За это время я повидал немало занимательных ситуаций. Например, было одно чрезвычайно увлекательное происшествие, когда девушку отшил парень, и последняя хотела сброситься с крыши. Разумеется, она устроила из этого целое шоу, снимала всё на камеру своего телефона, вела живую трансляцию, которую наблюдала вся школа и ещё несколько тысяч человек, и наконец спрыгнула ровно в тот самый момент, когда снизу для неё развернули широкий батут.

На всякий случай я отметил в своих заметках имя столь техничной самоубийцы — авось пригодится.

Был другой случай, когда несколько парней пробрались посреди ночи в школу и оставили нечто подозрительно похожее на собачьи фекалии в партах всех девочек своего класса. На следующий день последние обнаружили находку, а вместе с ней — записку с именами тех детей, которые решили таким занимательным образом высказать свою приязнь (это уже я сам постарался).

В деле же поиска главного героя у меня был полный голяк; может потому что после Хиро Маюки я стал более пристально подбирать кандидатов, может ещё почему, но больше мне не попадался никто даже отдалённо подходящий на эту роль.

Логично. Ведь не просто так обычных японских школьников называют обычными японскими школьниками. Должно произойти нечто невероятное, чтобы они раскрыли свои героические качества.

Так что же? Неужели мне придётся каждого мальчишку подвергать тем «пробам», которые я устроил Маюки? Нет, сущая глупость. Мало того, что это была страшная морока, у меня просто не было столько времени.

Можно было устроить массовые пробы. Проверить их всех одновременно. Когда мне впервые пришла в голову эта мысль, я, окрылённый вдохновением, немедленно взялся за клавиатуру и настрочил сюжет.

Суть его была в следующем:

Главный злодей (первой арки) средь бела дня врывается в школу, берёт детей в заложники и начинает выискивать среди них школьников с сильными душами (концепт из моего лора). Одной из таких становится одноклассница, в которую наш герой влюблён всем сердцем и душой. И вот уже злодеи хватают её за руки, когда герой с криком «Стойте!» бросается вперёд и становится на защиту своей дамы сердца.

Собственно, кто бросится, тот и будет героем. Идеально. Можно было проверить сразу весь класс. Нет, всю школу, если предварительно собрать детей на первом этаже. Прекрасный план!

…Но было с ним несколько проблем.

Во-первых, таким образом я рискую слишком рано нарушить маскарад. Это плохо. Сперва мне бы хотелось хранить историю под завесой мрака. Чтобы главные герои в тайне от всего мира спасали последний от армии монстров из иного измерения. И только потом, в кульминации второго сезона, им пришлось бы, под драматичные фанфары, выйти на свет.

Прямо как в той манге про людей в чёрных костюм, которые сражались с инопланетянами. Раскрывать все карты с самого начало было как-то… Неправильно? Неправильно.

Ещё во мне говорил пессимист. Что если я не найду главного героя? Мне просто похитить школьницу? И всё? А что дальше? Напоить всех школьников отваром забвения у меня не получится. В дело вмешается полиция, правительство… После этого мой простор для действий резко сузится — будет неприятно.

И вот, скрепя сердцем, я отказался от этого плана… Хотя и не совсем. Сам по себе сюжет, в котором монстры нападают на школу, в которой учится герой и его друзья, был довольно занимательным. Я отложил его в долгий ящик к истории про таинственный остров и явлению принцессы из иного измерения.

И снова играем в Станиславского: не верю!

Дни напролёт я смотрел видеозаписи; в какой-то момент мне стало казаться, что их было недостаточно. Ведь не только в школе происходят занимательный события. Я заказал ещё дюжину камеру и разместил их на бейсбольном поле, в спортзале, на улице через дорогу… Особенных надежд я при этом не испытывал, но всё равно продолжал свою кропотливую работу.

Однажды я крепил камеру на дерево возле дороги, соединявшей школу неподалёку от центра с улицей, и обдумывал очередной план.

