И всё же я улыбался. Всё прошло идеально… На всём протяжении нашего разговора я следил за лицом Коу, и выражение последнего сменялось в точности согласно моему плану.

Впрочем, если честно, я до сих пор не был уверен в правильности созданного мною «сеттинга».

Стражи всегда были его центровой частью, но сперва я хотел сделать их более таинственными. В те времена ещё не было предыстории про Цивилизацию Л, но имелся больший упор на волшебную составляющую. Стражи должны были представлять собой тайный орден экзорцистов, оммоёдо, который охотится на злых духов…

Но затем мне пришла идея негативной энергии человеческой расы… Которую я на самом деле позаимствовал из «Персоны», но не суть… Я вписал её в свой сеттинг, и получилось немного более научно. Ну а затем я пустился во все тяжкие и накрутил полноценное «научное фэнтези», которое так часто встречается в JPRG и Super Sentai.

Возможно, я совершил ошибку. Если бы я оставил историю более приземлённой и таинственной, Коу явно было бы намного проще в неё поверить. Под конец я и вовсе, как амаж на классическую мангу, добавил «гениального учёного», Dr. (Вставить название), который и создал первого Стража…

Кстати, интересная идея.

Я схватил свою записную книжку и написал:

«Придумать сюжетную линию первого стража…»

Затем добавил:

«Павшего».

А вот и объективное преимущество более проработанного сеттинга: чем больше мяса на костях истории, тем проще выдумывать сюжетные линии. К тому же я всегда питал слабость к древним потерянным цивилизациям…

— Л… Ле-му-ри-я. Хе-хе.

Но вообще да, в этом деле следует быть осторожным.

Иной раз «Мастер Подземелья» настолько погружается в собственную историю, что партия превращается в подробный пересказ его романа.

Не стоит забывать, что в моём случае сеттинг должен быть не более чем подспорьем для истории. Лишь бы в него верили. Коу поверил — хотя мне и пришлось устроить для этого моё маленькое представление…

Я достал из кармана металлический крестик с инкрустированным в него «драгоценным камнем» и нажал на кнопку с другой стороны.

Лампочка вспыхнула.

В первую секунду эта штука заела. Я тогда немедленно покрылся холодным потом и уже перебирал в голове варианты, как мне обыграть происходящее, точно актёр театра, перед которым свалилась декорация, но затем лампочка всё-таки загорелась.

Разумеется, на самом деле «древнее сокровище высокоразвитой цивилизации» представляло собой сделанный на заказ фонарик. Работал он на батарейках. Именно поэтому я не стал давать крестик Коу в качестве «временного средства самозащиты», хотя, по законам жанра, сейчас был для этого самый подходящий момент.

В ближайшее время фирма, у которой я заказал производство этих штучек, должна была подготовить новую партию, которая будет заряжаться от солнца. Тогда я смогу сказать, что «Амулет» следует время от времени наполнять позитивной энергией светила.

Ну и кстати, раз такая пляска, не помешает проверить, как работает всё остальное моё папье-маше.

С этой мыслью я оставил храм и направился в ангар…

…

…

…

POV Сунохара Коу

Долгое время Коу просто бесцельно бродил по улице, растерянно смотря на прохожих, переулки, лотки с уличной едой и ясное небо; затем, постепенно, он пришёл в себя, направился к ближайшей станции метро, купил жетон и поехал домой.

И снова, стоя в толпе других людей, — саларименов, женщин, стариков, которые неодобрительно поглядывали на его волосы, — Коу чувствовал, будто сама реальность барахтается у него под ногами вместе с поездом.

В один момент его пронзила дрожь. Он заметил человека в костюме, в точности как тот, который носил вчерашний мертвец, и он предстал перед Коу лишённый головы.

Казалось, он только что проснулся после дурного сновидения, и теперь окружающий мир казался ему даже слишком, болезненно реальным.

