А потом все закончилось, и она вышла на другую сторону.

За полшага до этого Лейн была одна в помещении. Теперь она стояла по пояс на лугу. День был ярким и погожим, солнце – ослепительного желтого цвета. Здесь не было ни склада, ни ограды из цепей, ни эстакады. Только земля, широкая и пустая. Трава вокруг нее стояла бесцветными стеблями, низко склонившись под красивыми головками с перьями. Где-то вдалеке трещала птица.

Рядом сидел Колтон, опираясь на поникшие ветви белого дуба, его предплечья были сложены на коленях, в руках мелькало что-то черное. Над его головой листья ализаринового дерева мерцали, как живое пламя.

Небо здесь было другим по ощущениям – чистым и ласковым. Под ее ногами был потрескавшийся асфальт, темные реки, изрезанные толстыми клочьями мальвовой травы. Земля, возрожденная. Она двигалась по ней и размышляла о том, что за пульсации заставили этот мир так сильно отличаться от их собственного – какое событие могло превратить оживленную бостонскую суету, которую она оставила позади, в сонное затишье.

Колтон поднялся на ноги, когда она подошла, на его щеках появились яркие пятна от солнца. Медленно до нее дошло, что в руке он сжимал ее берет.

– Ты опоздала, – сказал он и одарил ее скрытой улыбкой со стальным отливом.

– Немного. – Ее ноги шатались. – Но я успела.

– В этом не было никаких сомнений.

Его непоколебимая уверенность в ней заставила ее почувствовать тысячу вещей одновременно. Это было нечестно. Даже когда он не пытался, все, что вылетало из его уст, казалось, было создано специально для того, чтобы вывести ее из строя.

Стараясь сохранить отстраненность, которую она не чувствовала, Делейн сказала:

– Это мой берет.

– Правда? – Он закрыл оставшееся между ними пространство, трава склонилась вслед за ним, Колтон надел берет ей на голову. Его взгляд был загадочным, когда он отошел назад, чтобы осмотреть ее. – Идеально.

Внезапно налетевший ветер сорвал листья с веток, и на мгновение их охватил багровый шквал. Она успела поймать берет, прежде чем ветер подхаватил и его.

– Где ты его нашел?

– Я вытащил его из куста остролиста. – Уголки губ Колтона сжались в улыбке.

В ней вспыхнуло разочарование от очевидной лжи, и она подняла на него взгляд, прикрыв один глаз от солнца.

– Ты всегда все держишь в секрете?

– Нет. – Это слово пронзило воздух между ними, как игла.

– Тогда докажи это, – сказала она.

– Доказать? – Его глаза расширились.

– Да.

– Прямо сейчас?

– Да, – повторила она, но в этот раз прозвучала решительнее. – Прежде чем мы вернемся. Скажи мне только три вещи, которые будут абсолютной правдой.

Засунув руки в карманы, Колтон рассматривал небо за деревьями. Наконец, он спросил:

– Ты когда-нибудь слышала об оболе Харона?

Вопрос застал ее врасплох.

– Не слышала.

– Речь идет о древнегреческой практике засовывать монеты за щеки умерших, чтобы обеспечить им безопасный проход через подземный мир. – Он протянул руку, и Делейн уловила мерцание никеля, исчезающего между его пальцами. – Оболы предназначались в качестве взятки паромщику. Члены семьи хотели убедиться, что умершие смогут оплатить свой путь через реки. В противном случае они застряли бы на земле навечно, оставшись бродить по дому и преследовать живых.

– О, – разочарованно сказала Делейн. – Хорошо.

Колтон положил монету обратно в карман.

– Это правда.

– Но это же был просто случайный факт, – возразила она. – Это не личное.

– Неужели? – Он нахмурил брови.

– Не надо быть загадочным, – сказала она. – Должно быть что-то, о чем ты можешь рассказать.

– Давай посмотрим. – Он сделал вид, что размышляет. – Вот еще – у меня аллергия на моллюсков.

– Ты не воспринимаешь это всерьез.

Его лицо озарилось глубоко оскорбленным взглядом.

– Аллергия на моллюсков – это ужасно серьезно. У меня может случиться анафилактический шок, если я просто посмотрю омару в глаза.

– Прайс.

– Хорошо. – Он провел рукой по шее. – Ты хочешь правды?

