Дрожащее пламя свечи давало совсем мало света, так еще и ночь сегодня выдалась облачная. А пользоваться лампой я опасалась — не хотела, чтобы тетки стучались, увидев под дверью свечение.

Пробираясь через заметки на полях, я наконец нашла ту главу, что искала. Но короткая строка со скудным описанием совсем меня не устроила.

«Отец отыскал в Лунной Горе кристаллы и привез их Матери на тысяче лошадей.»

Но ведь это же далеко не всё? Может ли одно предложение вместить в себя смысл нескольких листов текста?

Приоткрытое окно неожиданно распахнулось, деревянные створки громко ударились о стены. Разлетелись в стороны занавески, затрепетали страницы из книги. В комнату ворвался сухой, чуть остывший воздух, к которому я уже привыкла. У него не было запаха, а так хотелось свежести, зеленых листьев, вкусного аромата моей любимой сирени…

Выдохнув, я поднялась с кровати и не выпуская из рук книги, зашагала босыми ногами в сторону окна, чтобы запереть его. Песчаный Замок и его стены давали больше прохлады, чем ночь.

Я подняла голову к небу, и заметила, как из мути облаков неожиданно выплыла большая, необычно яркая луна. В мгновение ока серебристые лучи щедро осветили сад, на который выходили мои окна, и комнату.

Что ж, теперь не придется так напрягать зрение, чтобы прочесть заметки.

Посмотрела на книгу, и до того, как раскрыла, заметила, что свет луны, словно живая змейка пробежал вдоль корешка. То же самое произошло и с передней стороной. Будто произведение оплетало невидимое тиснение, проявляющее себя только в определённых условиях.

Отвернулась от окна и заслонив книгу от серебряного света, повертела, ища блестящий узор. Ничего!

Стоило мне вернуться и в очередной раз встать под яркий поток, серебряные змейки снова забегали по переплету.

А что, если… Что если внутри книги, при свете луны тоже появятся невиданные до этого детали? Я разочаровалась в этой идее почти сразу же. Ведь раскрыв книгу на нужной мне истории, я не увидела никаких изменений.

Но это только на первый взгляд.

Через несколько мгновений страницы посветлели, замерцали, и желтоватая до этого момента бумага побелела. Выведенные чернилами буквы вдруг заплясали и начали меняться местами. На моих глазах они складывались в слова, а затем в предложения, и наконец, в красивые ряды.

«Сердце Матери истончалось долгой разлукой. Плечи ее, тонкие и гордые, поникли да осунулись. Губы позабыли сначала улыбку, потом и слова.

Каждую ночь и каждое утро, глаза ее плакали, и текли по юному лицу капельки хрусталя.

— Как можно? — вопрошал Отец, прильнув головой к коленям любимой.

— Я же тебе обещала, — тонкие белые пальчики тронули доспехи только что вернувшегося издалека мужчины, не замечая на них дорожной грязи, — что не будет тебя, и мне смысла жить нет…

— Нельзя так! — сокрушался Отец.

— Можно! — крикнула Мать, распугивая облюбовавших деревья, птиц. — И по-другому не могу я.

Сердце мужчины мучилось болезнью. Он разрывался между предназначением и неземным чувством, которое питал к любимой.

Он умолял Небеса, взывал к их милости, просил исцелить Мать и дать ей сил. Что бы не губила ее любовь к такому, как он. Вышедшему из земли, выросшему среди пород.

Молчаливые Небеса были беспощадны — так решил Отец, и уповать на чудо не стал.

Дни и ночи напролет он искал ответ, а когда наткнулся на еще не виданую до этого момента гору — не поверил своим глазам.

Высокий холм, светящийся и полупрозрачный, напоминал ему упавшее на землю космическое тело. Было ли это даром Небес для него? Хоть бы так…

С мыслями о Матери, любимой и страдающей от одиночества, он приложил ладонь к гладкой, словно стекло, породе. А о породах Отец знал всё, мог их слушать, мог им приказывать.

От руки его, под слоем глянца пополз серый дым, а рассевшись, явил лик возлюбленной! Смеющейся, легкой, в его же руках.