И всё же это был не сон; Коу поморщился от боли, когда случайно потянул руку, которой держался за поручень. Он посмотрел на белые, пропитанные вязкой зеленоватой жидкостью повязки и, покусывая губы, вспомнила слова Стража:

«Рану я твою обработал, так что в больницу можешь не обращаться. Заживёт через неделю-полторы. Тем не менее, через пару дней нужно будет сменить повязку. Адресс ты знаешь. Придёшь сюда, и тогда же скажешь мне своё решение…»

— Решение… — прошептал Коу, разглядывая прозрачное отражение своего лица в окне грохочущего поезда. Кожа бледная, толстые брови нахмурены и приподняты. Немощная попытка сосредоточиться разбивалась о глубокую растерянность.

Коу и сам не заметил, как вернулся на родную улицу. Когда перед ним возник дом, он замедлился и неуверенно заглянул на детскую площадку. Прямо сейчас она была пустой. Логично. Утро, рабочий день. Кое осмотрелся и не увидел никаких признаков вчерашнего происшествия. Почти… Немного присмотревшись, он заметил отпечаток собственной спине посреди песочницы.

— Это был не сон, — прошептал Коу.

И вздохнул.

Его голова была совершенно пустой, пока он поднимался по лестнице, и лишь когда перед ним нарисовалась дверь собственной квартиры, новая тревога отразилась в его ясных голубых глазах.

Его же не было всю ночь… Как на это отреагирует его мать? Будет кричать на него? Плакать? Или её вообще сейчас нет дома, ибо она побежала подавать заявление в полицию?..

Перебирая извинения и оправдания, и сетуя на короткие рукава рубашки, за которыми нельзя было спрятать повязку, Коу открыл дверь и медленно вошёл.

— Я дома…

Тишина. В квартире пусто. Коу осмотрел прихожую, заметил пустоту на крючке, где обыкновенно висело пальто его матери и прошёл в кухню.

На кухонном столике лежала записка. Коу развернул её и прочитал:

'Еда в холодильнике. Заказала пиццу. Извини за вчерашнее… Если ещё раз захочешь погулять, скажи, я дам денег сколько нужно. И предупреждай, пожалуйста.

Мама'

Не успели его глаза скользнуть по последней строчке, как пальцы стиснули записку. Раненную руку пронзила острая боль — ему было всё равно. Его лицо приняло невыразимое выражение, сочетавшие раздражение, горечь, злость и печаль.

Извини за вчерашнее… Извини! Она, мать, извиняется перед своим сыном за то, что его целую ночь не было дома; не спрашивает его, не кричит, не ругает, даже не требует, а просит, чтобы её предупреждали, если такое повторится; она предлагает ему деньги…

Коу опустил голову. Он прекрасно понимал, почему всё это было. Почему мать никогда не поднимает на него голос, почему всё ему прощает, почему её пришлось убеждать, что вовсе не обязательно заказывать еду, если она не успевает готовить, и что он может делать это сам…

Потому что ей стыдно.

Она, мать, испытывает безмерный стыд перед своим сыном и не смеет его ругать…

Некоторое время Коу стоял посреди светлой кухни и комкал записку; затем он выбросил её в мусорку, достал пиццу из холодильника и погрел в микроволновке. Пиццу лучше греть в духовке, но ему было всё равно.

Он посмотрел на время: 09:17. Если он поторопится, то ещё успеет к началу второго урока. Казалось бы, сегодня у него был прекрасный повод, чтобы прогулять, но Коу старался никогда не прогуливать.

Это было неправильно.

Он доел пиццу, надел ботинки и бросился на улицу через лестничный пролёт.

…

…

…

Школа находилась в оживлённой части города, но сама по себе располагалась в своего рода широком переулке. С левой стороны дороги находились небольшая спортивная площадка, футбольное поле и поле для баскетбола. Справа — садик, в котором обитало несколько бродячих кошек, и ограда которого плавно переходила в каменные стены школы. Прямо возле входа крепилась пластина, покрытая неровным слоем чёрной краски, на котором блестели золотистые буквы:

«Старшая Школа Саппоро»