О перенесенных страданиях Астрид давно забыла и помнила лишь веселые приключения и игры с другими демонятами.

А Кланоса можно и летом колотить. Он заслужил. Ему полезно будет, а то ему уже одиннадцать, и осенью он пойдет в Клеверный Ансамбль. Надо напоследок хорошо его подготовить.

— Ты у меня писаться начнешь, — пообещала Астрид в сторону усадьбы Пордалли. — А может, и какаться.

Но это не сегодня и даже не завтра, потому что сегодня папа Кланоса как раз повез его в Валестру, чтобы он там сдал экзамены. А экзамены в Клеверный Ансамбль, Астрид уже знала, длятся целых десять дней.

А сегодня… чем Астрид заняться сегодня?

Астридианцев нет уже целый год или даже меньше. Астрид этих предателей уже редко и вспоминала, а они ее наверняка тем более давно забыли, потому что для них один год — как для Астрид целый миллион или даже тысяча. Может, они давно уже все вымерли от недоедания или их все-таки скогтил Совнар. Астрид не знала и не хотела знать, они ее бросили.

Волосня тоже переехала в Паргорон. Ее теперь зовут не Волосня, но Астрид не запомнила ее нового имени. Тоже нашлась принцесса, второе имя ей подавай. Астрид тоже себе хочет, может быть, но разве ей кто-нибудь предложит?

Ну и ладно. У нее всегда есть верный прихвостень, Вероника. Пока все мелкие Пордалли развлекаются в этой глупой Валестре, а Рокуалли уехали на все лето в дурацкое путешествие, Астрид может захватить эти земли, закрепить свои позиции и основать большой мощный гхьет. А когда все эти Пордалли, Рокуалли и Тупалли вернутся, все здесь будет принадлежать ей.

И Астрид пошла искать Веронику.

Вероника же тем временем продолжала играть в зукат. Тень очень-очень хотела, чтобы она прорыла канавки определенным образом. Она даже показывала Веронике, как именно, сама превращаясь в рисунок, темную сетку на песке. Но рисунок был трудным, и Вероника каждый раз сбивалась.

Да и не очень-то ей хотелось это делать. Игра уже стала скучной.

— Нихатю, — наконец выдохнула она, бросая совок. — Зайко.

Солнышко очень грело. Вероника пожалела, что забыла дома панамку… а, нет, не забыла. Вот она, на голове.

— Подожди, дитя, осталось совсем чуть-чуть, — сказала тень. — Просто проведи линии еще там и там. Этого хватит.

— Неть, — заупрямилась Вероника.

— А я тебе конфет дам. Вкусных.

Вероника любила конфеты.

— А кафета ссем? — спросила она.

— С орешками.

— Нихатю.

— Тогда с пралине.

— Нихатю.

Вероника не знала, что такое пралине, но звучало как-то невкусно.

— Тогда сок. Хочешь? Арбузный.

Вероника не понимала, зачем все это. Почему тень не даст ей конфет и сок просто так? Она их уже немного захотела.

— Затем нидась кафету пьёста так? — спросила она строго.

— Это основы взаимовыгодных сделок, дитя, — объяснила тень. — Ты мне — я тебе. Ты делаешь то, что хочу я, а я за это даю тебе что-то, что хочешь ты. Например, конфету.

Вероника внимательно выслушала и постаралась запомнить. Звучит как что-то важное.

— Хаясё, — кивнула она и начала снова рисовать посохом.

А когда все канавки наконец лежали так, как хотела тень, та сказала:

— Очень хорошо. А теперь последнее. Помоги мне прийти, чтобы я дала тебе конфету.

— Как?

— Просто позови меня. Посмотри на этот чертеж и позови меня погромче. И я приду.

— Ты узе десь.

— Не совсем… я… меня станет больше. Мы заключим договор. Выгодный договор. Ты поможешь мне, а я дам тебе много конфет. И шоколадного зайчика. Ты хочешь шоколадного зайчика?

— Хатю, — сказала Вероника.

— Тогда скажи: призываю…

И тут в тень врезался камень. Астрид спикировала прямо с неба, закрыла собой Веронику и заорала:

— Мама, папа!!!

— Дитя, не мешай… — заговорила тень.

— Кафеты… — попыталась отодвинуть сестру Вероника.

— Какие тебе конфеты, дура?! Не надо нам никаких конфет!

— А зачика? — растерялась Вероника.

— И зайчика!

