Иначе, ему бы никогда не выпал шанс увидеть ее даже издалека.

Песчаный Замок — это пристанище, где заботятся о его госпоже.

Говорят, что когда-то на этот месте стоял другой, несравнимый ни с чем Золотой Дворец, и в нем, если верить книге о Прародителях, в любви и гармонии жили Отец и Мать этого мира. Те, что положили начало всему живому.

— Сенсария! — госпожу окликнули сразу несколько скрипучих голосов. — Вы опаздываете на занятия, идемте же!

— Я Мириам, можно Мири, — прошептала девушка на ухо стражу, вскочила с подушек, ловко собрала свои записи, и прихватив книгу, напоследок ему улыбнулась.

Стоило ее тонкой фигуре с платиновыми волосами до пят исчезнуть в стенах замка, он надел перчатки, поправил подушки, на которых сидел, и вернулся на то самое место, где до этого нес караул.

Сердце стража наполнилось счастьем, которое, казалось не иссякнет.

И поздней ночью, когда за разговор с сенсарией, за ее улыбки и невинные прикосновения, на его спине плетью высекали глубокие кровавые борозды, он даже не думал жалеть о случившемся.

Он принимал наказание с улыбкой на лице, и беспрестанно клялся себе, что увидит Мириам снова.

Если бы только он знал, что для этого придется ждать целых два года…

*

Два года спустя

Жаркое солнце Сорры становилось все безжалостнее. В некоторых городах уже не хватало воды на то, чтобы не просто полить урожай или напоить скот — ее не хватало даже людям.

Некогда изгнанный страж с посветлевшими шрамами на спине, и ни на день не забывавший причину своего наказания, направлялся в Песчаный Замок с докладом.

Он шел по раскаленному песку, что нагревал подошвы обуви и смотрел на окна величественного сооружения из светло-коричневого камня. Глупо было рассчитывать, что в одном из них он может увидеть ее.

Еще глупее было мечтать о том, что она его узнает. Или вспомнит.

Но сердцу не прикажешь. Даже он, мужчина, понимал это и покорялся велению своего слабого сердца. Слабого не потому, что оно разучилось перекачивать кровь, совсем нет.

Слабого потому, что оно сделало его одержимым женщиной. И какой!

Ворота Песчаного Замка, названного таким из-за характерного цвета, приветливо отворились перед новым градоначальником.

Его встретили, сразу же предлагая чем утолить жажду, он только отмахнулся и настоял, что здесь по делу.

Ничего не изменилось в этих стенах, даже сад, где он когда-то нес караул — не изменился. Тот же шатер, те же диваны с подушками.

Но ее в саду не было.

Он с горечью сжал кулаки, так чтобы ни одна живая душа не заметила, и проследовал дальше, туда, где его уже ждали.

Безобразные, и не скрывающие своей наглости, словно бородавочники нашедшие неохраняемый огород, наставницы сенсарии лениво слушали отчет градоначальника.

А ведь он готовился. Старался. Месяцами совещался с инженерами, что готовы были соорудить системы для оснащения города чистой питьевой водой.

Он прямо объяснил, что ситуация критическая.

— Если мы промедлим, то через несколько месяцев, и это в лучшем случае, люди останутся без воды.

— Монетарные расходы ни к чему! — отозвалась пышная и розовощекая женщина, сидящая в центе стола, за которым собрались еще с десяток таких же алчных, как и она наставниц. Это он знал точно.

— Боюсь, вы не понимаете масштабов, — скрывая презрение ответил он.

— Очень скоро, градоначальник, все наладится, — мягко пропела та же женщина, а остальные начали поддакивать. — Будет и вода, и урожай, — радостно заявила она.

— И все же, — он даже слышать не хотел того, о чем ему сейчас начнут говорить.

Он и так знал, чего они ждут. Знал и умирал от беспомощности. Как мир может быть так жесток? И насколько жестоки могут быть люди?

— Я понимаю, что таким как вы, абы запустить потную ручонку в казну, да зачерпнуть побольше, — поучительно начала другая наставница, завернутая в зеленый шарф. — Однако, не дадут мне солгать Небеса, сенсария готова.

Эти слова… За них он был готов вонзится пятерней в женскую глотку и вырвать ее к чертям, чтобы больше никогда и никто так не говорил о Мири. Не в таком контексте!

