Дверь с грохотом захлопнулась, и они снова остались одни. Колтон наблюдал за Лейн. Лейн смотрела, как цифры увеличиваются в маленьких желтых огоньках над дверью.

– Ты был прав, – сказала она так тихо, что было сложно расслышать. – Внутри Нейта что-то есть.

– Я пытался тебе сказать.

– Что нам делать?

– Ничего, – сказал Колтон. – Он в больнице, в окружении квалифицированных специалистов. Что мы с тобой можем сделать такого, чего не могут они?

– Мы могли бы быть рядом с ним, – выдохнула она.

– Рядом с Шиллером? Ты сама видела; Шиллера там больше нет. Он оставил свободное место, и что-то другое заняло его.

Он увидел, как она вздрогнула. Они встретились вглядами.

– Что это?

Это был сложный вопрос, но он не мог больше лгать ей. Не мог лгать, но и раскрыть правду тоже не мог. Не всю. Вместо этого он еще немного покривил душой и остановился на словах:

– У него нет имени.

– Адья видела его. – Ее взгляд рассекли слезы. – В тот день на лугу она сказала, что приближается что-то большое. Это оно, не так ли? Это то, что убило всех мальчиков на той стене.

Он сглотнул. Его горло сжалось. В голове у него был битком набитый рот истин, которыми можно было подавиться. И он мог бы дать ей кусочек. Откровенность до мозга костей, оплаченная глубокой, подкожной болью.

– Это было невероятно наивно со стороны Уайтхолла, – сказал он, признаваясь в том, в чем мог, – думать, что мы можем свободно проходить между мирами и не ожидать, что что-то незваное последует за нами домой.

Комната, которую они сняли, была очень маленькой и очень голубой, восточная стена была обрамлена окном, выходящим в тесный бетонный сад. Мебель была из массового производства фибролита, стены украшали геометрические абстракции в рамочках. Он поставил их сумки на синий диван с мягкой обивкой. Она опустилась на кровать с синими панелями. Тихо начала расстегивать сапоги. Больше она не произнесла ни слова.

В ванной он пропустил воду в раковине, пока та не стала горячей. Он натер тонкое брусковое мыло до белой пены. Он тер и тер свою кожу. Снова и снова его мозг воспроизводил звук, который издала Лейн, ударившись головой о стекло. Крик, который вырвался у нее.

Когда он поднял голову, она стояла в открытой двери. Лейн переоделась в свитер и шорты, так что была вся в вязаной шерсти и с голыми ногами. Ее волосы рассыпались по плечам лавандовым водопадом. Его грудь неоправданно напряглась.

– Ты здесь уже давно, – сказала она, и он не мог понять, обвинение это или замечание.

Он не торопился с полотенцем, складывая его заново, когда закончил. Запах отбеливателя прилип к его коже.

– В больницах полно больных людей, – сказал он и потянулся за часами. – Я не хочу заразиться оспой.

– Я уверена, что ее ликвидировали. – Она смотрела, как он возится с застежкой часов. Его руки дрожали, пальцы застыли от артритной боли, вызванной всеми истинами, которые он вызубрил. На левой руке мизинец начал покрываться синяками.

– Стой. – Она прошла через ванную, на ногах были черные чулки. – Позволь мне сделать это.

Он сдался, выругавшись. Колтон почувствовал прикосновение ее пальцев, когда она защелкнула металлический фиксатор и спросила:

– Это часть твоих микробов?

Его смех вылился в неискреннее «ха-ха-ха».

– У меня нет никаких микробов.

– У тебя тоже есть проблемы с микробами.

– Если человек тщательно моет руки, еще не значит, что он гермофоб, Уэнздей. – Он прислонился спиной к трюмо.

– Ну, не знаю. – В зеркальном свете ее зрачки превратились в булавочные уколы, черные кольца в белом накале. – Знаешь, кто еще был одержим чистотой? Патрик Бейтман.

– Вымышленный персонаж.

– Серийный убийца.

– Вымышленный серийный убийца. Иди сюда.

Взяв ее подбородок в руку, он повернул ее лицо к свету.

– У тебя синяк.

– У тебя тоже, – сказала она, указывая на пурпурную выпуклость его костяшки.

– Это? – Он сжал пальцы. – Ничего страшного.