Астрид принялась шипеть на тень, выпустив коготки и расправив крылья. Тень начала сгущаться, темнеть… А Вероника поняла, что злая сестра лишила ее конфет, и у нее задрожали губы.

— Кафеты… — всхлипнула она. — Зачик… Маме яскязю.

— МА-А-АМААА!!! — заорала еще громче Астрид. — ПА-ААПАА!!!

Майно Дегатти оторвался от монографии и распахнул окно. Дети играли в песочнице… точнее, Вероника всхлипывала, а Астрид орала. И рядом с ними… а что это такое?.. во что они там играют?..

Майно одолжил зрение попугая, пригляделся… выпучил глаза и выпрыгнул в окно, воспаряя на фантомных крыльях.

Лахджа прилетела всего парой секунд позже. Они уставились на систему рвов, что вырыла Вероника, и Майно тут же стер часть ногой. А дети принялись сбивчиво рассказывать, что произошло.

— Вероника говорила с какой-то штукой!

— Она!.. зачик!.. кафеты!.. а я!..

— Тут была говорящая тень! Вот прям секунду назад!

— Мы узе!.. договой!.. выгадня!..

— И Вероника рисовала эту кирню!

— Мой зачик!.. зачик!..

Мама и папа всесторонне выслушали дочерей. Мама задумалась, а папа опустился на корточки и спросил Веронику:

— Что этой тени от тебя было нужно?

— Канавки копать, — ответила все еще насупленная девочка. — Зукат стъёить.

— Зукат строить, — повторил папа, ощущая, как на лбу выступает испарина.

— Муж мой, что означает сей рисунок? — спросила Лахджа, разглядывая постройку Вероники.

— Проблемы, — ответил Майно.

Они увели Веронику в дом и убедились, что та не сможет построить зиккурат из кубиков и нарисовать сетку призыва мелками или еще чем-нибудь. Провели с ней долгую беседу, объясняя, что нельзя слушать незнакомые тени, да и вообще незнакомцев. Нельзя по их просьбе ничего рисовать и строить зиккураты. Нельзя с ними никуда идти и ничего от них принимать.

— Кьоме кафет, — кивнула Вероника.

— Ничего нельзя, — строго повторила мама.

— Кьоме кафет, — заупрямилась Вероника. — И зачика, он сякаладный.

— Вероника, шоколадного зайчика мы тебе сами купим.

— Тада у миня буит два! — обрадовалась девочка, показывая два пальца.

В итоге родители поручили Астрид приглядывать за сестрой, а Снежку — за Астрид. Сами же заперлись в библиотеке и принялись размышлять, что это было и что с этим делать.

— Сначала решим важный вопрос, — сказал Майно, раскрывая свой экземпляр «О нечистых злах паргоронских». — Мы знаем, с кем имеем дело?

— В таком виде? — пожала плечами Лахджа. — Это мог быть кто угодно. Сгущенная ларитра. Неоформившийся карташехен. Уплотнившийся душебой. Да вообще любой демон, явившийся частичным Ярлыком или большей частью ушедший в Тень. И это только если он паргоронский, а дальше, возможно, бесконечное число вариантов.

— Было бы проще, если б я успел его рассмотреть, — вздохнул Майно.

— Думаешь, оно еще вернется? — спросила Лахджа.

— Это кто-то, кто узнал, что умеет наша дочь, и хочет через нее прорваться в наш мир. Конечно, оно вернется.

— Можно постоянно следить за Вероникой.

— За ней и так все время присматривают, — сказал Майно. — Но фамиллиарам тоже нужно есть и спать.

— А они не могут дежурить посменно?

— Они не солдаты, а Вероника — не мавзолей Колдующего Императора. Бывают моменты, когда она выпадает из наблюдения.

— Значит, эта тень все время где-то здесь и поджидает подходящего момента, — сделала вывод Лахджа. — Радость-то какая.

Майно еще немного подумал. Он размеренно шагал вдоль стеллажей, снимал то одну книгу, то другую, спрашивал о чем-то попугая, и наконец сказал:

— Если это не кто-то вроде твоего бывшего, я его изгоню. И даже если кто-то вроде, но Ярлыком, то справлюсь. Я умею изгонять демонов.

— Умеешь, — согласилась Лахджа, за последнюю пару лет хорошо в этом убедившаяся.

— Но было бы проще, если б мы знали, кто это, — вздохнул Майно.

— А нельзя просто изолировать от демонов всю усадьбу? Вообще всю вообще от всех?

— Можно-то, можно, способы есть… Только тогда к нам и Совнар зайти не сможет…