— Хотела узнать, любишь ли ты баню, — забираюсь Вадиму под пальто, ощупываю через майку. Мне, как и ему, сейчас до трясучки необходим полный контакт, — я люблю.

— Сучка, — он сжимает мои волосы на затылке. Тянет к себе, прихватывает нижнюю губу своими и оттягивает. Жует, лижет, глубоко целует, заставляя задыхаться. И мне хорошо. Божечки, как ни с кем и никогда.

— Вадим, — впиваюсь коготками в его голую кожу, вжимаю лбом в лоб, — с кем ты ходил?

— Один, блядь.

— Но ты говорил…

— Херню сморозил, — зубы прикусывают подбородок, потом перебираются на шею. Слышу, как вжикает молния на моих джинсах и между тугой тканью и кожей втискиваются пальцы, — откуда у тебя эти прокурорские замашки, а? Ты как чертов дознаватель — все помнишь, переспрашиваешь и сверяешь. Меня это беспокоит, знаешь ли, немного, — палец отодвигает трусики и раскрывает лепестки. Погружается в меня глубоко.

— Ммм, еще, — двигаю бедрами. Я так соскучилась, что готова кончить даже так.

— Подожди, сейчас, — рука исчезает и Вадим быстро переворачивает меня на коленях спиной к себе. Стягивает джинсы до колен. Расстегивает свои брюки и нетерпеливо трется членом о промежность.

Больше не могу ждать, так что упираюсь ботинком в приборную панель и сама насаживаюсь на Вадима. Ладонями отталкиваюсь от потолка. Он внутри. Полностью. Замираю. Дышу. Говорить больше не хочется. Хочется чувствовать. Вадим был один, думал обо мне. Это самое важное. Меня впервые за историю наших недоотношений полностью отпускает тревога. И на ее месте разгорается надежда — у нас может получиться. Получится. Мы оба этого хотим.

— Сладенькая моя, — бедра подо мной приходят в движение. Одна рука мнет грудь под майкой, вторая ласкает клитор.

Мы шумно дышим в унисон, стонем, заполняем салон пошлыми звуками столкновения наших тел.

— Вадим, о боже! — Закатываю глаза. Все тело заходится в тряске при оргазме. Выгибаюсь на его коленях, поворачиваю голову и тянусь за поцелуем. Хочу его губы, вкус.

— Вот так, — ладони на моем теле сжимаются сильнее. Вадим резко вдыхает и замирает. Внутри меня начинает пульсировать член, заливая горячей спермой. — Раздевайся, — раздается хрипло, когда мы немного переводим дыхание.

— Что, тут? — смотрю на окна, которые полностью залепило снегом.

— Да, — Вадим снимает меня с себя и помогает перебраться на заднее сиденье, — все снимай.

Сам выскакивает из салона и тут же забирается на заднее сиденье рядом со мной. На секунду запускает ледяной воздух, от которого разбегаются мурашки по телу. Но они исчезают, стоит Вадиму начать рассматривать меня. В его взгляде столько огня и жажды, что можно растопить все вокруг.

— Нас прилично замело, возможно не выберемся и будем вызывать эвакуатор, — щелкает центральный замок. Вадим снимает свое пальто, бросает его вперед. Затем избавляется от майки и садится по центру, широко расставив ноги. Рука сжимает член в расстегнутых и приспущенных брюках, — иди сюда, банщица.

Расправившись, наконец, со всей одеждой, перебираюсь к Вадиму на колени. Жмусь к татуированной груди, веду по ней пальчиками.

— Думал обо мне? Представлял? — Ладонь спускается ниже и я сжимаю налитый ствол у основания. Хочу признаний, его слов. Надоела наша бесконечная игра в молчанку, у меня от нее крыша едет.

— Если бы мы с Шестаковым не зацепились на банкете и не оказались потом в ментовке, то я бы приехал, — усмехается хрипло.

— Вы подрались? — напрягаюсь и быстренько осматриваю тело Вадима на предмет синяков. Черт, я думала Гордей просто по пьяни сказал все это. Но нет, серьезно.

— Пару раз дали друг другу в морду, потом нас разняли. Но полицию кто-то слишком впечатлительный успел вызвать.

— Ужасно, — целую Вадима в висок и жмусь ближе. Представляю, как ему тяжело. Убийца Кати и Артема так и не найден. Вадима хоть и отпустили, но многие до сих пор верят в его вину. Да еще и Гордей своими выходками постоянно добивает.

