К тому же тестирование — это только половина вступительных экзаменов… ну ладно, шестьдесят процентов. Еще ведь и письменный экзамен. Без элементарной грамотности учиться продвинутому волшебству крайне сложно, поэтому в Клеверный Ансамбль и принимают после начальной школы, чаще всего в одиннадцать лет.

— Там экзаменуют и по школьным предметам, — сообщила об этом дочери демоница. — Значительная часть баллов дается за них.

— Я уже знаю алфавит, — сказала Вероника. — Почти весь. Хватит же?..

— Нет, этого мало.

— А я… — задумалась девочка. — А я вызову там Кулизяку и пусть за меня пишет.

— А на уроках Кулизяка тоже с тобой будет сидеть? Как ты будешь учиться на мага, если не сможешь даже записывать лекции?

Вероника снова вздохнула. Да, все не так просто, как может показаться.

— И кто вообще такой Кулизяка? — спросила Лахджа.

— Мам, Кулизяка — такая, — укоризненно сказала Вероника. — Она девочка.

— Но кто это?

— Не знаю. Я ее придумала.

Фух. Просто детская выдумка. Хотя зная Веронику… она, кажется, уже умеет врать. Пока что, правда, довольно бессмысленно и заметно.

— Что скажешь? — спросила Лахджа спускающегося по лестнице мужа. — Наша дочь хочет быть волшебницей.

— Хорошее желание, — одобрил Майно. — А зачем она надела мою шляпу?

— Я в школу магов сегодня собиюсь потом, — немного путано объяснила Вероника, придерживая поля шляпы. — Нужна шапка волсе… волшебника.

— Какой догадливый ребенок, — умилился папа. — Но шляпа тебе великовата пока что. Вырастешь — будет собственная.

Вероника неохотно рассталась со шляпой, которая все пыталась сползти на глаза, и еще более неохотно надела свою, маленькую и фиолетовую. В ней лучше помещается голова, и она красивее, но она детская. И посох у Вероники детский, он только мигает и немножко брызгается водой.

— Пап, а де твой посох? — спросила она, залезая в гардероб.

— Нет у меня посоха, — ответил папа. — У меня вместо посоха фамиллиары.

— А патиму?

— А посох — это просто палка, Вероника. Традиционный, но необязательный атрибут. Как и шляпа, кстати.

Папа отобрал у Вероники свою шляпу, которую та между делом снова напялила, и девочка сердито надула щеки. Посох игрушечный, шляпу не дают. Не принимают ее всерьез.

— Я хатю побыстъее, — пробубнила она.

— Пойми, ежевичка, ты сейчас просто не сможешь читать учебники, — опустился на корточки папа. — Тебя просто засмеют в классе.

— Так что возвращайся к азбуке, — велела мама. — Пошли, сейчас мы попугая разбудим, дедушка с чердака спустится… всему тебя научим.

— И кисю, — попросила Вероника.

— Нет, вот без киси мы как-нибудь обойдемся, кисю ты лучше вообще не слушай, она тебя плохому научит… Снежок, это не про тебя.

— Я знаю, — процедил Снежок, тащащий в зубах съежившегося котенка.

— Куда ты его? — спросил Майно.

— Туда, где ему место. На помойку.

Пока Лахджа пыталась отнять у Снежка бушучонка, который все-таки внук Совнара, так что она за этого подкидыша вроде как в ответе, Майно немного подумал и сказал:

— Если хочешь, ежевичка, я попробую договориться, чтобы с осени тебя приняли в обычную школу, в Радужницах. За лето тебя поднатаскаем как следует, а в Доктадис пойдешь в первый класс, Сервелат тебя возить будет.

— Не хочу, — отказалась Вероника, сверля взглядом папину шляпу.

— Почему? — не понял папа.

— Это для обытьных детей. А я особенная. Мне надо быстрее.

Майно и Лахджа переглянулись. Неожиданно оказалось такое услышать. Вероника — не Астрид, манией величия раньше не страдала.

Волшебный дар начинает ее портить.

Да уж, вырастет Абхилагаша-два. Надо с этим что-то делать.

— О-о-о, какая жалость, — протянула мама. — Как жаль, как жаль. Я сейчас буду печь кекс… но обычный… для обычных девочек… Таких, как я и Астрид…

— А мне можно? — спросил папа.

— А ты обычный, Майно?

— Самый обычный. Правда, не девочка, но совершенно обычный.

— Тогда тебе можно. А Веронике нет. Она очень уж особенная.