Прошлое… Отец понял, что подарок Небес показывает ему прошлое. Сняв с рук доспехи и закатав рукава, он ладонью порезал лунный камень. Это будет подарком для матери, чтобы видела его когда захочет! Пусть с опозданием, пусть из прошлого, лишь бы не проронила по нему больше ни одной слезинки.

Лунная Гора, повинуясь словно мягкая глина, под руками отца превращалась в пластины, и таяла, таяла, таяла. Пока не осталось от нее ничего кроме холмика из мерцающих в ночи осколков.

Отец опустился на одно колено и склонил голову в благодарность за подарок, а затем облачился обратно в свои доспехи и покинул то место, где Небеса оставили спасение Матери.

Она же, пришедшая на этот свет, ради того, чтобы давать жизнь, заботливо гуляла по хрупкой, еще неуверенной в своем будущем могуществе, земле. Трогая каждое деревце, обласкивая листья, Мать делилась переполняющей ее любовью. К миру, к природе, к Отцу.

Так же, как и у него, у нее было свое предназначение. Она рассыпала по пустынным землям семена, опрыскивала их водой, берегла от ветров стебли. И повторяла это столько раз, что не успела опомниться — леса окрепли и выросли, а там уже их заселили звери, большие да малые. Душистые поля зажужжали довольными собирателями нектара, а пруды заблестели чешуей да заквакали.

В один день задрожала под ногами земля, но бояться Матери было некого, ведь на всей земле их было только двое. И выйдя на зеленую, залитую ласковым солнцем равнину, вдалеке она увидела Отца, а за ним табун диковинных лошадей.

Нетерпеливые шаги скоро превратились в бег. А боль, в щемящее душу, счастье.

Бросилась на него Мать, обняла, зацеловала. И не заметила, что лошади не издают никакого шума. Не храпят, не стучат копытами. Да и того, что на боках они несли полные сумки кристаллов — тоже.

— Каменные, — пояснил Отец и подвел ее к неживому скакуну, что был сделан по подобию настоящего.

— Зачем нам такие? — Мать потрогала холодную морду, удивляясь его мастерству.

— Я привез дары.

Каждый конь, а их была ровно тысяча, склонил свою тяжелую каменную голову и лег прямо на зеленый луг. Теперь Мать увидела, сколько кристаллов для нее собственными руками выбрал из Лунной Горы Отец.

И каждый их них с любовью разложила по всей земле, чтобы, где бы она ни была — повсюду могла согреться образом Отца.

Кристаллы покоились на полях, в лесах, и даже у вод. Стоило теплым ладоням огладить дымчатый камень, он каждый раз послушно являл Матери желаемое.»

— Ладонями огладить камень? — прошептала вслух я.

Так может кристаллы Матери нужно гладить, чтобы они явили картинку? Я помню, что случайно на них наступала, смахивала с них грязь, но что бы гладить — никогда.

А если я всё сделаю, как написано в этом тексте, покажут ли они мне Теона?

Хотя, самым правильным вопросом было: можно ли верить древнему тексту, проявившему себя только при лунном свете?

Шорох, раздавшийся со стороны двери, чуть не заставил мое сердце остановиться. Я была настолько увлечена чтением, что не заметила, как сюда вошли!

— Кто здесь? — захлопнув книгу, я отскочила в дальний угол комнаты.

— Госпожа, — заговорил Томас Клифф, — простите, я не хотел вас напугать.

Мужчина неслышно прошел вглубь комнаты, но нарушать необходимую мне дистанцию не стал. Сегодня не нем не было дорожного плаща, только туника с капюшоном и брюки.

— Что вы здесь делаете? — спросила, стряхивая нарисованные воображением образы, после истории о лунных кристаллах.

— Как и обещал, я вернулся, чтобы доказать свою преданность.

— Действительно, — вдруг вспомнила я. — Томас, мне не нужна ваша преданность, можете идти.

Лучше я почитаю, что еще написано в книге о Перворожденных, чем доверюсь соратнику Эра. Слава Небесам, ни его, ни Арта в Песчаном Замке пока не было. Но мое время испарялось, таяло на глазах… Вот-вот разговоры о кандидатах станут явью, поэтому, лучшее, что я могу сделать — попытаться выкрутиться с помощью тех инструментов, что доступны.

И да, зачарованная книга, в которой говорится о показывающих прошлое камнях — не плохое начало.