Рядом с тонированным внедорожником Вадима останавливается скромная киа Коли. Из нее выпархивает улыбчивая и довольная Оля. Ее брови ползут вверх при виде моей компании. Она шагает в дом в сопровождении бывшего мужа, все время бросая на нас любопытные взгляды.

— Как Вовка? — притормаживает рядом с нами.

— Назвал меня мамой и вот, — пальцем указываю на все еще влажное пятно на толстовке.

— Ну ты крестная мама, так что норм, — Оля жмет плечами. Догнав её, Коля тут же по-собственнически берет бывшую жену за руку.

— Помирились? — хмыкаю, наблюдая эту картину.

— Не совсем, — Оля поджимает губы, — Коля нас с Вовкой пока только домой подвезет.

— Ясно, — сдерживаюсь, ибо происходящее не мое дело, — звони.

Оля кивает и скрывается с Колей в доме. Полная семья — это хорошо. И примирение тоже. Но только в том случае, если твой бывший не конченый мудак. А Коля такой и есть.

Беременная жена его перестала устраивать, видишь ли, несексуальной стала. Вон он и загулял. Хорошо так, на развод хватило. А как любовнице надоел, так сразу домой запросился. К домашней Оле и сынишке. Воротит от него, но решать за сестру я не могу.

— Слушаю тебя, — разворачиваюсь к Вадиму.

— Вот, не мерзни, — он снимает пальто, оставаясь в майке, и накидывает его мне на плечи.

— Спасибо, — пальцами цепляюсь за полы. Все тело обволакивает приятным теплом и парфюмом Вадима, — зачем приехал?

— Поговорить хотел.

— Я думала, мы по телефону все обсудили, — цепляю носком обуви утоптанный снег под ногами.

— Извини, — Вадим невесело усмехается, — ты беспокоилась обо мне, а я нагрубил.

— Не в первый раз, — в моем горле появляется першение. — Так что переживу.

— Настя, черт, — внимательный тяжёлый взгляд буквально всверливается в меня, — мне нужно знать правду.

— Какую?

— О вас с Гордеем, о чёртовых фото, — он протягивает руку ко мне, но тут же одергивает.

— Я тебе уже сказала правду, — с вызовом смотрю Вадиму в глаза, — только слушать ее у тебя желания не было. Что сейчас изменилось?

— Скажи, — он прикрывает глаза, — как есть.

— Как есть? — я невесело усмехнулась, вспоминая как Гордей лапал меня в своей квартире. Какой беспомощной и раздавленной я была, — это все подстава. Гордей, он с самого начала пытался меня убедить, что ты не лучшая компания. У него не вышло. Тогда он придумал кое-что другое. Он понял, что ты за мной следишь и спровоцировал. Поцелуй, цветы, все ложь. И по телефону тебе врал. Я не хотела с ним уезжать и находиться в его квартире тоже не хотела. Он меня заставил.

— Настя…

— Плевать, если ты не веришь. Я уже поняла, мне ты поверишь в последнюю очередь. А дерьмовому фотографу, который снял не все — ни чёртову пощёчину, ни как я с Гордеем ругалась, ему, пожалуйста.

— Я его не нанимал.

— Тогда кто? Гена? Твой заботливый дядя вырезал только счастливые моменты с моим мнимым любовником?

— Блядь, — Вадим вдруг покачнулся, сделал пару шагов назад и прислонился спиной к холодной стене дома, — прости, вымотался, да и не спал толком сутки. Я все решу с Геной, — он протягивает руку, смотрит напряженно мне в лицо, — я накосячил, да?

— По-крупному, — ничего не могу с собой поделать. Иду к нему навстречу и осторожно прижимаюсь к горячему телу в тонкой майке. В груди тут же стихает боль. Ладонью накрываю татуированную руку со следами порезов и синяками, — и прощать тебя я не собираюсь.

— Я и не рассчитывал, что ты бросишься ко мне в объятья, — его рука прижимает меня сильнее, — но, может быть, у меня есть хотя бы один шанс?

— Мне нужно подумать, — выпутываюсь из рук Вадима. С тревогой смотрю на косо стоящий у открытой калитки внедорожник, — ты из Москвы приехал?

— Да.

— В таком состоянии? Ты же мог в аварию попасть.

— Не думал об этом, — Вадим ловит мою ладонь, — когда узнал, что ты никуда не летала, а осталась у родителей, ноги сами сюда понесли.