А почему бы мне не взять случайного школьника и напоить его таким забористым отваром забвения, что последний забудет даже собственное имя? Тогда, если теория о том, что именно воспоминания определяют характер, была верной, я смогу слепить собственного главного героя. К тому же амнезия — очень благородный штамп…

Я размышлял об этом, между делом поглядывая на дорогу, и вдруг заметил парня примерно шестнадцати лет, который остановился возле ограждения, за которым находился садик, и присел на колени.

Что это он делает?..

Я прищурился.

Парень положил на асфальт алюминиевую коробочку, из тех, в которых японские школьники носят свои обеды, открыл, достал кусочек красной рыбки и стал махать перед кустом. Вдруг из последнего показалась мохнатая мордочка, схватила красную слюнку и снова растворилась в дрожащих зарослях.

Ах вот оно что…

Я заинтересовался и присмотрелся к этому школьнику.

У него были неряшливые волосы непривычного для этой страны светло-каштанового цвета… Крашенные? Нет, натуральные. Светлая кожа, тощие руки с острыми локтями и длинная шея, на которой сильно выпирало адамово яблоко; когда он повернулся, я заметил необыкновенную нежность его лица, не женскую, а скорее мальчишескую, на фоне которой выделялись умеренно толстые брови.

Юноша протянул руку, намереваясь погладить кошу своими длинными пальцами, но последняя шустро юркнула в кусты. Тогда он покачал головой, улыбнулся грустной улыбкой, оставил ей немного рыбки и пошёл дальше.

Выйдя на улицу, он повернул налево стал на остановке. Дождавшись своего автобуса, юноша проехал несколько остановок, вышел на самой границе, которая отделяла пригород, и направился к заправке.

Через пару минут он уже стоял в красной кепке за прилавком и с улыбкой на губах обслуживал клиентов. На груди у него висел бейджик:

«Сунохара Коу».

Смена Коу начиналась в 14:20 и заканчивалась 18:45. За всё это время у него было три перерыва, во время которых он сидел в своём телефоне — редко — гулял возле заправки или кормил обитающих рядом кошей.

По завершению своего рабочего дня Сунохара Коу снимал кепку и снова садился на автобус. В это же время его лицо приобретало несколько тревожное, задумчивое, меланхоличное и отчуждённое выражение; его дом представлял собой старенькое, но чистое, как и всё в Японии многоквартирное пятиэтажное здание, с одной стороны которого пролегала дорога, а с другой находился зеленеющий садик и детская площадка.

Именно туда юноша и направлялся в первую очередь. Осенью в это время (19:29) уже начинало темнеть, и Коу смотрел на свой дом и выглядывал окно квартиры на четвёртом этаже. Если в ней не горел свет, Коу сразу возвращался домой. В противном случае он садился на качели, скамейку или деревянный краешек песочницы, предварительно проведя по нему рукой, чтобы сгрести песок, и ждал.

Мать Коу была проституткой.

Большую часть времени она старалась сама навещать своих клиентов или захаживать с ними в специальные отели, но, когда сделать это было невозможно, она принимала их у себя дома. И тогда Коу приходилось ждать. Впрочем, у неё были строгие правила. Мужчины никогда не задерживались у неё позднее девяти часов. Тем не менее до этого времени Коу приходилось сидеть на улице.

Формально, проституция в Японии находится под запретом.

Неформально — я почти уверен, что её практикуют даже в Ватикане.

В школе знали про род занятий матери семейства Сунохара, не учителя, но дети, и не точно, но послухам, и для них этого было более чем достаточно; именно поэтому, шептались они, у него каштановые волосы и карие глаза. Отец его был американцем, возможно даже американским военным, который немедленно вернулся на родину ещё даже до того, как стало известно про «особенное положение» его матери.

Коу сторонились.

Его не били, не швырялись в него бумажными шариками, не бросались карандашами; он ходил в старшую школу, и его одноклассники были для этого слишком взрослыми. Всего этого он натерпелся раньше, в средней школе — в младшей напротив, он был даже популярен за счёт необыкновенного цвета своих волос.