На видео Вадим о чём-то разговаривает с пожарным. Огня уже не видно. Только дым по-прежнему валит из разбитых панорамных окон первого и второго этажа. Вдруг на заднем плане мелькает яркая вспышка, резкий звук, видео дрожит и обрывается.

Моё сердце замирает. Каждая мышца в теле становится каменной. Больно. Физически.

Хватаю ртом воздух, скроллю остальные фото и текст.

Вадим на земле пытается подняться. Вокруг люди, осколки, горящие фрагменты.

"Прогремел второй взрыв. Внутри в этот момент находилось двое пожарных"

Вадим сидит на снегу с закрытыми ладонями ушами. Рядом скорая. Оттуда выскакивают люди в белых халатах.

"Один из пожарных, находившихся в доме серьёзно ранен и без сознания. Его сумел вытащить напарник"

Вадим опять на ногах. Фото сзади, в профиль, растерянное дезориентированное лицо. Рука в крови. Босые ноги.

Он рвётся к носилкам, на которых несут пожарного, что-то кричит.

Фотографии все не заканчиваются. А меня постепенно накрывает истерикой.

— Настя, он жив. Почитай в конце. Даже в больнице держать не стали.

— Господи, — пытаюсь разобрать текст, но в глазах полно слез и не получается.

— Сафронов отделался ушибами и порезами. Можно с уверенностью сказать, что бизнесмен родился в рубашке. Комментировать произошедшее Сафронов отказался, — зачитала Оля со своего телефона, — Настя, все нормально.

— Кошмар, это же не на самом деле, — закрываю лицо ладонями. Меня всю колотит мелкой дрожью.

— Владелец базы заявил, что газовый котёл, установленный в доме, был новым и прошел все проверки. Он обещает полное содействие следствию, чтобы как можно скорее определить причину возгорания.

— Мне нужно его услышать, — прикладываю телефон к уху и слушаю бесконечно длинные гудки. Плевать на все, что случилось между нами. Мне просто нужно убедиться, что с ним все хорошо. Лично.

— Да, — раздается глухо в трубке.

— Как ты? — мое сердце замирает.

— Неплохо, — доносится в ответ после некоторого раздумья.

— Я видела фото и видео, — пытаюсь сдержаться, но слезы и паника опять захлестывают, — там был взрыв.

— Переживаешь? — в голосе Вадима появляется ирония. Это задевает.

— Нет, — выступившие слезы сочувствия начинают закипать от злости.

— Нет… — тянет он.

— Хотела узнать, вот и все. И раз ты в порядке, то, пока, — рукавом толстовки тру глаза. Дура милосердная. Получи. А то не знала, что так будет.

— Настя, а ты чего в Москве?

— Я не в Москве, — не понимаю к чему вообще вопрос задан, — дома, у родителей.

— У родителей?

— Новый год — семейный праздник, — Вовка заливается плачем на коврике, заставляя меня и Олю обратить на себя внимание, — пока, Вадим. Рада, что у тебя все хорошо. Извини, просто испугалась. Набрала по глупости. Больше звонить не буду, — вешаю трубку и заливаюсь слезами. Дурак ты Вадим, какой же дурак!

— Настя, — охает Оля.

— Вовке подгуз поменять надо, вот сто процентов, — выдаю сквозь слезы. Сбегаю, пока она растерянно берет на руки малого.

Запираюсь в спальне и окончательно срываюсь на слезы. Вадим гад, ну вот что ему стоило просто поговорить со мной? Я же переживаю за него, сволочь такую! Рыдаю долго и от души, пока в дверь не раздается стук.

— Я не плачу, — забираю у Оли стакан с водой и бутерброд, — спасибо.

— Посиди с Вовкой, — выдает она. Из-за ее ног показывается встревоженная морда Хатико. Он тихо поскуливает, пытаясь пробраться ко мне.

— Что? — у меня глаза расширяются от ее наглости, — да я же, — тыкаю в свое зарёванное лицо, — да ты вообще, Оля, обнаглела тут.

— Я подгузник поменяла, — она не дает мне закрыть дверь, — Коля поговорить хочет серьезно, понимаешь? Про возвращение домой. А Вовка только с тобой останется. Ну и с Машей, но она к подружке сбежала.

— Сестра из тебя так себе, — сдаюсь я, — только умоюсь, ладно?

— Не тороплю, — она забирает обратно свой бутерброд — взятку и Хатико, — мы в зале.