— А куда мне лететь было? — недоуменно хлопаю глазами. Потом до меня вдруг доходит. Виталина постаралась. Да эти двое всерьез решили нас с Вадимом развести раз и навсегда, — Виталина предложила мне подработку на праздники, но я ее послала. Эти двое совсем спятили, — меня разбирает нервный смех, — что это вообще такое? Что происходит?

— Я разберусь, — Вадим дергает меня за руку и врезает в себя. Сжимает так крепко, что мне становится тяжело дышать. Горячее дыхание опаляет волосы и щеку, — не думай об этом больше. Я все решу, слышишь. Настя, посмотри на меня, — он обнимает теплой ладонью мое лицо, — ничего подобного больше не повторится, — серые глаза смотрят не мигая, — поехали со мной.

— В таком состоянии я с тобой никуда не поеду. И ты тоже за руль не сядешь, — тяну к нему ладонь, в которую он, секунду подумав, вкладывает ключи.

— Гостиниц у вас в поселке не наблюдается, — обводит взглядом заснеженный двор и окрестности, — а твои родители мне не очень рады.

— Я попрошу папу не доставать ружье, — с удовлетворением наблюдаю, как на лице моего брутального мачо появляется неуверенность, — и у нас есть свободная комната для гостей. Так что ни на что не надейся.

— Даже не мечтал, — Вадим заходит в дом вместе со мной. Все сидящие за столом в кухне тут же оборачиваются на хлопок двери. На меня смотрят вскользь, на мужчину за мной пристально.

— Будем знакомиться, да? — нервно стягиваю с себя пальто Вадима и отправляю на вешалку.

Пока разуваемся, бросаю на него оценивающий взгляд — спокоен, собран, решителен. Правильно, Вадим Батькович, сейчас тут тебе устроят «внеплановое совещание директоров».

— Мы поедем, — Оля поднялась из-за стола и потянула за собой Кольку, — не будем мешать. — Опять с тонущего корабля бежит, вот же сестричка блин. На папу моего окаменевшего рядом с побелевшей мамой бросила оценивающий взгляд и засобиралась, — Вовку купать надо, да и квартиру убрать, — кивнула Коле, чтобы комбез теплый нес и достала сына из стульчика для кормления, — мы на днях заскочим, теть Люда.

— Заезжайте, — мама растерянно кивнула, улыбнувшись мелкому, — всегда рады.

Пока они собирались, мы с Вадимом сели за стол.

— Пока, — бросаю в спину воссоединившейся ячейке общества. Дверь закрывается и в кухне повисает гробовая тишина.

— И чего расписной-то такой, урка? — отец не выдерживает, оценивая забитые руки Вадима.

Эх, пап… ты еще всего остального не видел. Не дай бог, вместе в баню пойдете.

— Нет, увлекся еще в шестнадцать, вот до сих пор не отпустило.

— А сейчас тебе? — прямо слышу, как у отца в груди все от злости клокочет.

— Тридцать четыре.

— Еб твою мать, Настя! — не сдерживаясь, папа громыхнул кулаком по столу.

— Пап, — на ощупь ищу руку Вадима на столе и сжимаю в своей, — я взрослая, так что…

— Тима, тише, у тебя давление, — подскочила мама, — может чай?

— Люда, какой чай? — отец взлохматит пятерней серебристую шевелюру, — Ты на него посмотри — расписной, побитый и годов под сраку. В институте, что? Одногодок не было? Разобрали?

Слушая папину браваду, я все ближе двигалась к Вадиму, пока мое плечо не коснулось его. Папин гнев с непривычки выдержать тяжело, надо привыкнуть.

— Не кричи так, Тимофей, — мама уже суетилась, накрывая на стол. У нее свой способ справляться со стрессом, — Вадим, вы голодный?

— Можно на ты, — Вадим улыбнулся маме, — очень.

По тому, как у него ни один мускул не дрогнул, проникаюсь к своему мужчине уважением. Не сбежит. И даже с полосы препятствий, которую ему папа приготовит, тоже.

— У нас салаты, я наготовила, как всегда, — мама вынимает из холодильника «селедку под шубой», «мимозу», «горошек». Рядом с ними ставит мясо по-французски и жареного карпа.

— Можно? — Вадим указывает на «селедку под шубой», — мама в детстве готовила. Всегда любил.

— Почему только в детстве? — расставив тарелки, мама разложила приборы и разлила чай.