Готова?..

— При всем уважении, я думаю, что система водоснабжения…

— Вы не слушаете! — вскинулись сразу несколько фигур в разноцветных платках.

— Времени мало. Все, что у нас есть до катастрофы — это пара недель. Строительство нужно начинать сейчас. Сегодня! — не сдавался он.

— У сенсарии появились крылья. Она готова.

Жаркий день стал ледяной прорубью, в которой он тонул.

— Сегодня закончили ее портрет. Запечатлели красоту новой Матери, — с истинным придыханием говорили женщины.

Каждое их слово, каждое знамение того, что сенсария готова выбирать, были словно невидимые удары. Смертельные, запрещенные удары, которые его убивали, а он все не умирал.

— Скоро она познакомится с кандидатами…

— Довольно! — не выдержал он и тут же взял себя в руки. — Я понял, что мое предложение вас не интересует. Спасибо за потраченное время.

Взял с собой чертежи, поклонился женщинам и вышел, больше не оборачиваясь. Хотелось бежать прочь, снести на своем пути всё и всех, и бежать, бежать, пока боль в теле и легких не пересилит ту, что сковала сердце и разум.

«Сенсария готова выбирать.»

«Она познакомится с кандидатами.»

Душа от боли разрывалась на кусочки. А ведь он знал, что это время наступит и Мири из его грез выберет себе мужчину. Лучшего, достойнейшего.

Она будет принадлежать другому, а он больше ее не увидит.

— Метель! — донеслось из соседнего коридора, и он узнал голос.

Встал на месте словно скала и перестал дышать, чтобы убедиться, послышалось ему, или нет.

— Метель, капризная девчонка, я не буду за тобой бегать весь день!

Кем бы ни была та самая Метель, которую искала Мирием, он был ей бесконечно благодарен.

Замедлив дыхание, чтобы не выдать волнения, и пригладив короткие черные волосы, восемнадцатилетний страж шел на голос своей юной госпожи. Ощущалось это именно так. Будто не прошли целых два года вдалеке от нее. Два года, в течение которых он усердно работал, чтобы быть хоть немного ближе к Песчаному Замку.

— Метель! — грозно раздалось из-за угла, и он на секунду остановился, прежде чем столкнуться с Мири.

— Мррр, — его ногу вдруг обвила хвостом пушистая белая кошка, и начала очень громко мурлыкать. Затем встала на задние лапы, передними уперлась ему в бедро и требовательно замяукала, глядя на него большими желтыми глазами.

— Метель… — раздалось совсем близко, и вдруг, из-за угла появилась она. — Ах, ты! — начала она журить кошку, как остановилась взглядом на его лице.

И сделала шаг ближе. Снова босоногая, как и тогда. Еще шаг.

Тонкие брови вдруг взлетели вверх, глаза распахнулись чуть шире.

Он одновременно думал о том, что она совершенно не изменилась, но при этом стала еще красивее.

В горле тут же пересохло, но он с усилием промолвил:

— Добрый день, госпожа.

— Ты, — выдохнула она и расплылась в улыбке.

Они немного постояли в тишине, которую то и дело нарушало требовательное мурчание кошки. Он смотрел на Мири с одной целью — насытиться, чтобы хватило до конца его дней. Запоминал каждую веснушку, родинку, ресницу…

Что было в голове у нее, он не имел и малейшего понятия. Что угодно, только пусть не гонит его раньше времени.

— Возмужал, — шутливо вскинула голову она и тут же погрустнела. — Это из-за меня тебя…

— Нет, — заверил он, не желая ее расстраивать.

— Тогда, что случилось? — она обняла себя, а он только сейчас обратил внимание на то, как изменилась фигура госпожи. И тут же отругал себя за такой примитивный порыв.

— Я решил изучать науку, — сдержанно ответил он, пока внутри бушевал ураган, толкающий его к Мири.

— Науку? Как интересно. Ты, что же, ученый?

— Градоначальник, — прямо ответил он, понимая, что гордится нечем.

В ее положении, так называемые «кандидаты», что вот-вот начнут виться у ее ног денно и нощно, это хозяева жизни и самые влиятельные мужчины. Он к их числу не относился.