Главным, что меня интересовало, был, конечно же, Мавзолей Ленина. Именно он служил трибуной для коммунистических начальников. Именно с него будет смотреть на парад физкультурников моя цель…
Стоящий лицом к Министерству, Мавзолей оказался вторым по размеру строением на площади: выше башен Кремля, выше зданий за его стенами, выше ещё одной красной постройки, названной Лидою «Историческим музеем» и как бы запиравшей площадь с той стороны, откуда мы вошли на неё. Основание Мавзолея имело форму пятиконечной звезды; первый уровень с арками в стиле ампир поддерживали куросы-рабочие и кариатиды-крестьянки. Второй уровень держался на головах многочисленных скульптур красноармейцев. Через эти два уровня проходила сплошная лестница, ведущая к расположенному надо всем огромному земному шару со стоящим на нём Лениным из камня.
— Это вот оттуда советские вожди обычно выступают? — спросила я у экскурсовода, указав на оборудованную вокруг земного шара трибуну и беспокойно косясь на прохаживающегося вокруг нас милиционера в подпоясанной белой рубахе.
— Всё верно, миссис Нолан. С той трибуны.
— Должно быть, советский народ очень счастлив, когда лицезреет своих вождей…
— О! — сказала Лида. — Не то слово! Вы не представляете, какая волна радости обрушилась на меня в тот незабываемый день, когда я в числе студентов Института иностранных языков шла с демонстрацией по Красной площади! Товарищ Сталин махал нам рукой, и, хотите верьте, хотите нет, мне казалось, что он смотрит только на меня! Даже просто встретиться с ним взглядом было так прекрасно, что я никогда не смогу позабыть этого мгновения!
— Он вам и правда так нравится?
— Ну разумеется! Если бы вы увидели его, то сразу бы почувствовали, что это особенный человек, не такой, как все! И он сделал наше детство счастливым!
Взгляд Лиды, до того холодно-деловитый, вдруг стал страстным. Глаза её горели точно так же, как у Фанни, когда та показывала мне землю в своей кошёлке…
— Скоро будет парад физкультурников, — продолжила Лида. — Как же я завидую спортсменам, которые получат возможность показать своё мастерство нашему любимому, родному товарищу Сталину! Вряд ли вам удастся попасть на этот парад, но если бы вы там оказались…
Лида затронула слишком серьёзную тему. Думаю, что Элвис испугался, как бы я не выдала себя глазами или жестом, поэтому поспешил перевести разговор:
— Товарищ гид, а можно вас спросить? Что такое «лобное место»? Там правда кого-то казнили? Или это просто слухи?
— Оттуда указы царей объявляли при царском режиме. А казнили всего лишь два раза — Стеньку Разина и врачей-отравителей… Впрочем, уверена, что вам уже нетерпится посетить сердце Красной площади — Мавзолей Великого Ленина?
— Я как раз хотел сейчас в него пойти, — ответил Элвис.
— Что ж мы медлим?
Мы, как полагается туристам, отстояли очередь в Мавзолей и зашли полюбоваться на труп Ленина. В почётном карауле у входа внутрь, в коридоре и у самого гроба стояли красивые космонавты с прозрачными круглыми шлемами в левых руках и с атомными бластерами в правых. Обтекаемый гроб из плексигласа парил в воздухе, поддерживаемый специально для него сконструированным силовым полем и освещённый зелёными и голубыми прожекторами. Я вспомнила, что на уроке физики нам как-то раз рассказывали, о том, что коммунисты подвергают тело Ленина перманентному ионизирующему излучению низкой интенсивности, которое не разрушает его тканей, но уничтожает на корню любых микробов, вызывающих гниение.
Потом Лида ещё поснимала нас на фоне кремлёвской стены, показала Большой театр, отвела в спецресторан для иностранцев и затем ещё выгуливала по центру Москвы до тех пор, пока мы не обезножили и не взмолились о том, чтоб вернуться в гостиницу. Для нас тут же было вызвано такси.
В темноте подсвеченные снизу московские небоскрёбы казались взлетающими ракетами.
43. Я не могу уснуть
Проводив нас до номера, Лида сообщила, что живет на этаже для гидов, и предложила обращаться к ней, если понадобится, в любое время дня и ночи.