– То же самое с моим, – солгала она. – Я его даже не чувствую.

Его челюсть скрипнула так сильно, что стало больно. «Ты знаешь мое имя», – услышал он ее слова. Ему это не понравилось. Ему не нравилась мысль о том, что то, что живет в костях Шиллера, владеет частью Делейн. Пережевывает ее.

Его рука двигалась наперекор голове, костяшки пальцев скользили по изгибу ее щеки, по нижней стороне подбородка. Осторожно он приподнял ее подбородок, обнажив шею. Она была покрыта гневными отметинами, призрак удушающего захвата Шиллера уже приобрел фиолетовый оттенок.

Он очень серьезно подумал о том, чтобы наклониться. Прижаться ртом к каждому синяку, одному за другим. Зализать ее раны. – Ты чувствуешь это?

– Ни капельки.

Он издал недоверчивое «хм» и перебросил ее волосы через плечи, так что они рассыпались по спине. Концы лавандовых волос начали серебриться, угасая.

– Расскажи мне, что оно сказало тебе, – попросил он, – когда проникло в твою голову.

– Оно говорило загадками, – призналась она. – Не все имело смысл. Но оно кое-что знало обо мне. То, что не должно было знать.

– Какие вещи? – Его пальцы остановились на пульсе под ее ухом.

– Я бы предпочла не говорить. – Румянец прилил к ее щекам.

– Хорошо.

В его голове был список того, что не следовало говорить. Не стоило позволять ей уговаривать его на эту поездку. Не следовало думать, что это сойдет ему с рук. Он не должен был прикасаться к ней той замерзшей ночью на площади. Теперь, когда Колтон начал, ему было трудно вспомнить, как остановиться.

Она тихо прошептала:

– Колтон?

Он продолжал осматривать ее, проводя большим пальцем по выступу ключицы.

– Да?

– Ты состоишь в каком-то сатанинском культе?

Из него вырвался смех, но он подавил его, увидев выражение ее лица.

– Это не смешно, – укорила она.

– Прости. – Господи, как же ему хотелось поцеловать ее. Всю жизнь она была его призраком, но теперь стала так же реальна, как и все, что касалось кончиков его пальцев. – В настоящее время я не участвую и никогда не участвовал в каком-либо культе.

В комнате зазвонил ее телефон. Они оба замерли.

Раздался резкий звук – фанфары труб. Колтон встретил взгляд Лейн, широкий и немного панический.

– Это Маккензи.

– Не обращай внимания.

– Я не могу. – Она выскользнула из его хватки. – Это может быть что-то важное.

Что-то сжалось глубоко в его груди, когда она выскользнула из ванной. Она опустилась на пол и вытащила из сумки все еще трезвонящий телефон. Его пронзила волна разочарования. Он хотел взять телефон и выбросить его в окно. Он хотел целовать ее до тех пор, пока она не забудет о Шиллере, Святилище и всех этих неделях лжи.

«Привет, – услышал он, как она говорит, в ее голос вкралась виноватая нотка. – Да, извини. Я уехала домой на пару дней. – Она издала слабый звук. – Я заболела».

Колтон выглянул из ванной. Лейн была отвратительной лгуньей. Если это знал он, то и Маккензи Беккет подавно. Он наблюдал, как она ерзает, как шальной луч послеполуденного солнца отражается в нефритовых глазах. Перенеся вес с левой ноги на правую и обратно, она виновато прошлась мягкой обувью по ковру.

«Что? Что?» – Она нервно дергала свободную нитку на своем свитере. У Колтона возникло ощущение, что она очень, очень старается не смотреть на него.

«Нет, – сказала она, слишком обороняясь, чтобы ей можно было поверить. – Нет, я у себя… Маккензи, почему ты вообще об этом спрашиваешь?»

Последовал период нервного слушания. Лейн была совершенно, абсолютно спокойна.

«О. – Пауза. – Оууу».

Зайдя в комнату, Колтон прислонился плечом к стене. Лейн бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела его. Ее лицо медленно становилось пепельным.

«Хорошо, – сказала она. – Я буду. – Она закрыла глаза. Сделала медленный, ровный вдох. Лейн выглядела так, словно легкого ветерка могло быть достаточно, чтобы опрокинуть ее на землю. – Хорошо. Ты тоже. Пока».