— Забудь, отпустили через час, — он равнодушно отмахивается, — Леша довез меня домой и там… — он виновато хлопает своими длинными ресницами, — в общем, твоя кружевная пижама попала под раздачу и приняла весь удар на себя. Виновен, обкончал ее полностью, пока дрочил на твои фотки. Настя, ты в следующий раз думай, что делаешь. На одной был виден твой розовый сосочек и я увеличивал, прикасался. Чуть слюной не залил экран. Хорошо, что телефон у меня водонепроницаемый.

— Извращенец, — в груди булькает, я глупо хихикаю. Романтично как…

— Знал, что ты оценишь, — ведет ладонями по моим лопаткам и спине. Снова зажигает внутри пожар, склоняясь и целуя соски. Короткий ежик щекочет кожу. Вадим подсаживает меня, опуская на свой член. Между нами скользко и мокро. Сперма смешалась с моими выделениями, измазала бедра и белье Вадима. Но нам все равно. Хочется друг друга снова и снова.

Держусь за его шею, ощущаю мощные толчки раз за разом, когда он руками за бедра натягивает меня на себя. Вскрикиваю от невозможности сдерживаться. Боже, кажется я готова остаться в этой машине навсегда.

Ввалившись в квартиру, я первым делом отправляюсь тискать своих любимых котиков. Тимон и Пумба лениво валяются на диване в гостиной и появление мамочки не сильно-то их впечатляет. Моего энтузиазма это не уменьшило. Я жмякаю и целую в носы обоих, выглаживаю спинки, животики. Несмотря на протестное мяуканье, усаживаю пушистые тушки к себе на колени:

— Как вы тут мои бедные сиротки, скучали? — зарываюсь лицом в шерстку Тимончика. Ощущение такое, будто меня не было минимум месяц.

— Боюсь, они уже забыли кто ты такая, — цокнул Вадим, кидая дорожную сумку мне под ноги, — даже я встретил тебя с гораздо большим энтузиазмом. Целых три раза, — ухмыляется довольно.

— Не забыли, — немного забеспокоившись, я стиснула мордочку Пумбы в ладонях и заглянула в желтые глаза, — ну вот, они меня любят, точно тебе говорю. Просто скромничают.

— Ну да, — Вадим заржал. Тимон соскочил с моих колен и начал ходить вокруг него. Тереться о штанину.

— Ты себя валерьянкой натер? Признавайся, — шиплю на Вадима, — да с чего ты вдруг им нравишься? Я же их кормлю и вычесываю, и когти подстригаю. Блин, я их мамочка.

— Что-то ты путаешь, — склонившись, Вадим погладил Тимона по спинке, — по паспорту папочка я.

— Эгоистичные ушлепки, — нетерпеливо столкнула Пумбу с колен, — ну и ладно. У меня всегда есть Хати, вот он настоящий преданный пес. Меня любит и если надо, насмерть загрызёт всех моих обидчиков.

— Что за пес?

— Да так, малыш, почти щенок. Белый, пушистый, — мои брови собираются на переносице, когда коты начинают обхаживать мою сумку, — псик отсюда.

— Что там? — Вадим с интересом двигается ближе и у сумки их уже трое.

— Мама передала кусочек родины, — обреченно жму плечами, — она всегда меня в общагу собирает, будто в Москве еды нет. Колбаса домашняя трех видов, полендвица, творог, пирог грушевый. Вроде баночка корнишонов и малиновое варенье еще.

— Надо вскрыть, — деловито расстегнув мою сумку, Вадим извлекает из нее пакет.

— Серьезно? — поднимаю бровь, двигаясь следом за воодушевлённой делегацией на кухню.

— У котов очень хороший вкус. Они из всего гардероба самое дорогое на растерзание выбрали. Уверен, тут тоже не промахнулись.

— Угу, — сама отправляюсь к холодильнику, из которого достаю любимый сыр с плесенью и испанский хамон, там же находится забытая бутылочка чилийского вина.

— Видели бы тебя сейчас родители, — Вадим раскладывает на доске аккуратные свертки из плотной бумаги. Нюхает, берется за нож, — стыдно бы им стало, Настя, за тебя, — тыкает кончиком в мои заморские яства.

— Да я выросла на этом, надоело, — наливаю себе бокал вина и с удовольствием кладу в рот кусочек сыра, — божественно.

— Пиво достань, — устроившись напротив меня, Вадим мелко режет кольцо сушеной колбасы. Несколько кусочков тут же улетают наглым ушлепкам. Теперь понятно, почему они к нему так благоволят. Запрещенкой подкармливает, значит.