Как он ест, не понимал даже Дегатти. У объекталей нет нормального организма, внутри там по-прежнему опилки. Но вот, ест как-то. Жрет даже. Уплетает мед за обе щеки, а внутри ничего не прибавляется, и мишка не портится.

Куда оно уходит?

Впрочем, в этом нет ничего особенного. Объекталей из-за того и создают, что они проявляют разного рода стихийную магию. Не просто искусственные слуги, но по сути живые, разумные артефакты. Только не очень предсказуемые и довольно независимые, поэтому и не вытеснившие големов и духов-служителей.

Этим летом в поместье Дегатти снова начала действовать заброшенная пасека, в ульях опять завелись пчелы, которых прежний хозяин поместья держал… для всяких целей. Папа их возрождать не стал, ему с пасекой возиться не хотелось, мама тоже интереса не проявила, а вот случайно родившийся объекталь…

— Привет, Налле! — поздоровалась Астрид.

— Привет, Астрид, — степенно кивнул мишка, вынимая рамку из улья. — Хочешь меда?

Совнар глянул на него с любопытством, но снова ничего не сказал. Вместо этого он распушил усы, и мир вокруг как будто… вздрогнул. Как будто вовсе и не изменился, но Астрид вдруг заметила в воздухе кроме пчел еще и каких-то светящихся хихикающих крохотулек. В груди на секунду екнуло — не вернулись ли ее астридианцы?.. а, нет, это не они… даже не похожи…

— Мир вокруг кишит жизнью, девочки, — сказал Совнар. — У нас, бушуков, есть красивый обряд, который мы называем делопосвящением. Вы не бушучки, поэтому никогда через него не пройдете, но перед делопосвящением мы учим своих детей всему, что следует знать добропорядочному демону.

Мимо пробежала призрачная белка. Вероника уставилась на нее с раскрытым ртом, и даже Астрид, которая иногда и без помощи Совнара замечала в лесу духов, восторженно ахнула.

— Обычные смертные этого не видят, но достаточно научиться правильно смотреть, чтобы вместо одного мира получить в свое распоряжение великое их множество, — продолжал Совнар. — Ты, Астрид, и без меня бы рано или поздно научилась… живи ты в Паргороне, давно бы это умела, но здесь твое развитие немного замедлилось. А вот с тобой, кнопочка, будет посложнее, но кровь твоей матери должна помочь и тебе. Кстати, твою мать этому учил именно я.

Лес вокруг постепенно сгущался. Астрид и Вероника шли на северо-запад — туда, где сходились земли дедушки Инкадатти и дяди Олиала. Эльфов почему-то невежливо называть по фамилии. Копченый объяснял Астрид, почему это так, но она не очень поняла, и Копченый в конце концов просто сказал, что лучше называть либо только по имени, либо по фамилии, но обязательно добавляя «бессмертный». Эльфы любят, когда к ним так обращаются.

— Но вы ж не бессмертные, — сказала тогда Астрид.

— Мы почти бессмертные, — недовольно поправил Копченый.

— Может, каждый раз, когда вас называют «бессмертными», вам прибавляется день жизни?

— Нет. Иначе мы бы законодательно обязали всех нас так называть.

Совнар показал девочкам, кто живет среди стеблей травы, в дуплах и кронах деревьев. Показал духов, что струятся меж воздушных потоков. Показал мелкую нечисть, что таится в тенях и выжидает момента что-нибудь утащить.

— Смотрите на мир, — говорил он. — Чувствуйте его многогранность и многослойность. Это как… м-м-м… ряд окон из стекла разного цвета. В зависимости от того, между какими окнами вы находитесь, определяется то, что вы увидите через эти слои. Ваши родители это умеют, не худо бы и вам.

С ветки свесился уродец, похожий на мартышку с глазами-плошками. Он уставился на Астрид, уставился на Веронику… но Совнар зашипел, и уродец отскочил назад, спрятался в… тенях?.. зарослях?.. непонятно.

— Это дух Припирун, — сказал Совнар. — Формально — демон, но по сути — просто астральная шваль, матоха. Такие везде водятся, мы их за равных себе не считаем.

— А что он делает? — спросила Астрид.

— Делает так, чтобы у смертных припирало. Если ты идешь-идешь, и в самый неожиданный и неудобный момент у тебя вдруг припирает — это подкрался Припирун.

— Какая-то подлая работа.

