— Ты понял, что я только что сказала? — поинтересовалась осторожно.

— Ну, — протянул, состроив серьёзное выражение лица, — кое-что, в общих чертах, — и, когда у меня начали расширяться от удивления глаза, сынок заржал в голос, — да понял я, понял! Я же твой сын. Я тоже понимаю все языки.

— А Балин? — спросила у сына, но он пожал плечами, и я снова перевела взгляд на друга. Тот до сих пор выглядел ошеломлённым. — Ты понимаешь?

— Древний язык нашего народа я знаю — меня мать обучила, — ответил друг, потом снова нахмурился, задумавшись. — А вот птичий мне не под силу понять. Своим милым… «чириканьем» ты меня поразила до глубины души, которой, впрочем, у меня нет.

Мне совершенно не понравилось то, что Балин сказал про свою душу. Не могло такого быть!

— Да что ты такое говоришь? А вот это что? — возмущённо сказала, прикоснувшись ладонью к его груди. — Здесь твоя душа! Я её вижу. И не надо придумывать небылицы!

Глаза Балина вспыхнули благодарностью и уважением, когда он приложил ладонь к груди там же, где касалась его я. О чём-то задумавшись хранитель опустил взгляд и глубоко вздохнул.

А птицы всё прибывали. С дарами. Неизвестно откуда прямо в воздухе материализовалось огромное хрустальное блюдо, на которое пернатые стали складывать свои дары: маленькие птички приносили ягоды, птицы покрупнее более крупные плоды, немногие из которых были похожи на известные мне земные, но в основной своей массе непохожие ни на что, доселе мне известное. Самые крупные птицы приносили гроздья винограда, завалив блюдо с горкой. Потом птицы рассаживались по веткам высоких деревьев и множеством бусинок-глаз наблюдали за тем, как я пробовала их дары. Горка плодов всё увеличивалась и грозилась обрушиться с блюда на траву, но подлетали всё новые и новые птицы, принося всё больше даров.

— Пожалуйста, скажи им, чтобы прекратили. Я же столько не съем! — взмолилась я.

— Попроси их сама! — с улыбкой посоветовал сын, и я вспомнила — я могу сама говорить со всеми существами мира. Повернулась вокруг, с благодарностью оглядев всех птиц, и громко проговорила, ну или «прочирикала», как бы сказал Балин, а на самом деле пропела на птичьем языке:

— Благодарю вас, дорогие мои пернатые друзья, мне очень приятно, что вы встретили меня богатыми дарами, но пожалуйста остановитесь — мне достаточно ваших даров! — а потом порылась в карманах и достала пачку печенья, им и решила угостить птиц. Спросила у сына: — Им можно дать это печенье? Они не отравятся? К сожалению, у меня в карманах больше ничего съедобного нет.

— Не отравятся! — снова расхохотался сын. — Они будут благодарны. — Мне пришлось раскрошить печенье, чтобы хватило на всех, а потом раздать слетающимся к нам птицам.

— Жаль, мне нечем угостить насекомых, — с сожалением сказала я.

— Ты их уже одарила. Смотри, сколько чудесных цветов расцвело вокруг, и насекомые с удовольствием пьют с них нектар.

— Хорошо что они не несут тебе червяков и личинок, представляю, как бы ты их ела, чтобы не обидеть птиц. — пока кормила оставшимися крошками печенья птиц прямо с рук, с иронией проговорил Балин, который, наконец-то, расслабился, принимая правила мира, и я весело рассмеялась.

— Это ты точно подметил! — проговорила, отряхивая руки.

— Насекомые спели и станцевали для тебя, птицы одарили тебя фруктами и ягодами, которые ты обязана есть, пока не лопнешь. Представляешь уже, что подарят тебе рыбы и звери? — продолжал Балин, скептически глядя на всё это безобразие.

— А что, мне теперь все обитатели мира принесут свои дары? — обратилась к сыну, но тот не успел ответить.

— Думаю, — продолжал Балин, — что рыбы подарят тебе тонну воды, которую ты будешь обязана выпить. А может и две.

— Ну, уж нет! — со смехом сказала я. — Ты мой защитник от всяческих угроз, а в тонне воды я точно захлебнусь, так что тебе и устранять эту угрозу!

В глазах Балина заплясали смешинки. Алексаниэль довольно заржал.

