Нарт Урызмаг собрался в путь проворно.
Вот он помчался на авсурге черном
В Уартуфен, страну, где были битвы,
Что находилась за страной кибитов.
День ехал он в ущельях гор суровых.
В горах его застал закат багровый,
День потемнел, стал сумрачным и серым.
Нарт Урызмаг нашел одну пещеру.
Воткнул копье он в землю, сбрую снял,
И скакуна к копью он привязал,
Как одеяло, разостлал попону,
На землю лег, походом утомленный.
Но не успел глаза смежить еще,
Как чей-то голос шепчет горячо:
«Не торопись, прекрасный мой жених,
И приготовь подстилку для двоих».
Нарт Урызмаг обвел пещеру взглядом.
«Кто это хочет лечь со мною рядом?
Не разгляжу того, кто говорит».
Он оглянулся. Видит — свет горит.
Внезапно, как волшебное виденье,
Пред ним предстала в радостном смятенье
Красавица, владелица пещеры,
Блистая красотою беспримерной.
Как утро юное, была она,
В ее лице — и солнце, и луна,
Как новолуние, изгиб бровей,
Глаза ее небесных звезд ясней.
Она за Урызмагом наблюдала,
Второй подстилки молча ожидала.
Но Урызмаг сказал чистосердечно:
«Сравнится ль кто с твоей красою вечной?
Твоя улыбка солнце согревает,
Пред нею каждый голову склоняет.
Лицо твое, как полумесяц нежный,
А взгляд такой глубокий и безбрежный.
Но что мне делать? Не кори меня,
Жене своей останусь верным я.
Я клятву дал, жизнь отдал ей и душу
И никогда обета не нарушу».
Тогда красавица, сверкнув глазами,
Из них исторгла золотое пламя.
Не потухали глаз ее огни,
Весь мир, казалось, подожгут они.
Свой стройный стан к земле она склонила,
Рукою белой горсть земли схватила,
Его проклятьем поразив старинным:
«Впредь только с камнем знайся как мужчина,
Да сгинут все твои потомки нарты,
Чтоб в бой спеша, оружье забывал ты,
Пусть хлынет дождь, когда пойдешь ты в гости,
Да будешь плакать в старости от злости,
Пусть под кольчугой захиреет грудь,
Чтоб ты не смог пуститься в дальний путь».
И горсть земли, что тяжелей каменьев,
Она в него швырнула с озлобленьем,
Сама ж исчезла, точно мрака дочь.
Безлунною и темной стала ночь.
Заснуло все. Непроницаем мрак.
Но глаз сомкнуть не может Урызмаг,
Проклятье девы душу тяготит,
Скала к себе таинственно манит.
И он скалу, как женщину, ласкает,
Из рук своих всю ночь не выпускает.
Простившись с ней в молчании ночном,
Лишь к утру он заснул глубоким сном.
Вот солнце показалось над горами,
Играя золотистыми лучами.
Спит Урызмаг. Сон долгий не проходит,
Хоть солнце высоко на небосводе.
Но конь заржал, копытами забил,
И Урызмаг глаза тогда открыл.
На солнце посмотрел он с удивленьем
И вдруг ночное вспомнил приключенье.
Он скакуна мгновенно оседлал,
По горным тропам вихрем поскакал.
Но путь его был странным и недобрым:
То обнажались каменные ребра
Огромных скал, то возникали бездны.
Казалось, ехать дальше бесполезно.
Назад он мчался, по дороге новой,
Опять блуждал и возвращался снова.
Но, наконец, измученный тревогой,
Пришел домой окольною дорогой.
Он сел у очага. Глядит с тоскою.
Хамыц спросил: «Урыз мой, что с тобою?
Что в землю смотришь, нас не замечая?»
Но Урызмаг ему не отвечает.
Окаменел, не разгибает стана.
Но вот подходит и сама Сатана
И говорит печальному герою:
«О Урызмаг, ответь мне, что с тобою?
Сражен недугом ты или потерей?
Ведь ты похож на раненого зверя».
«Как не томиться черною тоской
И как к земле не никнуть головой,
Как не скорбеть о горьком злоключенье.
Бывал в походах долгих и сраженьях,
На дичь охотясь, я бывал повсюду,
Но не встречалось мне такого чуда.
В годичный путь поехал, все познав я.
Застала ночь меня в пещере Тарфа.
Я не успел сомкнуть глаза еще,
Как кто-то прошептал мне горячо:
«Не торопись, прекрасный мой жених,
И приготовь подстилку для двоих».
Не видел я того, кто говорит.
Я оглянулся — яркий свет горит.
Красавица, владелица пещеры,
Блистая красотою беспримерной,
Как дивное волшебное виденье,
Передо мной предстала вся в смятенье.
Как утро юное, была она,
В ее лице — и солнце, и луна.
И так она передо мной стояла,
Второй подстилки молча ожидала.
Я ей ответил: «Не кори меня.
Жене своей останусь верным я.
Я клятву дал, жизнь отдал ей и душу
И никогда обета не нарушу».
Тогда, как зверь, разгневанна и зла,
Она меня навеки прокляла,
В меня швырнула комьями земли.
Ее проклятья сердце мне прожгли.
Разгневанный, обиженный и злой
Я до утра возился со скалой.
Когда домой я убегал с позором,
Она в пути нагромоздила горы».
Все выслушав, Сатана так сказала:
«Недаром я душою тосковала,
Предвидела все это я заране.
Но, солнышко, пусть мир теперь настанет!
Поужинай и спать ложись скорей,
Да будет сон твой месяца светлей!»
Сама же осторожно размотала
Клубочек белый. По нему считала
Дни и недели, нить свою развесив.
Когда исполнился девятый месяц,
Хамыцу молвила Сатана громко:
«К пещере Тарфа, нарт Хамыц, пойдем-ка,
За нашим мальчиком к большой пещере,
Чтобы ребенка не сожрали звери».
Лишь пред пещерой путники предстали,
Как чудо неземное увидали:
Скала с громовым треском раскололась,
Как будто с ней чудовище боролось.
Огонь поднялся выше облаков,
И дымом небосвод заволокло.
Сослан, как молния, из чрева камня
Упал на землю, превратившись в пламень
Растаяла скала, как белый снег,
Лес загорелся, небосвод померк.
Хамыц схватил пылавшего Сослана
И по воде понесся ураганом.
В пещере Тарфа, под сухой землею,
Чернело углем озеро большое.
И вот туда, в живительную влагу,
Хамыц кидает сына Урызмага.
А в это время в озере огромном
Звенела громко песня Урагома.
Он плыл, свободно волны рассекая,
Сослана к сердцу крепко прижимая.
Хамыц мгновенно ринулся за ними,
Боролся долго с волнами крутыми,
За Урагомом гнался под водою.
Уже почти схватил его рукою,
Но выскользнул юнец-донбетр, как рыба,
В пролив он устремился Уарыппа.
Что было делать бедному Хамыцу?
Без мальчика в селенье возвратиться?
Озлобленный из озера он вышел
И ничего не видел и не слышал.
Домой вернулся с грустною Сатаной,
Сослана вспоминая непрестанно.
