живых сиротах! Хой собрал молодежь и поручил ей разыскать по деревне бездомных детей, собрать по домам немного рису, чтобы поддержать детей до нового урожая. Потом, когда урожай будет сжат, нужно поговорить с односельчанами: нельзя ли распределить ребят по семьям.

Одного этого дела хватило Хою на весь день. А потом они с Тхао и детьми, как и все остальные семьи в селе, занялись уборкой урожая. С зарей вставали они и, наскоро перекусив, надевали на голову нон, подсучивали штаны и шли на поле. До темноты жали, носили рис, помогали другим семьям — урожай убирали сообща. Хотя последние годы Хой провел за письменным столом, но в юности ему немало пришлось работать в поле, поэтому лишь первые дни у него ломило спину, а потом он втянулся и уже не отставал от других. Лицо его вскоре потемнело от загара, руки покрылись мозолями. Хой убедился, что он совсем не такой уж слабый, каким считал себя. Тхао оказалась гораздо слабее его, а многие односельчане просто едва держались на ногах, но работали что было сил, и Хой старался не отставать от них.

Когда пришла очередь убирать их участок, за него тоже взялись всем миром и потому управились в один день. Дон и Соан тоже пришли помочь. Соан помнила о том, как старый Зяо спас ее от смерти год назад, и, что бы ни понадобилось семье Хоя, она всегда была наготове. Соан очень исхудала, стала голенастой, как аист.

На следующий день Хой, Дон и Соан шагали под палящими лучами, таская по двору каменный каток — молотили рис. К вечеру жара спала. Они закончили работу, сходили к водоему умыться и сели вокруг подноса с рисом нового урожая — так всегда делалось прежде. Тхом раздала палочки, расставила тарелки с рисом, и, когда все уже поднесли рис ко рту, она вдруг отставила свою пиалу и отвернулась, утирая слезы. У Дон тоже заблестели глаза, за ней прослезилась Соан, заплакали Нюан и Хиен. У каждого из тех, кто сидел сейчас перед подносом, кого-нибудь унес голод в минувшем году.

Долго сидели они молча, пока наконец смогли снова взяться за палочки. Ели молча, никто не решался заговорить. В котле оставалась почти половина риса, а все уже отложили палочки.

Когда подали чай, Дон, вздохнув, обратилась к Хою:

— Вы ничего не слышали? Говорят, будто скоро снова будут собирать налоги.

Хой чуть не поперхнулся. Рука задрожала так, что он расплескал чай. Наконец он справился с собой.

— Какие налоги! Пусть только попробуют взять хоть зернышко, голову разобьем!