— Да, я вижу, ей не подойдет обычный кекс, — согласился папа. — А особенных у нас нет. Мы не сможем такой приготовить.

— Неужели Вероника останется без него?! — заломила руки мама.

— Не-е-ет!.. — заволновалась Вероника.

Глаза у нее немного покраснели, а губа задрожала. Она не хотела расставаться со статусом особенной девочки, она слишком часто слышала от Астрид, насколько важно быть необыкновенной принцессой-волшебницей… но кекс!.. кекс!..

— Самый обычный кекс с самым обычным шоколадом, — вздохнула мама, уходя в столовую. — Если б хотя бы шоколад был особенным… но он тоже самый обычный.

Примерно через полчаса Вероника зашла на кухню, смущенно дергая пуговку на платьице, и робко пролепетала:

— Мам, я тут подумала… Я ведь особенная-то совсем чуть-чуть… а так обычная. Можно мне кекс?

— Ну не знаю, — сказала мама, замешивая тесто. — Чем докажешь? Что такого обычного ты можешь делать?

Вероника растерялась. Она не могла ответить на такой сложный вопрос. К счастью, мама сжалилась, указала на стоящую в углу метелку и сказала:

— Подмести полы — довольно обычное занятие. И мне поможешь.

Вероника решительно взялась за метлу. Та была маленькой, под лапки Ихалайнена. Подметал обычно он, и уж как раз он-то делал это совсем не обычно, а очень даже особенно. Носился по дому и тропинкам, как маленький смерчик, а иногда и вовсе становился невидимым, потому что терпеть не мог, когда на него пялились во время работы.

Но Ихалайнена сейчас тут нет, он где-то в саду. Кур кормит, или, может, Козу-Люкрезу, которой Вероника немного побаивалась, она бодатая. Так что девочка решительно вцепилась в рукоять и пошла подметать, а точнее, гонять мусор туда-сюда, потому что концепцию совка она в свои четыре года еще не понимала.

— Ты молодец, — все равно похвалила ее мама. — А когда читать научишься, будешь вообще красоткой. А насчет школы подумай.

Вероника подумала. Весь день, а потом еще и всю ночь она думала, а потом решила, что в школу все-таки надо пойти самой. Мама и папа не понимают. Это важно.

И Вероника рано утром вышла из дома. Совсем-совсем рано, пока все еще спали. Осторожно прошла мимо сопящего в будке Тифона, прошла по каштановой аллее и остановилась перед воротами. За ними начинается весь остальной огромный мир. Если пойти по дороге, то можно прийти куда угодно.

Астрид каждое утро кроме праздников и каникул уезжает или улетает прямо вперед. Там Радужницы, море и ее школа. Направо живет дедушка Инкадатти, а дальше… а дальше Вероника не знала. А налево… налево дорога очень-очень длинная, и в самом ее конце Валестра. Вероника была там совсем недавно, на фестивале.

Или налево Инкадатти, а направо Валестра?.. Вероника посмотрела на свои ручки. Правая эта или эта? Она твердо помнила, что правая — главная, но какая из них главная, а какая неглавная?

Зачем вообще придумали левую руку? Она только зря путает.

— Какая рука правая? — спросила вслух она.

— Та, в котор-рой дер-ржишь ложку, Вер-роника, — ответил Матти.

Вероника подняла взгляд. Разноцветный попугай сидел на столбе и чистил перья.

— Я не держу ложек, — растерянно уставилась на пустые ручки Вероника. — Матти, ты напутал.

— А если бы дер-ржала?

— Но я же не дер-ржу.

— Не др-разнись, — немного обиделся попугай. — Куда ты собр-ралась?

— Нинаю… в школу.

— Школа далеко. Не уходи одна, Вер-роника.

Вероника вздохнула. Конечно, одну ее не отпустят. Кто-то из фамиллиаров всегда присматривает из травы или с неба. Особенно с тех пор, как она призвала Коргахадядеда. И если сейчас все равно пойти в школу, то Матти позовет маму или папу.

Раньше это Веронику бы не остановило, но теперь она уже понимала, как устроен мир и работают вещи. Так что она послушно вернулась домой и повесила обратно папину шляпу.

За завтраком Вероника помалкивала, потому что боялась привлечь к себе внимание. Вдруг кто-нибудь спросит, не собирается ли она пойти в школу одна? Тогда придется либо признаться, либо соврать, а врать нехорошо. К счастью, все внимание за завтраком было притянуто к Астрид, которая подралась с Тифоном из-за последней сосиски.