— Ему нравится. Многие духи живут как-то так — делая что-нибудь глупое и бессмысленное. В этом смысл их жизни, так они получают энергию. У тебя вот приперло, ты запаниковала, а он поймал на лету энергетический выплеск. Твой страх, твой стыд, прочие негативные эмоции. Так и живет. Настолько мелким демонам больше и не нужно. Вон, посмотрите на вон тех… не прячьтесь, глупые матохи!

Из кустов опасливо таращились два других уродца. Совсем крохотные, с остренькими коготками, покрытые будто малюсенькими язвочками. Астрид при их виде невольно почесалась, а у Вероники лицо стало страдальческим.

— Это Почесушка и Зудявка, — поведал Совнар. — Тоже мелкие пакостные духи. Вызывают внезапную чесотку. Но при этом Почесушка — в определенном месте, и она проходит, если почесать, а Зудявка — неизвестно где, и можно сколько угодно чесаться, но ничего не проходит.

Астрид поглядела на Зудявку с ненавистью и спросила, зачем они такие разные.

— Просто Почесушке нужна энергия удовольствия, — объяснил Совнар. — Он делает вам неприятно, а потом вы это исправляете простым почесыванием — и он греется в ваших эмоциях. А Зудявке нужна энергия раздражения. Чем дольше вам неприятно, тем приятней ему. Но поскольку они совсем мелкие духи, раздражение и удовольствие они несут тоже мелкие — более сильные им не переварить.

Еще Совнар показал девочкам камнегномиков. Совсем крохотные, они как раз пересекли тропинку, и каждый тащил за спиной камешек. При виде детей гномики тоже было дернулись к ним — и тоже разбежались, когда на них зашипел Совнар.

— Эти подкладывают камешки смертным в обувь, — пояснил он. — Человек ходит, а на его следах остается энергия боли и досады. Крохотные капельки энергии. Гномики бегают к этим следам и собирают ее.

— Зачем все они это делают? — не поняла Астрид. — Почему не что-то хорошее?

— Чтобы смертные страдали, Астрид, — объяснил Совнар. — Это важное и нужное дело.

— Почему?

— Потому что через страдания их души очищаются. Они становятся более…

— Добрыми?

— Вкусными. И выгодными. Мы с тобой демоны, Астрид, и нам от этого прямая выгода. Вот эти все — самые маленькие и жалкие из духов. Крохоборы. Они даже на низших демонов не тянут, поэтому и живут прямо здесь, среди смертных.

Вероника посмотрела на Астрид. Она слушала очень внимательно, но ничего не понимала.

— Все они либо паразитируют, либо добиваются знаков внимания, — сказал Совнар. — Делают что-то или полезное, или условно-полезное, или шантажируют смертных. Домовые духи могут начать шалить, если их не умиротворять подношениями. Водяные могут топить людей — опять же ради внимания и подношений. А вот сейчас я покажу вам лешего… эй, выходи, не прячься, я тебя вижу. Я совершенно мирный кот.

Кусты зашевелились, и из них выглянула испуганная рожица. Был то не леший, а скорее лесовичок — ростом чуть побольше Вероники, с зелеными волосами и веточками вместо ушей и носа.

— Ага, это не леший, а один из его детей, — заметил Совнар. — Они поопаснее для вас, малышей, потому что любят пошалить. Завести в чащу, запутать, поиграть. Обманывать криками, аукать. Ночью заманивают блуждающими огоньками в овраги и топкие места.

— Я так не делаю, — заверил лесовичок. — Колдуны следят…

— Вот видишь, Астрид. Если б колдуны не следили — делал бы. Как делают в остальных частях света, где колдунов не так много.

— Это… слишком… жесткое утверждение, — отвел взгляд лесовичок. — Мы разные бываем. Я могу идти… господин?..

— Можешь, — смилостивился Совнар.

Лесовичок исчез в кустах, а Вероника машинально дернулась следом.

— Это неглубокое погружение в астрал, дети, — сказал Совнар. — Я мог бы показать вам мир снов, зазеркалье, глубокие слои Сумрака. Даже вы сами сможете измениться там, потому что мы сами настолько же многослойны, как и то, что нас окружает. Мы, бушуки, считаемся колдунами-иллюзионистами, но на самом деле мы скорее… хотя вам это не нужно. Как-нибудь в другой раз, да, кнопочка? Я тебя всему научу. И тебя, Астрид.