— Сынок, просвети меня, жители этого мира всех встречают такими богатыми дарами? — продолжила выпытывать у сына.

— Что ты, только тебя. В благодарность за то, что ты сделала.

— Что? — непонимающе уставилась на него.

— Ты спасла этот мир, мама.

— Я? — раскрыла рот от изумления. А потом понеслись воспоминания: во время коротких привалов, когда мы с Алексом бежим от монстров, я начинаю видеть во сне причудливые картинки — на одних счастливая жизнь необыкновенного мира, на следующих стихийные бедствия и разруха. Потом я начинаю слышать голоса, которые вначале принимаю за галлюцинации от обезвоживания. Голоса умоляют спасти этот мир, а я не могу понять, что от меня требуется. Потом мне снится Тьма, которая собирается стереть в порошок чудесный шар, олицетворяющий мир, и я не даю ей этого сделать, забираю шар себе. Вспоминаю как мы с Алексом прячемся в башне и я умоляю богиню, чтобы она спасла Алексу жизнь, но понимаю, что никто не придёт, потому что осознаю — всё это время меня одолевали сумасбродные видения. Странные сны, галлюцинации, связанные с не самым моим лучшим состоянием. А потом я вижу старую богиню, но уже не соображаю, сон это или явь. А потом я окончательно понимаю, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, и на всякий случай беру с галлюцинации богини обещание, что мой сын выживет.

— Ты пожертвовала собой ради самого любимого тобой существа, но часть твоей крови досталась символу мира, который в это время был с тобой. — я перевела взгляд на руку, запястье которой так и осталось обвитым серебряной цепочкой с символом цветка папоротника, в центре которого навечно вплавлен сияющий всеми цветами радуги необыкновенный камень.

— Да, это твой ключ. В нём заключена не только капля твоей крови, но и жизнь целого мира. Он теперь часть тебя, как и ты часть этого мира. Береги его!

— Чтобы спасти мир, нужна была капля моей крови? — спросила ошеломлённо. Если бы я только знала! С чего я решила, что богиня в видениях требовала моего самопожертвования?

— Нет, мир ты спасла, отняв его у Тьмы. Позже ты дала ему частичку своей жизни, чем пробудила его желание жить. В это время магия мира всё ещё спала, но добровольно напоив отца своей кровью, ты открыла скрытую в нём огромную мощь, которой хватило не только на то, чтобы разбудить магию, но и воссоздать целый мир.

Услышав эту информацию, я не могла и слова произнести, ошеломлённая и поражённая услышанным. Расширенными глазами смотрела на сына и тяжело дышала.

— Я восхищён, Аня, — тихо проговорил стоящий рядом и всё слышавший Балин. Я перевела на него свой ошеломлённый взгляд. Лицо друга, который последние три года был со мной, заботился и во всём поддерживал, выражало смесь боли и восторга, словно он только что перенёс тяжёлую утрату, но она эта утрата внезапно сделала его счастливым. — Тебе пришлось пережить множество испытаний, из которых ты вышла намного сильнее, чем была. Я горжусь тем, что ты назвала меня своим другом и защитником, что позволила мне быть рядом, и тем, что поверила в меня. Я же всегда верил в тебя.

Балин поклонился, прижав правую ладонь к сердцу. Удивлённая таким странным поведением, я поклонилась ему в ответ, сказав:

— Ты мой друг, Балин. Ты доказал свою преданность. Три года ты был моим защитником и помощником. Ты не обязан мне кланяться. И никто не обязан. Друзья должны быть равными друг другу.

— Благодарю, Ания, — загадочно произнёс Балин, а в его глазах светилось уважение и восхищение.

Ания

Новый мир встретил меня на удивление тепло и радушно. Эта долгожданная встреча принесла мне множество приятных, удивительных открытий, доставила столько радости, сколько я не получала за всю свою жизнь, а так же дала новых замечательных друзей. Я и раньше никогда не страдала от одиночества — у меня всегда были и есть любимые родители и брат, есть возлюбленный супруг и сын, хорошие подруги и самый лучший в мире верный друг. Но встреча с миром принесла мне множество новых знакомств с различными существами, которые давно и безоговорочно любили меня, и впервые в жизни я ощутила себя частью этого огромного мира, причём очень важной его частью.