— Умерла, когда мне было шестнадцать.

— А отец? — папа верен себе. Все ему знать надо.

— Никогда не знал, дядя немного воспитывал.

— Ясно, — поджав губы, отец отмахивается от чая, что мама принесла, — ай, Люда, достать что покрепче.

— Покрепче могу тебе заварки в два раза больше насыпать, — мама ставит перед ним чай, — врач сказал не борщить.

— У меня повод есть, — не слушая маму, отец поднялся и сам пошел шуршать по закромам. В одном из кухонных ящиков обнаружился коньяк, — пьешь?

— Бывает, но сейчас откажусь, — больше не чувствуя себя в гостях, Вадим принялся наворачивать шубу, заедая черным хлебом, — прямо как у мамы. И вот это все очень вкусное, — он указал на тарелку с самодельной колбасой и творогом рядом. — Настя привозила.

— Работаешь хоть? — отец наполнил рюмку. Осушил залпом и занюхал лимоном. Мама его на маленькой тарелочке под руку поставила.

— Работаю. Бизнес свой, жилье. Дочку вашу люблю и намерения у меня на ее счет самые серьезные, — все так же уверенно выдал Вадим.

— Намерения, говоришь, — по столу разнеслась барабанная дробь от пальцев папы, — завтра на охоту пойдем утром, расскажешь.

— Стоп, — прикрываю глаза, — никакой охоты.

— Настена, — Вадим прижал меня к себе и поцеловал в щеку, — все хорошо. Но завтра действительно лучше без охоты, Тимофей Викентьевич. В доме, где я вчера находился, взорвался котел отопления, меня изрядно тряхнуло. Так что хотя бы неделю с любым спортом лучше повременить. А вот на следующих выходных готов.

— Боже, — мама обмахнулась кружевной накрахмаленной салфеткой, — ужас.

— Такие вещи проверять надо, — хмуро выдал отец.

— Котел новый был, в том-то и дело, — Вадим отклонился на стуле. Задумчиво осмотрел на нашу кухню, где так много труда моих родителей. Деревянный пол из широких досок, обои с пальмовыми листьями как оранжерее. На стенах милые пейзажи, которые так любит мама. И куча деталей — занавески, которые она шила сама, вазочки, тарелки, самодельные горшки для цветов, — у вас очень уютно, Людмила Александровна.

— Спасибо.

— И очень вкусно.

— Раз не пьешь и не охотник, пошли хоть баню покажу, своими руками строил, — папа поднимается на ноги, — и постели Вадиму на втором. В город же уже не поедешь, я так понимаю?

— Не хотелось бы, — Вадим провел ладонью по шее.

— Пап, я с вами, — поднимаюсь следом за мужчинами.

— Вадиму твоему не пять лет, без сопровождения ходить вроде уже можно.

— Пап!

— Настя, ты лучше сядь и поешь, а то вон как схуднула, смотреть страшно, — пригвоздил взглядом к стулу папа.

— Все хорошо, — шепнул Вадим мне в волосы, — если что, пришлю тебе на телефон "SOS", — он хмыкнул, указав взглядом на мой айфон, косящий под дешевенький Китай.

— Ладно, — прикусила губу, наблюдая как папа уводит моего Вадима на улицу, — пойду к себе.

— Угу, в окне засядешь, знаю я тебя, — мама села рядом, — ешь давай, а то действительно худая стала. Лица на тебе нет.

— На мне лица нет, потому что папа Вадима сейчас пытать будет. А на улице ночь!

— Жив твой Вадим будет. Или боишься, что сбежит? — мама расплылась в улыбке, сложив руки в замок под подбородком.

— Не боюсь, — пододвинув к себе шубу, принялась есть прямо из большой тарелки, — Вадим очень хороший, мам.

— Посмотрим доча, посмотрим, — вздохнула она, принимаясь за чай.

Минуты шли, на часы я старалась не смотреть. Действительно, что может папа Вадиму сделать? Ну поспрашивает. Ну прессанет немного за доченьку свою. Да справится Вадим. Тридцать четыре годика, как-никак. Взрослый.

Через час отец с Вадимом возвращаются. Папа уже не выглядит там злым, с Вадимом общается неплохо. До дружбы там далеко, конечно. Ее только через совместную охоту заслужить можно.

— Идем, выдам тебе полотенце и новую зубную щетку, — подталкиваю Вадима в сторону ванной.

— Твой отец — отличный мужик, — задумчиво выдает Вадим, забирая у меня из рук полотенце.