Осуждающе глянув на нее в последний раз, тянусь в ванную.

Оля специально вешает на меня Вовку, вот точно. Знает, что мелкий настроение мне поднимает. Но я бы лучше пострадала сейчас, если честно. Полежала в обнимку с Хати, рассказала бы ему о трех ушлепках, по которым скучаю. Об одном упертом двуногом и двух с хвостами. Им всем плохо без меня, я уверена. Пусть Вадим и не хочет этого признавать.

Вручив мне своего сына, Оля чмокает нас в щеки. К вечеру вернутся обещает, но сцеженного молока в холодильнике может хватить до завтра. Я настораживаюсь, но возразить не успеваю. Ее и след простывает. Тоже мне, мать года.

— Вовчик, вот мы с тобой и одни, — целую голубоглазое чудо. Прихватываю его за круглую щечку, слушаю в ответ счастливые «агу» и «ма». Хорошее дело ребенок, сразу половину проблем отодвигает на задний план. Надо будет и себе завести, только мужчину для этого подходящего выбрать.

Мы с Вовчиком и Хаки оказываемся в своем собственном пузыре спокойствия. Хати забрался на диван под мои ноги. Вовка по мне за погремушкой ползает. Я лежу на куче подушек и игрушки ему разные показываю. Пару раз кормлю, меняю подгузник. После процедур тем же составом возвращаемся обратно в зал.

Мама с отцом занимаются гостями, оставшимися ночевать у нас вчера. Они дружно сидят на кухне, ходят в баню и к вечеру постепенно расходятся и разъезжаются. Ко мне с мелким никто не пристает, только изредка мама приносит тарелки с едой и чай.

Мне кажется, я бы вот так до десятого числа и просидела с Вовкой. Этот солнечный лучик реально вытаскивает меня из моей ямы отчаяния и соплей. Разве глядя в его доверчивые глазки, на его беззубую улыбку можно продолжать киснуть?

— Настя, — мама заглядывает в зал. На ее лице печать тревоги.

— Да, мам? — прихватываю губами пальчики, которые тянутся ко мне. Хорошо лежать на диване в окружении антидепрессантов — пушистого Хати и сладкого карапуза Вовки, — мы скоро спать. Вовка два раза пытался приложиться к моей груди, представляешь? Думает, у меня там тоже есть молочко.

— Тут к тебе пришли, — мама толкает дверь и отходит на шаг в сторону. В проеме появляется Вадим, за спиной которого маячит папа.

Я шокировано хлопаю глазами.

— Привет, — его взгляд быстро пробегает по нашей троице. Хати в ногах оскаливается. Вовка насупливается и цепляется за мою шею. Я медленно сажусь на диване.

Классный у меня вид сейчас. Как раз для таких гостей. Толстовка и растянутые штаны. Заплетенные в косы волосы, чтобы Вовка их не повыдирал, теплые носки и красные глаза. Ах да, в районе груди мокрое пятно, где пытался присосаться малой.

— Ты что здесь делаешь? — с тихим ужасом ловлю остекленевший папин взгляд. Вадим на него явно произвел впечатление. И явно не положительное.

— Поговорить хотел, — Вадим делает вид, что все нормально. Ободранная рука с бинтом прикасается к щеке, на которой тоже свежая ссадина, — можно тебя?

— Мам, забери Вовку, — спускаю ноги на пол, — и Хати. Минут на пять.

Вадим хмыкает, но ничего не говорит.

— Мы будем за дверью, — басит отец.

— Знаете, — вручаю ребенка маме, целую его в макушку и упираю кулаки в бока, — мы на улице поговорим.

— Доча, — мамин голос становится высоким и тонким. Видно, ее Вадим тоже привел в шок.

— Двадцать лет уже доча, — буркаю я, — все хорошо, мам. Мы недолго.

— Кто этот мужчина? — мама жмет к себе извивающегося у нее на руках Вовку. Отец становится рядом, сложив руки на груди. Взгляд его мечется в сторону ящика, где он оружие хранит.

— Если я скажу, что это мой преподаватель, поверите? — так и хочется закатить глаза. Нет, ну серьезно….

— Очень смешно, — ледяным тоном выдает отец, — ему сколько лет?

— Так, — толкаю Вадима на выход, — все вопросы потом.

— А ты не замёрзнешь? — интересуется он, кивая на мою толстовку.

— За пять минут точно нет, — вставляю ноги в угги, — пошли.