Спать хотелось ужасно. Но за день у меня появилось такое громадное количество вопросов к Элвису — по поводу нашего дела, конечно же, — что я просто не могла пойти в кровать, не вступив с ним в переписку:
«Ты и правда думаешь, я справлюсь? Мне кажется, трибуна находится слишком высоко».
«Справишься, не сомневайся. Атомный пистолет сделан так, что может дострелить до высоты пятого этажа».
«А точно я сама не пострадаю? Эта площадь не такая уж большая. Ведь я буду близко!»
«Не волнуйся, мы всё просчитали. У тебя будет достаточно времени, чтобы спрятаться в бомбу. А бомба всё выдержит».
«А ты сам где будешь?»
«Буду следить за всем этим со здания Министерства. Там на крыше — вертолётная площадка».
«А как ты туда попадёшь?»
«У нас есть свои люди там. Ты же попала на крышу гостиницы в Вилко».
«Значит, ты будешь там с вертолётом, подашь мне сигнал, а потом, после выстрела, взлетишь и подберёшь меня? На это может уйти несколько минут».
«Я сразу буду внутри вертолёта. Он новейшей конструкции, взлёт на мгновенный по кнопке».
«Хорошо, а что потом? Куда мы двинемся? Как доберемся до дома?»
«Мы полетим на запад через Польшу, Чехословакию и ГДР. В Западном Берлине уже будем в безопасности».
«А вдруг нас собьют по дороге?»
«Зачем им сбивать нас? Чехи и поляки ненавидят советский строй. Помнишь, как СССР приводил их к покорности?».
«Да, но пустят ли нас через границы?»
«Об этом не волнуйся».
Об этом не волнуйся! Нет уж, буду волноваться!
«Может, есть способ уехать получше? У нашей агентуры нет секретного туннеля до Америки? Если мы уже летаем на Луну, то уж наверняка можно прокопать хотя бы один ход сквозь всю планету до другого полушария».
«Ава, хватит фантазировать. Я понимаю, тебе бы хотелось, чтоб мы просто провалились сквозь землю и исчезли, но это невозможно. Просто положись на меня».
«Я и так полагаюсь. А что касается проваливания сквозь землю — неправда, ты это умеешь. Ты же в Вилко это демонстрировал».
«О чём ты?»
«О том, как ты там бегал от летающей фиговины, а потом словно просто исчез. Кстати, давно хотела узнать, как ты это сделал?»
«Ты пишешь какую-то чушь. Иди спать»
«Это не чушь! Я просто хочу знать, как тебе это удалось?»
«Я понятия не имею, про что идёт речь. Тебе что-то приснилось».
«Ничего мне не приснилось, ты сам знаешь! Неужели так трудно сказать? Я тебе доверюсь! А ты? Скажи, ты прыгнул в дырку в сцене?»
«Да».
Это «да» выглядело то ли как «отвяжись», то ли как попытка зацепиться за первую подвернувшуюся версию. К чему эта скрытность? Зачем он ведёт себя так, словно ничего не знает о появлении летающей тарелки в Вилко?..
А может, он забыл?! Может, у него такие же провалы в памяти, как и у моего брата?.. Ситуация очень похожая… Если Элвис тоже болен, как я могу доверять ему?! Моя жизнь зависит от человека, у которого какие-то проблемы с мозгом. Господи…
Нет-нет, всё глупости! Элвис здоров. Если он не хочет обсуждать историю в Вилко, значит, зачем-то так надо. Хватит изводить себя дурными мыслями! До сих пор у него всегда всё получалось, почему же должно не получиться в будущем?
Нужно спать, а не надумывать себе!
Я быстро почистила зубы, надела пижаму и плюхнулась в койку. Элвис, к моему неудовольствию, решил лечь не просто отдельно, а в другой комнате (номер наш состоял из прихожей, гостиной и спальни).
Мы выключили свет. Казалось бы: ну, наконец-то, сейчас я посплю! Но не тут-то было. Как назло, сон сбежал от меня. Около получаса я провалялась в роскошной советской постели, вслушиваясь в советскую тишину и пытаясь отгонять всякие мысли. Потом сдалась и тихо позвала:
— Грег! Спишь?
— Не сплю, — раздалось из-за стенки.
— Знаешь, чего мне сейчас не хватает больше всего? Чего у меня давно не было и по чему я ужасно соскучилась?