– Это все, что я хочу, – заверила она его.

– Хорошо. – Он выдохнул. – Хорошо.

– Это не обязательно должно быть целым испытанием, – сказала Делейн. – Я не буду оценивать тебя по качеству фактов.

– Ты уверена? – Он окинул ее взглядом. – Потому что кажется, что будешь.

– Просто выкладывай, Прайс.

– Я не хочу быть твоим другом, Делейн.

Мимо, шелестя крыльями, пронеслась птица. Делейн посмотрела на Колтона. Он посмотрел на нее в ответ с неопределенным упреком – как будто она приставила к его горлу нож и вырвала из него признание. Весь воздух вышел из нее на выдохе.

– О, – сказала она.

– Это эгоистично с моей стороны, – продолжил он, его голос был как мышьяк. – Все, что я сделаю, это причиню тебе боль. Я знаю это. В глубине души, я думаю, ты тоже это знаешь. Но ты продолжаешь оставаться рядом, и я не могу понять почему.

Ее сердце заколотилось в груди. Она знала, что настал ее черед что-то сказать, но голова, казалось, опустошилась до последней связной мысли. Ветер усилился, сгибая ветви старого белого дуба. В красном шелесте листьев послышался голос, низкий и надломленный.

«Malus navis».

Делейн вынырнула из-под тени Колтона, огляделась вокруг и увидела, что в небе нет ничего, кроме тополиного пуха. Дорога обратно домой сопровождалась лишь вздохами. Там никого не было. Только она и Колтон.

И еще что-то, что ждало неподалеку, журча на лугу.

– Ты слышал это?

– Что слышал? – спросил Колтон, в его голос вкралась нотка тревоги.

Скорее. Это снова было оно. На этот раз она не была уверена, был ли звук в ее голове или вне ее. Помогите мне.

– Уэнздей, – резко и настойчико сказал Колтон. – Прекрати.

Она и не заметила, как начала от него отходить, пока он не заговорил. Земля хрустела под ногами, когда она углубилась в заросли, увлекаясь этим непрекращающимся шорохом. Хрустнула ветка, заставив стрекозу взлететь. Стая черных дроздов с криком взлетела в небо. Их крики доносились издалека, словно она слышала их через стекло.

«Быстрее, – потребовал голос, чистый, как граненый хрусталь. – Не оставляй меня здесь одного».

Под ней что-то треснуло, и она испуганно отдернула ногу назад. Это была рука, пальцы окоченели. Крик застыл у нее в горле. Подавив его, она отодвинула в сторону заросли тростника. В земле лежал мальчик, лицо его было содрано. По костлявой впадине его щеки ползла жирная черная муха. Туловище выглядело так, словно его разрезали на куски, несколько белых ребер обнажились, как зубы.

Как будто что-то пыталось вырваться из него когтями.

Перед ним стояла Адья. Она выглядела такой же встревоженной, как и Делейн, на ее лицо падали солнечные лучи. Штаны были мокрыми от грязи, а ладони – в крови.

– Я снова видела его, – сказала Адья. Ее руки дрожали. – На этот раз прямо передо мной, а не в видении. Он сказал, что был мертв несколько недель, и никто не приходил. Никто не помог. И вот он нашел другой способ сшить себя обратно.

Желудок Делейн налился свинцом.

– Что это значит?

Но Адья, казалось, не слышала ее. Она смотрела на тело, ее глаза были расширены от ужаса. Между ними, из трупа начало уходить трупное окоченение. Тонкие красные нити сухожилий сплетались с костями. Образовались соцветия мягких тканей, волокнистых и белых. Палец дернулся.

– Он тащился на четвереньках. – Голос Адьи дрожал. – Я хотела помочь и пошла за ним. Выбралась из своей головы и пошла за ним прямо к вам.

По жилам Делейн поползла волна тревоги.

– В этом нет никакого смысла. Почему я?

– Что-то приближается, – ответила Адья голосом, похожим на голос из пещеры. Делейн испуганно подняла глаза и увидела, что зрачки ее соседки по комнате широко раскрылись. – Что-то с зубами.

Черты Адьи исчезли на фоне солнечной вспышки, а затем она пропала, как шелковый шарф, сорванный внезапным ветром. На том месте, где лежало тело, осталась лишь пожухлая трава и сине-зеленый овал одинокого пенни.