— Он бывает немного резок, — пожимаю я плечами, — но в общем отходчивый.

— Это я уже понял, — Вадим быстро ворует у меня поцелуй, — я тебя сегодня еще увижу?

— Я пойду, — упрямо качаю головой и отворачиваюсь от горящих огнем глаз напротив. — Лестница на второй этаж за поворотом. Там всего одна комната, так что не заблудишься.

В комнате долго и упорно хожу из угла в угол, трижды втихоря выбираюсь на кухню, чтобы попить и еще раз, чтобы впустить Хати в дом. Он взъерошенный тут же меня обнюхивает с ног до головы и носом толкает в сторону спальни.

— Хати, ты чего? — отпихиваю морду псины. В ответ мне раздается легкий утробный рык. — Ревнуешь, что ли? — Закрываю за нами дверь спальни. — Вот, смотри, одна сплю, — смешно становится, что перед собакой оправдываюсь, — а с Вадимом мы еще ничего не решили, я на него злюсь.

Забираюсь в постель. Хати указываю на пол и он тут же разваливается по нему подобно большому пушистому коврику.

— Не понравился тебе? — вздыхаю, отхлебнув прохладной водички, — а мне да. Высокий, красивый, глаза так меня и пожирают.

Хати неодобрительно подает голос.

— Да тише ты, папа услышит — пойдешь спать в будку, — бурчу ему. Лежать не получается. Сажусь на кровати и свешиваю ноги вниз. Мну свой мягкий коврик, который тут же начинает урчать, — нет ну ты представляешь. Любит он! И намерения у него самые серьезные. Мне так, главное, ничего подобного не говорил раньше, — переступаю через Хари и накидываю поверх пижамы теплый халат, — так, ты ту и не звука, — шикаю на собаку, — а мне нужно пойти все до конца узнать, а то не усну.

Осторожно выглядываю в коридор — пусто и темно. В час ночи в общем-то и не удивительно. Крадучись на цыпочках иду к лестнице. Опять воровато оглядываюсь. Пятую ступеньку переступаю, потому что помню, как она скрепит и добираюсь до верха лестницы. Порядок. Нажимаю на руку двери и просачиваюсь в спальню.

Тут царит полумрак. Тусклый свет от окна льется на кровать, где среди одеяла и подушек лежит Вадим. С рукой за головой и абсолютно точно без сна. Встречаясь с ним взглядом, дыхание перехватывает и я тут же покрываюсь мурашками, а щеки заливает предательский румянец. Вадим перекатывается на кровати, садясь на ее край. В одних боксерах он, как всегда, выглядит шикарно.

— Не спишь? — закрываю за собой дверь. Медленно иду к нему на подкашивающихся ногах. Мы так давно не были наедине, что все тело начинает ныть от предчувствия близости. Как же я скучала.

— Нет, — произносит хрипло, когда я останавливаюсь рядом с ним, — не могу, зная, что ты где-то совсем рядом, — издаю легкий стон, когда крепкие руки обнимают меня за талию. Мне сразу становится нестерпимо жарко.

— Хотела узнать, как ты себя чувствуешь, — говорю слишком хрипло, выдавая себя.

— Сейчас в сто раз лучше, чем минуту назад, — Вадим тянет за узел халата и распахивает его. Горячая ладонь забирается под пижамную майку.

— Я не за этим шла, — ловлю его блудливую руку.

— А зачем тогда? — шершавые губы касаются моего голого живота.

— Чтобы ты разъяснил мне пару вопросов, — сжимаю всю волю в кулак. Запахиваю халат и делаю шаг назад. Встряхиваю головой, чтобы стряхнуть с себя морок вожделения.

— Спрашивай, — Вадим откидывается на кровати на локтях. Со стояком в трусах и блуждающим по моему телу жадным взглядом все равно умудряется выглядеть по-деловому.

— По поводу твоих признаний моим родителям, — складываю руки на груди, а нога нервно выстукивает марш по гладкому полу, — что-то я таких слов лично не слышала ни разу.

— Вот как? — улыбка Вадима ставится широкой, — я тебя люблю.

От признания, да еще сделанного бархатным интимным голосом, в груди сразу стало тесно.

— И давно?

— Прилично.

— Мммм, — киваю, — а ты знаешь Вадим, что девушки они такие — любят ушами. Им вот эти признания постоянно слышать нужно.

— И как часто?

— Каждый день, а лучше дважды.

— Учту, — Вадим отталкивается от матраса и ловит пояс моего халата, — получается я задолжал тебе очень много «люблю».